Глава 9. Друг. Часть 1 (2/2)

— Д-да, конечно, если хотите! Бабуля будет только рада, она всегда очень рада гостям! Я тут у бабушки гощу… — ещё более смущённо пояснил Антонин, всё никак не в силах оставить свою растрёпанную ветром густую шевелюру. — С предками отношения так себе, а бабуля всегда рада видеть и меня, и сеструху!

— Подожди-подожди, прости, что перебиваю… но это Фёдоровка? — оглядевшись, проговорила я, начав узнавать старые приметы, и Антонин растерянно кивнул мне, ведь названия деревни ни он, ни Том не упоминал. — Под Симферополем, да? — Ещё один полный растерянности кивок, а я так и сдерживала себя, чтобы не расхохотаться. — И Чёрное море совсем близко?

— Вон туда километр идти — и будет море, — он махнул широченной ладонью на запад, и я всё-таки не выдержала и рассмеялась, повернувшись к Тому, и тот с гримасой протянул:

— Только не говори, что…

— Да я восемь лет подряд ездила сюда на всё лето к бабке с дедом, они же здесь родились и выросли! — воскликнула я, пребывая на грани бреда и реальности. А затем снова повернулась к вконец ошалевшему Антонину и добавила: — Петровы Анастасия и Фёдор!

— Так Федька Петров только в школу в этом году пошёл… — прошептал он, и я хлопнула себя по лбу, вспомнив, какой на дворе был год.

— Точно, всё правильно!.. А мост через речку ещё жив? Или уже вконец развалился?

— А что ему сделается, мы с мужиками в прошлом году его построили. Стоит, как новенький, и ещё пять десятков стоять будет! — Антонин продолжал смотреть на меня, будто на умалишённую, и я снова рассмеялась своей забывчивости.

— Да, пять десятков, может, и простоит, а на седьмом начнёт разваливаться… постой, так это ты его сделал?!

— Ну да, — вконец растерялся он, и я повернулась к впавшему в прострацию Тому и воскликнула:

— Ты представляешь, мы с этого моста в речку с пацанами сигали прямо в воду! Там ещё гвозди постоянно торчали, я один раз напоролась на них… и потом два месяца в гипсе пробегала, у меня пятка была сломана! Мы обязательно должны туда сходить, прямо завтра!

— Пробегала? Со сломанной ногой? — вскинул брови Том, и я звонко рассмеялась:

— Не в кровати же мне лежать всё лето?! Меня Лёшка Сидоров на велике по всей округе катал, мы ещё умудрились с ним на обочину съехать и гипс вдребезги расколотить, когда воровали абрикосы у тёти Любы! Да вон там это было, прямо на повороте за этим домом! Я тогда чуть остеомиелит себе не заработала, но всё обошлось! — спешно добавила я, и он усмехнулся в ответ.

— Мда… а ты ещё удивляешься, почему у Тессы за первый месяц учёбы замечаний больше, чем у меня наград за все семь лет…

Антонин на это тихо засмеялся, понемногу придя в себя, а я проигнорировала шпильку в свой адрес и снова повернулась к нему.

— Так мы, получается, земляки, да?

— Получается, так, — хмыкнул он, и я подошла к нему поближе и положила свою бледную ладошку на его загорелое мощное плечо.

— Ты это… прости меня, что я натравила на тебя… зомби… и обсекундатов со скелетами… и армию нежити… и великанов с драконом… и Слизерина тоже. Я правда не хотела, это всё из-за него!

Я ткнула пальцем в Тома, и басовитый смех стал только громче. И вдруг Антонин легко приобнял меня за плечи и, наклонившись, тихо проговорил:

— Да ничего, фигня вопрос! Если б я мог управлять армией мертвяков, да ещё и драконов оживлять, а мне бы перешёл дорогу какой-то перец… я бы сделал точно так же. Ты молодец, круто держалась! Я даже чуть не обделался, когда тот дракон из воды вылез!

— О… а ты мне нравишься, — расплылась в улыбке я, и мне протянули мощную загорелую лапищу со словами:

— Так, в прошлый раз знакомство не задалось, поэтому предлагаю это немедленно исправить. Антоха. — И я крепко пожала её, ответив:

— Катерина. Так мы можем остаться?

— Кать, — проговорил он, теперь уже крепко прижав меня к себе одной рукой. — Мой дом — твой дом. Заходи и ни о чём не думай!

— О-о-о… прямо в сердечко! Ты такой душка! — протянула я, и вдруг со стороны раздался крайне недовольный голос Тома:

— А может, лучше Симферополь? Там куча мороженого, я куплю тебе целый магазин!

— Ты как хочешь, а я останусь здесь, — отмахнулась я, зайдя за ворота первой, и Антоха мне на ухо прошептал:

— Магазин на соседней улице, мороженого там завались…

— Да я знаю, — хмыкнула я в ответ и, обернувшись на Тома, картинно вздохнула: — Господи, такой ревнивый, что с ним и делать без понятия!

Антонин поддержал меня смехом, а Том с кислой миной поплёлся следом за нами, поняв, что выбора у него особо и не было. И видимо, радость встречи со старым другом заметно омрачало обстоятельство, что я с этим самым другом нашла общий язык куда быстрее его. Но только мы ступили на крыльцо, как хозяин дома остановил меня и шёпотом протянул:

— Вы это… проходите, не стесняйтесь, я не пошутил, но… моя бабуля… она очень любит гостей…

— Так ты уже говорил, — непонимающе похлопала глазами я, и Антонин, шумно вдохнув, наклонился ко мне ещё ближе.

— Кать, ты не понимаешь… она ОЧЕНЬ любит гостей… Ладно, моё дело предупредить, — быстро проговорил он на мой озадаченный взгляд, а затем закричал на весь дом: — Ба, ко мне друзья приехали, останутся пожить на пару дней!

Я чуть вздрогнула от такого оглушающего крика, а Антонин жестами показал на незакрытую входную дверь, мол, проходите. Я и прошла, но в сенях никого не было, впрочем, как и во всём доме, зато была отличная возможность хорошенько оглядеться.

Сам дом был большим, двухэтажным, снаружи выкрашен в приятный светло-зелёный цвет, отчего почти сливался с окружавшей дом зеленью, которой было в избытке. Внутри же он оказался таким же просторным и… родным, что ли. У моих бабушки и дедушки был примерно такой же, точнее, будет, они же оба только в первый класс пошли. Но всё будет точно так же, это я хорошо помнила…

Светлая гостиная на первом этаже, старенькая, но вполне себе годная мебель, в основном из дерева, не считая большого дивана и трёх кресел светло-бежевого цвета. Красный угол с иконами, кружевные салфеточки и вазы с гербариями, фотографии в деревянных рамках, которыми были завешаны почти все свободные стены, и он, главное достояние любого советского дома — сервант с хрусталём. Вероятно, из Чехословакии. Увидев его, я чуть не прослезилась, потому что даже у нас дома стоял такой же, и когда у мамы было настроение его помыть, мы вместе перемывали каждую рюмку, каждый графин и фужер, каждую тарелочку… а я слушала истории о маминой молодости.

Мне сразу стало как-то неловко, что мы свалились Антонину как снег на голову, да ещё и в гости напросились, что я сжалась и хотела попроситься на улицу, как вдруг где-то в глубине дома что-то затрещало. А следом раздался громкий старческий голос:

— Антоша, ты дома? Что ты там мне говорил? Я на улице была, кур кормила!

— Ба, у нас гости! Издалека, — выразительно проговорил Антонин, посмотрев мне прямо в глаза, и я окончательно замерла, не зная, чего ждать. А на пороге тем временем показалась и сама хозяйка дома, которой на вид было лет восемьдесят, хотя она очень неплохо сохранилась.

— Гости?! Батюшки святы, а я ж в таком виде!

— Ба, всё нормально!..

Антонин закрутился на месте, пытаясь выловить свою родственницу, но та будто испарилась, а после вновь послышался знакомый грохот, только громче. Тяжело выдохнув, Антонин как-то с мольбой посмотрел на нас, будто заранее извиняясь, и вдруг на пороге снова появилась его бабушка, только в совершенно другом виде. Вместо застиранного рабочего фартука и обычного однотонного платья, был бело-красный передник и такой же нарядный сарафан, а на голове — праздничный платок. И один только бог знал, как же она могла так быстро переодеться!

Бабушка Антонина же вышла к нам, держа в руках поднос с ароматным чаем, баранками и свежими пирожками, поставила всё это на журнальный столик перед диваном и махнула на него рукой.

— Проходите, гости дорогие, проходите! Ох, Антоша, хоть бы предупредил, право слово, я бы прибралась! Хоспади, какая у нас грязь вокруг, как неловко, как неловко!

Продолжая причитать, она резко махнула рукой, и вверх взмыли тряпки и метёлочки для пыли, хотя на мой взгляд, вокруг было очень даже чисто, особенно для деревенского дома, где всегда все двери нараспашку летом. И пока инвентарь для уборки занимался своим делом, бабушка Антонина приложила ладони к щекам и протянула:

— Антошенька, а откуда гости-то? Из города? Али из области другой?

— Из Лондона, Ба. Из Лондона, — важно отозвался Антонин, и его бабуля тотчас вскинула руки и протяжно заохала:

— Батюшки святы, что ж ты раньше-то не сказал, негодник?! Как далеко, как далеко! А они хоть по-нашему… разумеют?

— Эм… — протянула я, сделав шаг вперёд, а затем посмотрела на Антонина, не зная, как обратиться к его родственнице, и он шепнул:

— Азария Самуиловна.

— Азария Самуиловна! — громко проговорила я, подойдя ещё ближе к хозяйке дома, и та жалобно на меня посмотрела. — Я русская, я всё понимаю. Меня зовут Екатерина Сергеевна, я врач… целитель… доктор! — В конце концов я вспомнила, как же деревенские обычно называют мою профессию, а после спешно добавила: — И не переживайте, нам совсем ничего не нужно, мы ненадолго приехали в Союз! Можно у вас погостить немного?

— Конечно, можно, милая, конечно, — вздохнула Азария Самуиловна, взяв сухими ладошками мои руки. — Ах, батюшки, какая молодая, а уже дохтур! А какая красивая, хоспади! Как картиночка на выставке! Загляденьице, загляденьице!..

От такого переизбытка комплиментов я поплыла, дамы и господа, как размякший пломбир на солнце. А Азария Самуиловна усадила меня на диван, продолжая хлопотать.

— Садись, золотко, садись, с дороги же, устала небось! Чайку выпей, да с бараночкой, всяко лучше будет. Ах, какая же миленькая, какая хорошенькая, глаз не оторвать! И баба Роза я, все давно меня уже так кличут, да я не обижаюсь. Садись, родная, уважь старую!

Если бы у меня сейчас спросили какую-нибудь гостайну, я бы выложила всё, настолько я потеряла бдительность от такого бескрайнего потока чистейшей любви и доброты к абсолютно незнакомому человеку. Но тень в сенях я всё же заметила, а эта тень вышла к нам в гостиную и так и округлила глаза на нас с Томом. А вот Азария Самуиловна, заметив высокую белокурую девушку лет двадцати в простом рабочем платьице, закричала на весь дом:

— Наська, как ты вовремя! Иди на кухню, поможешь мне ужин приготовить, посмотри, кто к Антошеньке приехал! Анхлечане!

Но девушка продолжала глазеть на Тома, и я, кашлянув, вставила:

— Азария Самуиловна, а это мой… спутник… Том. Том Реддл. Он не говорит по-русски.

Я небрежно махнула на него рукой и взяла в руки чашку с чаем, а вот баба Роза благоговейно прошептала, не в силах отвести глаз от второго гостя:

— Батюшки святы, какой важный… а красивый-то какой… батюшки! Ох, Антошенька, что ж ты раньше-то не сказал, что к нам такие гости-то приедут? Какой важный, ох-ох-ох…

— Кейт, к твоему сведению, я всё понимаю, — надменно вмешался Том и, подойдя к хозяйке дома, ехидно добавил: — И даже могу кое-что сказать… Добрый день, мадам!

Я от такого кривого и с жутким акцентом, но всё-таки русского так и вытаращила глаза, а Азария Самуиловна, казалось, от переизбытка благоговения была готова отойти на тот свет, прямо здесь, посреди гостиной. И я, чтобы не смущать ещё больше пожилого человека, похлопала ладонью рядом с собой, приманивая к себе Тома, и тот, поняв, что от его вмешательства было только хуже, поспешил сесть ко мне, чтобы не отсвечивать.

— Ох, Антошенька, как же у нас всё просто-то для таких гостей! — чуть не плача от обиды, протянула Азария Самуиловна, наконец очнувшись, а затем снова прикрикнула на пришедшую девушку: — Настасья, пойдём на кухню, поможешь мне, право слово, ужин скоро! Ох, а у меня же почти и ничего не приготовлено! Ах, Антоша, бiс несчастный, надо было сказать, что такие гости приедут!

— Ага, и она бы для вас за одну ночь новый дом построила, — хмыкнул Антонин, подсев рядом в кресло, и по-хозяйски утащил свежую баранку. Я прыснула, а затем с беспокойством повернулась в сторону кухни, откуда начало греметь, причём весьма серьёзно, и задумчиво протянула:

— Антоха… бесполезно же говорить, что мы и сами можем себе что-нибудь приготовить, да?

— Не смей… даже думать об этом! — пригрозил мне пальцем он, и я аж подпрыгнула от неожиданности. А Антонин нагнулся ко мне и с той же серьёзностью добавил: — Кать, вам здесь никто не даст ничего делать, в доме точно, Ба сочтёт это за личное оскорбление и обидится до конца жизни! Так что расслабься и получай удовольствие.

Он вальяжно расселся на кресле и запрокинул голову, а я обречённо вздохнула и сделала небольшой глоток чая. И вдруг со стороны кресла прилетело:

— Что, давно на Родине не была?

— Очень, — выдавила я, чувствуя себя одновременно дома и нет… ох, как же я от всего этого отвыкла!

Азария Самуиловна, казалось, была везде. Она одновременно была и на кухне, и в гостиной, постоянно подливая нам с Томом свежий чай, и на втором этаже, видимо, готовя именно для нас комнаты, и на улице она тоже мелькала, выгоняя кур и прочую живность со двора! Поразительная энергия для человека её возраста! Даже Геллерт позавидовал бы такой, хотя он был тоже весьма активен и свеж. И постоянно, когда она появлялась в зоне видимости, слышались её причитания или оправдания, будто бы она была виновата, что не подготовила дом к гостям.

— Ох, Антошенька, как же так? А у нас всё по-простому, да-да! — обратилась она к нам, снова придя в гостиную, и одним махом руки заставила все тряпки и метёлки вернуться на место в чулан в коридоре. И, заметив мой слегка удивлённый взгляд, она ещё более виновато проговорила: — Не смотри так на меня, милая. Знаю я, что нынче модно этими вашими палочками колдовать, да вон не привыкла я, так она у меня наверху и валяется! Бабкино колечко-то мне больше по духу, у меня с ним и магия складнее выходит!

Вот теперь-то я заметила на иссушенной возрастом руке массивный перстень с красным камнем, который ярким угольком горел в полутьме. И я, подняв в воздух свою правую руку, оживлённо воскликнула:

— У меня тоже есть такой браслет! Очень удобно!

— Ах, какая умница! — вздохнула Азария Самуиловна и, подойдя ко мне поближе, ласково потрепала меня по щеке, что я ещё больше размякла. — Что за девочка, прелесть! Прелесть! Антошеньке бы жену такую, как бы я за него рада была, как рада!

— Я… уже замужем, — кашлянув, ответила я, а Антонин закрыл рукой лицо, хотя даже так было видно пылавшие щёки. — И у нас с мужем… двое детей.

Я не стала уточнять, чьи же именно были дети, а Азария Самуиловна в который раз всплеснула руками.

— Такая молоденькая, а уже двоих родила, ты посмотри! Золотко-то какое! И какая худенькая, надо же! Ой, загляденье одно! А я давно своему говорю, чтобы женился, а то скоро четвёртый десяток разменяет, а всё бобылём ходит! Не любит он свою бабулю, так я вам и говорю, не любит! Так и помру, правнуков на руках не понянчив!

Смахнув слезу, она опять растворилась в воздухе, вернувшись, судя по звуку, к делам на кухне, а я не могла посмотреть на Антонина без смеха и жалости одновременно, особенно зная его подноготную романа с Элли. А его лицо так и покрывалось багровыми пятнами, хотя меня в своё время родственники точно так же опускали при гостях… как же я его понимала, чёрт возьми! Но и на Азарию Самуиловну злиться смысла не было, она-то уж точно любила своего внука больше всех остальных вместе взятых.

Часа через пол и чашки три ароматного чая нас наконец позвали на кухню ужинать. И я так и замерла на пороге, увидев полностью заставленный яствами массивный деревянный стол.

— Это… это называется… ничего не готово? — прошептала я, и над моим плечом послышался ехидный бас:

— Да, Кать, это ещё «ничего не готово». А вот завтра Ба будет готова, так что держитесь…

— Может… может нам вам деньги отдать за еду? — сглотнув, предложила я, так как этой самой еды было столько, что можно было накормить целое племя в Африке, но Антонин категорически помотал головой и положил ладонь мне на плечо.

— Кать… моя бабуля очень любит гостей, особенно моих, а ко мне они вообще редко приезжают. Поверь мне, она ещё лет десять будет всем рассказывать, как вы приезжали, каждому встречному, и чем она вас кормила… не порти старому человеку минуты радости. Лучше поменьше думай и садись за стол, это тебе мои извинения за прошлые обиды.

— Ладно… — вздохнула я и уселась за стол, по длинной его стороне, а Том с Антонином уселись во главе каждый по бокам от меня.

Настасья к тому времени уже ушла из дома, и я так и не поняла, кем же она приходилась Азарии Самуиловне и Антонину. И теперь хозяйка дома уже одна кормила и поила нас изысканной кухней юга России.

Щи в горшочке прямо из печи, сало, жареная барабулька, всевозможное мясо, устрицы, свежие фруктовые компоты… глаза разбегались от обилия блюд, и я, набрав себе всего понемногу, и то не могла впихнуть это всё в себя. А Азария Самуиловна ещё и подкладывала всем в тарелку, постоянно интересуясь, получилось ли блюдо или нет. И когда мы кивнули на все имевшиеся угощения, а меня уже начало жёстко клонить сон, она подсела к нам за стол и, сложив руки в замок, повернулась к Тому и благоговейно протянула от всей души:

— Яскравий, як камінь бурштиновий! Такий сильний і такий серйозний! Такий хороший, що просто диво! Прекрасний, як грецький бог!

Том украинского не знал, это было видно по его слегка недоуменному выражению лица, а вот мы с Антохой давились от смеха от такого потока комплиментов бывшему Тёмному Лорду. Да уж, этот поганец определённо приглянулся Азарии Самуиловне, что она готова была молиться на него, как на нового бога.

— Женат ведь, как пить дать, женат… — вздохнула она уже по-русски, и я сквозь смех выдавила:

— Этот грецький бог разведён, причём уже давно, года четыре как. Да ещё и бывшая жена с детьми видеться не даёт… — И Азария Самуиловна мигом переменилась в лице, а её голос громом раздался по дому:

— Подла душа!.. Бісова душа! Лярва! Сто чортів їй в печінку! А щоб її Морана побила! А щоб їй голова облізла… Пiдлюка!

Мы с Антохой заорали как корни мандрагоры и чуть не уползли под стол, пока Азария Самуиловна продолжала заочно крыть меня отборнейшими ругательствами, она же не знала, что бывшая жена Тома была прямо перед ней. А сам зачинщик всего этого сидел и не понимал, что вообще происходит и куда ему деться.

— Ах ты, соколик, да ты не переживай так! — снова перейдя на русский, продолжала причитать Азария Самуиловна. — Да мы тебе знаешь каку жінку найдём! Вон Анька из соседнего дома, дочь кочегара! Румяна, хороша, красива! А косы-то, косы! Или Алка, та вообще комсомолка! А Светлана! Ах, какие у нас девки, какие девки, все твои будут, только пальцем махни!

— Соглашайся на Аньку! — на последнем дыхании прохрипела я Тому, и новая волна смеха пробрала нас с Антохой, окончательно прибив к стульям. К счастью, Азария Самуиловна была так занята обожанием Тома, что и не заметила наших с Антохой краснющих лиц и сдавленного смеха, как не заметила она и того, что мы, вообще-то, были уже на грани разрыва желудка.

— Ах, а я же про самсу-то забыла! Самса моя!

Вскочив со стула, она побежала доставать горячие пирожки в форме треугольников, и смех мигом сменился ужасом на моём лице. И Антонин, увидев это, аккуратно так протянул:

— Ба… может, на завтра оставишь? Мы уже наелись вроде как…

— А для кого я старалась-то?! — снова сменив ласковый тон на угрозы, воскликнула баба Роза. — Уж ежели не любишь старую бабку, то так и скажи, что уж душу травить-то?!

Антоха продолжения причитаний ждать не стал и быстро взял горячий пирожок с противня, а я тихо засмеялась бесконечной покорности и даже христианскому смирению на его лице, всё-таки бабушку он любил и даже очень. Но смех был буквально секундным, потому что как только самса оказалась на тарелке внука, Азария Самуиловна перевела взгляд на меня.

С такой же христианской покорностью я молча взяла свою порцию, и теперь уже Антоха тихо посмеивался над отчаянием на моём лице. А Азария Самуиловна тем временем подошла к Тому, умилительно улыбнулась и самостоятельно положила ему в тарелку аж два горячих пирожка, выражая тем самым наивысшую степень расположения.

— Кушай, кушай, миленький! Какой красивый, какой красивый!

Том стеклянным взглядом смотрел перед собой, пытаясь держать себя в руках, а когда Азария Самуиловна ушла зачем-то в другую комнату, я незаметно сунула жующему Антохе свой пирожок. Тот мигом изменился в лице, но не успела я ехидно хихикнуть и опустить глаза в свою почти пустую тарелку, как в ней снова оказалась самса. А Том, избавившись от половины угощения, отвёл взгляд в сторону, будто его очень заинтересовал сад за окном.

Слева от меня сразу раздался тихий смех, и я легонько пихнула под столом Антоху и всё-таки принялась щипать пирог в попытке съесть хоть что-то. А когда Том всё-таки соизволил посмотреть на меня, то я от его растерянного и полного смущения взгляда сама расплылась в улыбке.

— Что? Это русская бабушка, у меня такая же была! Она любит тебя просто за то, что ты есть и кушаешь. А если кушаешь хорошо, то она будет любить тебя ещё больше, если такое вообще возможно… Да будь ты хоть трижды разбойник-рецидивист, бабушка всё равно будет тебя любить. Мне кажется, скажи ты Азарии Самуиловне, что ты сирота, она бы усыновила тебя, не глядя на все твои прошлые заслуги!

— Это точно! — поддакнул Антонин, расправившись со своим пирожком и приступив к моему. — Приглянулся ты ей, Том. Да она тебя больше меня теперь любить будет, а я ей родной внук вообще-то!

— А ты, я смотрю, здесь как сыр в масле катаешься, — хмыкнула я, повернувшись к Антохе, и тот с набитым ртом ответил:

— А то! Мне надо было где-то перекантоваться после той заварушки в министерстве, подождать, пока страсти улягутся да про меня немного забудут, а здесь я как у бога за пазухой!

— Ох, бедненький, весь испереживался, пока страсти укладывались, — прыснула я, и теперь уже меня пихнули под столом, а в комнату тем временем снова вернулась Азария Самуиловна, да не одна.

— Антошенька, угости гостей… баба Нюра только вчера передала, вот, думала приберечь, да не буду!

Увидев на столе литровую бутылку со слегка мутным беловатым содержимым, я сразу же распахнула глаза и категорично замотала головой, поняв, что же было передо мной.

— Не-ет. Нет, нет, нет…

— Чуть-чуть, за знакомство, — протянул Антонин, дружески приобняв меня за плечо, но я снова категорично замотала головой.

— Нет… нет! Ты что, меня с одной стопки вынесет! Нет, Антоха, прости, но…

— Да ты же русская, что тебе от самогона хоть будет?! А у бабы Нюры он легче водки идёт, да совсем немного! Ему не предлагаю, его точно вынесет, но ты, Катюха?!

Откупорив бутылку, он плеснул в две рюмки перед нами той самой жидкости, и мне сразу же ударил в нос резкий запах свежего деревенского самогона. Поморщившись, я в который раз покачала головой, и только Том приподнялся, чтобы прийти ко мне на помощь, как Антонин приподнял свою стопку и заискивающе проговорил:

— Мы русские, с нами Бог! И самогон! Давай, Кать, я один пить не буду, надоело уже! Составь компанию хоть на один вечер! За знакомство!..

— Ох… ладно, — тяжко выдохнула я, уяснив, что отмазаться от ещё одного «угощения» точно не получится, да и хозяев обижать не хотелось. — Но только одну — и отдыхать!

— Обижаешь, — довольно расплылся в улыбке Антоха, и следом раздался звон от удара двух рюмок. И если бы я только знала, что же стояло за этой чёртовой улыбкой!

* * *</p>

— Ой, мороз, моро-о-о-оз, не-е-е моро-о-озь меня-я-я…

Поначалу всё было относительно неплохо, а самогон действительно оказался не так плох, как выглядел. Но в какой-то момент на столе появилась вторая бутылка, а Антоха где-то раздобыл гитару, хотя он вроде как никуда от меня не уходил, и со словами: «Щас спою!» начал музыкальную часть вечера. Причём начал с английских шлягеров пятидесятых, которые были мне более или менее знакомы, но чем меньше самогона оставалось в бутылках, тем песни становились… роднее. Пока мы, окончательно не перебравшись в гостиную, не засели в обнимку на диване и не заголосили старые добрые всем знакомые русские народные песни, которые младенцы впитывали с молоком матери ещё в первые дни жизни.

— Не-е-е моро-о-о-озь меня-я-а, мое-е-его-о-о коня-я-я-а!

— Классно поёшь! — выдохнул Антоха, пригубив ещё одну рюмку, и я, повторив за ним, прохрипела:

— Классно играешь! Слушай, ты такой… клёвый!

Сблизившись с ним ещё чуть-чуть, я крепко приобняла его за плечи, а в голове давно было пусто и легко. Там совсем ничего не было, кроме тех самых песен, которые были выжжены на подкорке, и чувствуется, состояние Антохи было близко к тому же. А вот Том, не выпивший за вечер ни грамма алкогольных напитков, сидел в кресле в стороне и пожирал нас злым взглядом, ведь я пригрозила ему ещё в начале вечера не устраивать сцен в гостях.

— Кейт, может, уже пора спать?

— Отстань, — невпопад махнула я рукой и снова прижалась к Антохе. А тот тихо промычал мне на ухо:

— Вот зануда!

— Клинический, — согласилась я, подозревая, что Антонин даже пьяным в стельку не стал бы говорить такого Тому в лицо. — А ты ещё песни знаешь?

— Да вагон, — отозвался Антонин, настраивая гитару чуть дрожащими пальцами. — Выбирай любую по своему вкусу!

— Блин, ты вообще крутой… — снова протянула я, забыв, что уже говорила что-то подобное, а он наклонился ко мне и выдохнул:

— Кать… я человек простой… но всегда держу своё слово! Я не все те умники, которые строят козни и вечно хотят кого-то… подставить. Я простой, понимаешь? Мне скажи: «Надо проучить вот этого», — и я проучу, будь здоров! И мне чхать, что он там натворил и кому дорогу перешёл. Есть деньги — есть работа, а остальное меня не волнует. Ткни мне пальцем на любого и скажи, что он тебе не нравится — и его завтра же не будет! Даю слово! И если я кому-то что-то пообещал — то это будет сделано в лучшем виде! Я простой работяга и дело своё знаю.

Я абсолютно не понимала, к чему была эта пространная речь, но она меня настолько вдохновила, что я снова прильнула к своему собутыльнику и протянула:

— Охренеть!.. Дай я тебя поцелую… — и смачно поцеловала колючую щёку, а со стороны одного из кресел послышался злой восклик:

— Кейт… завтра ты очень сильно будешь об этом жалеть! Я тебе это обещаю.

— Не буду, — капризно отозвалась я, уложив голову на мощное плечо. — Посмотри, какой он крутой! Давай… берёзу!

Снова послышались звуки гитары, и мы продолжили перебирать знакомые нам обоим песни, а за окном становилось всё темнее и темнее. Как и в глазах одного ревнивца, которого я почти и не замечала из-за количества выпитого…

— Слушай, а ты на речку сходить не хочешь? — вдруг предложил Антонин после ещё пары песен и пары стопок, и я подняла на него мутные глаза и прошептала:

— На речку?

— Да… ты ж говорила, что место памятное… в обед ещё…

— Ах да… точно! Хочу… с утра пойдём?

— А что до утра ждать? — Антоха отложил в сторону гитару и огляделся, и я неожиданно для себя заметила, что Тома почему-то рядом не было. — Спать ушёл поди… пошли, пока не проснулся, я дорогу и в темноте найду!

— А пошли! — наотмашь согласилась я, и мы, пошатываясь и обнимаясь, вышли из дома и пошли по знакомой тропе прямиком к месту нашей молодости…