Глава 9. Друг. Часть 1 (1/2)
***</p>
— Спасибо, что помогла мне перебрать ингредиенты для зелий… а то я так опозорилась с этим снотворным, до сих пор стыдно, — протянула я, укладывая в сумку последние вещи, и Кассандра тепло улыбнулась мне в ответ.
— Да не за что, Кейт! Как я рада тебя видеть, словами не передать! А ты надолго в этот раз уедешь?
— Без понятия, Кэс, без понятия… — вздохнула я и села на стул за барной стойкой.
В первой половине дня в субботу, восьмого октября, в зале «Гиппогрифа» был настоящий аншлаг. В выходной день люди стекались пораньше в весьма популярное местечко, чтобы пообедать в кругу семьи и друзей или же забронировать столик на вечер (хотя они все были заняты ещё неделю назад). Бумаги в руках нового менеджера, которого год назад нанял Морган взамен старому, так и горели, причём почти буквально, и бедняга бегал между столиками и пытался что-то придумать, чтобы угодить всем недовольным. Самого же владельца кафе мало трогала суета вокруг: пока я, ожидая Тома, болтала с Кассандрой, которая специально приехала ко мне в Лондон на выходных, чтобы проводить в новое путешествие, Морган задумчиво сидел сбоку от нас и неотрывно смотрел на шахматную доску, на которой осталось не так уж и много фигур обоих цветов. А напротив него сидел Томми, и вид его был чуть менее напряжённым.
Вздохнув от этой семейной идиллии, я снова перевела взгляд на Кассандру, и она протянула мне последний свёрток и положила тёплую ладонь на руку.
— Всё будет хорошо. Я уверена, что в этот раз тебе обязательно улыбнётся удача!
— Хорошо бы…
Честно говоря, настроение у меня было не самым радужным, и от новой поездки я уже не ждала чуда, пусть и бросать поиски точно не собиралась. Скорее, с моих глаз спала какая-то розовая пелена, и теперь я наконец осознала, каким же огромным на самом деле был мир, и какими все мы были маленькими по сравнению с ним. И где только были мои глаза до этого момента?
А вот в глазах цвета сочной травы напротив меня промелькнул какой-то странный огонёк, и Кассандра на мою вопросительную гримасу наклонилась ко мне поближе и с улыбкой прошептала:
— Знаешь, Кейт, я так рада, что вы с Томом… наконец нашли общий язык. И снова работаете в команде!
От подобного я мгновенно скривилась и прошипела:
— Кэс, ты вообще о чём?! Ты помнишь, что?.. Да я же замужем!.. И… — но она быстро перебила мои возмущения:
— Да помню я, Кейт, я всё помню! Помню. Я… я не то имела в виду… Просто… Тесса вот уже месяц сидит у меня на занятиях на первой парте, и знаешь, я… у меня сердце кровью обливается, когда я вспоминаю Тома в таком же возрасте. Я же его учила, такого же маленького! И тебя тоже… И помню как вы притирались друг к другу, сидели в библиотеке, что-то обсуждали… Конечно, ты мне потом открыла глаза на то, что творилось за моей спиной, но…
Кассандра опустила глаза на свои руки, а я сидела и переваривала услышанное, стараясь абстрагироваться от шума вокруг. С шахматной доски тем временем уползли ещё несколько фигур, и вдруг до меня донёсся едва слышный шёпот:
— Мой отец был далеко не самым хорошим человеком, и я тебе уже рассказывала об этом. Я одно время работала с ним и о его грязных делишках знаю прекрасно… Кейт, как же я его ненавидела после того, что случилось с Мисси, словами не передать. Даже смерти ему желала… — Кассандра подняла на меня полный боли взгляд, и я сглотнула, чувствуя её острую как бритва внутреннюю боль. — А сейчас иногда вспоминаю, как он приходил ко мне тогда… перед смертью… его взгляд… он ведь тогда раскаялся, Кейт, я это видела! Видела! Но из-за гордости не хотела признавать. А теперь думаю, сколько же он мог сделать хороших вещей, действительно хороших с его-то связями… скольким людям он мог помочь… Всё меняется: и мы, и всё вокруг нас… никто не остаётся прежним, особенно после сильных потрясений.
Ничего не говоря, я продолжала смотреть в полные боли глаза Кассандры, а та всхлипнула и сжала мою ладонь.
— Кейт, я говорю тебе это лишь потому, что мне в своё время это никто не сказал. Мой отец сделал много ужасных вещей, и наверное, он заслужил смерть, но… он мой отец, понимаешь? Он и хорошего немало сделал, особенно для своей семьи, сейчас я это понимаю, как никогда. И если бы можно было вернуться, я бы… я сказала ему то же самое, что сейчас говорю тебе. — Я тяжело вздохнула, а она ещё чуть ближе наклонилась ко мне и прошептала: — Мне кажется, Том тоже сможет исправиться, но не тогда, когда люди, которых он любит, его ненавидят… Я не прошу тебя забывать Дерека и быть с Томом, нет, делай так, как велит тебе сердце! Но тебе же самой будет легче, если ты отпустишь прежние обиды и дашь Тому шанс искупить свои грехи. Стать кем-то большим, чем бывший Тёмный Лорд… Тем более что вы сейчас так много времени проводите вместе, прямо как раньше… Сделай это ради Тессы, Кейт… и ради меня. — Я распахнула глаза, а Кассандра чуть слышно закончила: — Человека, который видел в маленьком пугливом мальчике, отвечавшем семь лет подряд на моих занятиях на одни «Превосходно», что-то хорошее. Оно в нём было и есть, Салазар прав. И я сейчас говорю тебе всё это не только потому, что он меня попросил. Я и сама так считаю. Надо всего лишь помочь Тому увидеть это хорошее в себе.
— Хорошо, — прохрипела я и смахнула с глаз проступившую слезу, настолько слова подруги тронули меня. — Кэс, я… услышала тебя.
— Это главное, — сквозь осколки боли улыбнулась она, и за спиной вот уже в который раз за утро прозвенел противный колокольчик. Я, устав от этого звука, оборачиваться не стала, а вот Кассандра посмотрела за мою спину, и её улыбка стала чуть шире.
— Добрый день, профессор Трэвис… Кассандра, — мигом поправился Том, подойдя к нам, и Кассандра так и засияла, а я закатила глаза, хотя и обещала быть помягче. — Кейт, чудно выглядишь, это платье тебе очень идёт! Готова?
— Ага, — вздохнула я, так как явление Тома в стенах «Гиппогрифа» значило только одно — опять пришло время покидать свою семью. И пока я напоследок обнималась с Кассандрой, Том подошёл к Томми, задумчиво оглядел доску и тихо протянул:
— Кажется, ход ладьёй здесь будет как нельзя кстати…
— Она мне ещё нужна, чтобы выиграть, — со взрослой серьёзностью ответил Томми, и Том, явно не ожидая, что его совет отклонят, так и распахнул от удивления глаза. А наш сын тем временем в прежней манере проговорил: — Мне до мата осталось всего два хода. Твой черёд, дедушка.
Морган, так и матерясь про себя, это и по взгляду было видно, пробормотал что-то себе под нос, но скомандовал одной фигуре на поле сделать ход, и её тут же разломала пополам другая, чёрная. А белый король вдруг кинул под ноги противнику свой меч и склонил голову.
— Нет, я ошибся. Один ход. Шах и мат, дедушка.
Томми с недетской серьёзностью посмотрел на побеждённого противника, и Морган вдруг стукнул кулаком по столу и прокричал:
— Да в кого хоть ты такой умный уродился, тебе ж всего четыре года?! — а затем вдруг обмяк и кинул в нашу с Кассандрой сторону: — Надеюсь, этого позора никто не видел…
— В папу, это он научил меня играть, — ответил Томми на риторический вопрос Моргана, и я потрепала его по тёмным каштановым волосам, вспомнив их вечерние занятия с Дереком, а к нам подсел темнокожий волшебник в изумрудной мантии, с которым Морган поцапался накануне на политические темы.
— Я это видел, Морган, и я не дам тебе забыть об этом! Проиграть четырёхлетке в шахматы, ну ты даёшь!
— Да ты сам попробуй выиграть у этого чертёнка, Скотт, а потом уже говори! — взбеленился Морган. — Сколько раз мы с ним играли по вечерам в Норфолке, и я ни разу не выиграл! А ведь у меня когда-то давно был разряд по этим самым грёбаным…
— Морган… — предостерегающе протянула я, а Скотт басовито рассмеялся и прогудел:
— Ладно, старик Морган, я сыграю с твоим юным дарованием, думаю, это будет несложно. Вы не против, молодой человек?
— Вовсе нет, сэр, — тоненько ответил Томми, скомандовав фигурам снова встать на поле. — Но я предпочитаю играть чёрными, вы не против?
Взрослые, услышав это, так и рассмеялись подобному тону, но Томми со всей серьёзностью смотрел на своего потенциального противника, и тот в знак уважения кивнул.
— А ты не так прост, как кажешься! Этот парень далеко пойдёт, я вам это гарантирую!
— На этом надо как-то делать деньги… — задумчиво пробурчал Морган, и только фигуры разошлись по своим местам, как он воскликнул: — Так, Скотт, хочешь играть с юной звездой шахмат — гони пять галлеонов! Вступительный взнос в шахматный клуб, — добавил он, и я не выдержала и прокричала:
— Морган!
— Что? — непонимающе уставился на меня он, а затем наклонился к Томми и шепнул: — Ты же не проиграешь? — Томми помотал головой, решительно намереваясь выиграть, а Скотт вновь рассмеялся и положил рядом с шахматной доской пять золотых монет.
— Это грабёж, старик Морган, но так уж и быть! Больно интересно, на что способен этот парень!
— Проиграешь — будешь должен ещё десятку, — прохрипел Морган, потирая руки в предвкушении лёгкой наживы, а его глаза заблестели нездоровым огоньком.
Партия началась, а я так и завыла от происходящего на моих глазах безобразия. И Кассандра, звонко рассмеявшись от моего выражения лица, подошла ко мне и приобняла за плечи.
— Не бойся, Кейт, я прослежу, чтобы взнос в их клуб не вырос больше двадцати галлеонов за партию, а то это действительно будет грабёж! — Я снова завыла, повернувшись к ней, а вокруг барной стойки как-то незаметно образовалась толпа зевак, которым стало интересно, чем же закончится партия маленького мальчика и старика. — Удачи вам!
— А что, нам уже пора идти? — всполошился Том, с примерно таким же маниакальным блеском, что и у Моргана, смотря на доску. — Как жаль, так интересно, чем всё закончится! — А, заметив мой злой взгляд, он развёл руки в стороны и протянул: — Что? Я и сам питаю немалую страсть к шахматам, сто лет в них не играл! И у меня, между прочим, тоже есть разряд по ним, ещё со школы…
— Мама, ты уже уходишь?
Томми, услышав наши пререкания, тотчас отвлёкся от доски, слез с высокого стульчика и подбежал ко мне, и я подхватила его на руки и крепко обняла.
— Да, мой милый, мне пора… Веди себя хорошо и хоть раз поддайся дедушке в шахматы, он тебя очень любит…
— Никаких поддаваний! — взревел Морган сквозь толпу наблюдателей. — Только вперёд, только к победе! Ох, сколько же мы с тобой накосим золота!..
— Морган! — в который раз воскликнула я, а тот мельком взглянул на часы на стене и протянул:
— А во сколько у тебя там портал, малышка? Ты не опоздаешь?..
В качестве последней меры я с мольбой в глазах повернулась к Тому, продолжая крепко обнимать сына, и он рассмеялся от моей гримасы и предложил:
— Мы можем и остаться, Кейт, только скажи! Я бы и сам сыграл с этим вундеркиндом, очень интересно!
— Сначала деньги, потом игра, — проворчал Морган, безуспешно приманивая Томми к себе. — И здесь, кстати, уже очередь…
— Я тебя люблю, мой хороший, и постараюсь вернуться побыстрее, — вздохнула я, поцеловала сына в обе щёки и наконец отпустила на растерзание престарелым шахматистам. Хотя кто кого ещё порвёт, было загадкой… а затем прикрикнула, ткнув пальцем на Моргана: — А с тобой мы ещё поговорим, когда я вернусь! Это будет скоро, глазом моргнуть не успеешь!
— Иди уже! — донеслось мне в спину, и мы с Томом вышли из шумного кафе на не менее шумную улицу, где как всегда было куча волшебников всевозможных мастей.
Всякий раз в груди появлялось это противное чувство тянущей скорби, когда мне приходилось уходить от своей семьи. И чтобы заглушить его, я взглянула на Тома, а тот словно этого и ждал, оживлённо смотря на меня в ответ. И почему-то я не сомневалась в причинах этого взгляда.
— Это Дерек его научил играть, ещё в конце весны, — вздохнула я, лавируя между людьми в Косом переулке, но о сыне мне было приятно говорить, в такие моменты грусть словно немного отступала, а Том явно желал узнать как можно больше, это и так было видно. — Я даже сама не знаю, как у него это вышло… но как-то вечером они сели за доску, пока мы с Тессой готовили на кухне, и Дерек начал показывать, как ходят фигуры, а Томми схватывал всё на лету… и через пару дней они уже играли… у них какая-то удивительная связь! Даже я не всегда могла объяснить что-то Томми жестами, а у Дерека это получалось с первого раза! Слава богу, Салазар сделал для нас эти каффы в середине лета, а то Томми пришлось бы непросто переучиваться к школе… хотя он очень смышлёный, очень! Поначалу, когда он только-только начал носить каффы, он и двух слов связать не мог, по-прежнему выражаясь жестами, а теперь… ты это слышал?! «Но я предпочитаю играть чёрными, вы не против?»
— Подожди-подожди, каффы? Но для чего они? Почему он не мог говорить?
От внезапного вопроса я так и встала посреди улицы, и Том, заметив это, обернулся и с крайним недоумением подошёл ко мне. Господи, я же так привыкла, что все близкие знали о нашей «проблеме», и мне не нужно было ничего объяснять, тем более теперь, когда и так всё было хорошо. Но Том выпал из жизни на четыре года… он выпал из нашей семьи, а потому не знал ничего про особенности сына. Нашего с ним сына.
— Томми глухой, — прохрипела я, так как горло за одно мгновение будто пересохло. — Он глухой с рождения, хотя я ещё до родов знала, что так и будет…
— Но почему? Что случилось?
Он не понимал. Он правда не понимал, и мои губы сами по себе растянулись в кривую ухмылку. От улыбки там не было и следа.
— Ты можешь ненавидеть Дерека до конца своей жизни, но это именно благодаря ему я стою сейчас рядом с тобой, а наш сын играет с дедушкой в шахматы… именно из-за него. — Том по-прежнему с растерянностью смотрел на меня, и я наконец нашла в себе силы, чтобы уйти с дороги в тень и прошептала прямо в лицо своему спутнику: — Я должна была тогда умереть. Нет, не от пореза, хотя он был глубоким… у меня было что-то вроде депрессии. Ледяная хандра. У меня просто не осталось сил жить, и я медленно умирала у тебя на глазах… а Дерек меня спас. Он оградил меня от тебя и поил лекарствами, очень сильными, и одно из них… оказалось ототоксичным. Да ещё и шёл первый триместр. В итоге это повлияло на слух плода, и Томми родился полностью глухим. Но я не виню его, Дерек сделал всё, чтобы мы оба выжили, и я буду благодарна ему до конца своих дней… Знаешь, ты как-то говорил, что твоя мать умерла потому, что она… просто сдалась, да? Она родила тебя и тихо умерла без всяких причин, верно? Вот и меня постигла бы такая же участь, теперь я её понимаю, как никогда… Какое-то семейное проклятие, честное слово…
— Отец бросил мою мать в Лондоне без денег и жилья! — прошипел Том, больно схватив меня за предплечье, и я тотчас подняла на него глаза. Резко выдохнув, он сразу же разжал ладонь, а после уже чуть спокойнее проговорил: — Моя мать обманула отца, и тот бросил её, когда обман раскрылся… я не знаю, на что она надеялась, но…
— Она слепо надеялась на счастье, — протянула я, смотря прямо в тёмно-багровые глаза, в которых полыхали угли. — Как и любая другая женщина в подобной ситуации! Разве она виновата, что полюбила твоего отца, каким бы он ни был? Разве она виновата, что пыталась бороться за свою любовь, как могла? А когда эта надежда на счастье разбилась, она и перестала хотеть жить. Ей это уже было ни к чему…
— Да, но, Кейт, я же не бросил тебя! — Том снова повысил голос, и на нас обернулись пара прохожих, правда, они быстро ушли, едва заметили злой взгляд человека рядом со мной. — В отличие от своего отца, я женился на тебе, я сам уговаривал тебя… я был готов уронить весь мир к твоим ногам, я бы ни за что не оставил тебя!
— А ты помнишь слёзы радости на моих щеках во время нашей свадьбы? — прохрипела я, и Том тяжело выдохнул и зажмурил глаза, будто от боли. А затем прошептал:
— Я помню твои слёзы, Кейт, все до одной, но радости в них не было ни капли… ни разу…
Ещё один болезненный нарыв вскрылся, и гной тёк наружу, очищая застарелую рану и давая ей тем самым шанс затянуться. Наверное, так будет каждый раз, когда мы с Томом попытаемся обсуждать наше непростое прошлое, но… на секунду у меня возникло странное чувство, что в отличие от прошлых лет, меня впервые слышали. Меня наконец услышали. А в сознании всплыл недавний разговор с Кэс и моё обещание дать кое-кому шанс… искупить свои грехи. Для начала хотя бы осознать их. Ну как, милая, я справляюсь со своей задачей?
— Пойдём, — вздохнула я, аккуратно положив ладонь на плечо привычного чёрного пиджака, и Том сразу поднял на меня взгляд. — У нас портал через семь минут, а надо ещё через министерство пройти… не хочу опоздать и дожидаться следующего, будет очень непросто второй раз организовать его.
Он кивнул, молча взял меня за руку и быстро взмахнул палочкой… и в следующее мгновение мы уже стояли перед красной телефонной будкой, открывавшей проход в министерство магии Великобритании. И я, чтобы сбросить то противное напряжение между нами, картинно вздохнула, зайдя в будку, и протянула:
— Ох, неужели я смогу помочить ножки в Чёрном море, сто лет там не была! Красота-то какая… надеюсь там ещё тепло…
— Там сейчас тепло, я смотрел прогноз, — усмехнулся Том, талантливо делая вид, что несколько минут назад ничего не произошло. — Так что искупаться получится… тем более что Карадагский змей — это водное животное, как и анаконды… надеюсь, ты взяла с собой купальник?
— Даже два, — хмыкнула я, первой выйдя в просторный Атриум, в котором почти не было людей. — Но сильно губу не раскатывай, они оба закрытые.
— Какая жалость… — донеслось до меня, и я легонько пихнула Тома в бок и направилась прямиком к волшебным лифтам.
Конечно, холодная война и железный занавес никуда не делся, но я была лично знакома с текущим министром магии и ещё парой важных людей, и потому портал в Крым нам всё-таки устроили, заранее взяв всевозможные расписки, что мы едем исключительно в туристических, а не политических целях. И мы были предупреждены, что если каким-либо образом пересечём оговорённые границы предполагаемых поисков без предварительного согласования, то наше правительство уже нам не поможет… Но нарушать закон в мои планы не входило, а потому мы приняли все правила и наконец получили возможность перенестись на мою родину… Симферополь.
Нет, родилась я, вообще-то, в другом городе, но в Крыму бывала частенько, особенно в детстве, потому что у меня жили там дед с бабкой. Но всё равно даже крохотный кусочек моей родины был для меня домом, и сердце бешено колотилось в груди, когда я распахнула глаза после перемещения и увидела до боли знакомые суровые вечно недовольные лица госслужащих… вот уж чего-чего, а это было не подделать.
Встретили нас прохладно, но портал был согласован на самом верхнем уровне, партия знала, кто, куда и зачем едет, а потому вопросов к нам было немного. И мы, пройдя проверку багажа (который я тоже тщательно перебирала дома с учётом строгих правил Советского Союза), наконец вышли на улицу.
Я еле удержалась на ногах, увидев одновременно знакомые и как будто чужие улицы, залитые послеобеденным солнцем. Здания, которые в моё время трещали по швам, стояли как новенькие и блестели свежей штукатуркой. По улицам проезжали троллейбусы и автобусы с закруглёнными корпусами, покрытые новой яркой краской. Я с выпученными глазами смотрела на это чудо, а также на легковые машины, названий которых не знала и вовсе, такой это был раритет, пока Том не одёрнул меня и не повёл по улице. Да уж, встретить привычный хёндай солярис или киа рио точно не приходилось, даже стыдно стало, что из нашего автопрома я знала только ладу…
Мы прошлись по центру, где под землёй и находился департамент советского министерства магии, и только Том собрался трансгрессировать куда-то ещё, как я распахнула глаза и прошептала:
— Смотри… я такие только в старом кино видела… у тебя есть мелочь?
Том посмотрел на меня, как на сумасшедшую, но порылся в карманах и протянул мне на ладони различные монетки, среди которых оказалось и несколько советских копеек. И я, взяв три штуки, с благоговейным трепетом подошла к автомату с газированной водой. Он был красный, манящий и очень красивый. И я, припомнив рассказы своей любимой бабули, кинула монетки в щель под мелочь и стала ждать.
Пластиковых стаканов не было и в помине, но у меня была личная чашка где-то на поверхности сумки, и я подставила её в нужный отсек. И газированная вода полилась живительным потоком до самых краёв чашки. Боги, какой же она была вкусной!
У меня чуть слёзы не проступили на лице от счастья, а Том тихо смеялся, пока я смакую каждый глоток с таким видом, будто стою у источника вечной молодости. И каким же искушением было не потратить всю заначку из мелочи у того самого автомата… но мои планы резко поменялись, когда на другой стороне оживлённой улицы я не заметила ещё кое-что.
— А теперь мы можем идти? — с усмешкой поинтересовался Том, когда я сунула чашку обратно в сумку, но я помотала головой, схватила за руку и потащила на пешеходный переход.
— Нет, ещё одна вещь…
— Какая, Кейт? Ты забыла? Мы ищем кое-кого…
— Да-да, но я не прощу себе, если мы не попробуем этого… идём.
Том пребывал в полной растерянности, но я была непоколебима! И когда мы наконец зашли в небольшой продуктовый магазинчик, я сразу же ломанулась к морозильнику изучать ассортимент.
— Кейт, здесь очередь! Пойдём!
— О да, я знаю, — довольно протянула я, почувствовав удовлетворение от ещё одного неизменного атрибута своей родины, а затем встала за пухлой тётенькой, с любопытством косившейся на нас, как впрочем, и все остальные, ведь до сих пор мы между собой говорили по-английски. На нас даже тыкнули пару раз пальцем, видимо, и выглядели для советского быта мы довольно странно, но я не обращала на это внимания. И когда подошла моя очередь, то я на чистейшем русском произнесла: — Будьте добры, два пломбира в стаканчике, пожалуйста.
Грузная продавщица за прилавком вытаращилась на меня, как и все остальные посетители магазинчика, но мороженое всё-таки достала, и я, заплатив оставшейся мелочью, протянула один стаканчик Тому, а второй принялась уплетать сама, быстренько отклеив этикетку сверху.
— Мороженое, серьёзно?
— М-м-м… фантастика! Это лучшее мороженое в мире! Во всей Вселенной! Ну как?
Том был явно скептически настроен, но всё же откусил немного пломбира, правда, эмоциональный отклик оставлял желать большего.
— Ничего… нормально. Так мы из-за этого время теряем?
— Нормально?! — взревела я, а всё больше людей стекалось в магазинчик посмотреть на жарко спорящих иностранцев с мороженым в руках. — Нормально?! Да это… м-м-м… мама миа! Белиссима!
— Ты не итальянка, Кейт, — рассмеялся он, но я продолжала возмущаться:
— Да плевать мне на это! Я готова серенады петь этому превосходному пломбиру на любом языке мира! В моё время такого уже точно не будет, поверь мне… да даже в Лондоне такого сейчас нет! А ты говоришь: «Нормально»! Ты хоть в прошлый раз его пробовал, когда приезжал сюда? Ты же говорил мне, что был в Союзе…
— Нет, не пробовал, — просто пожал плечами Том, выведя меня на улицу подальше от собравшихся зевак. — Не до этого было. Но неплохо, да, ты права.
— «Неплохо»?! Ты безнадёжен… — тяжело выдохнула я, а сладкое лакомство так и таяло у меня во рту, даря приятную прохладу в действительно жаркий для октября день. И с набитым ртом добавила, приподняв стаканчик: — У тебя эмоциональный диапазон как у этой вафельки!
— Ты ошибаешься, Кейт, — усмехнулся он, откусив свою вафельку от стаканчика. — Эта вафля будет куда сентиментальнее меня…
— Даже спорить не буду…
Пока я восторгалась ванильным пломбиром за нас двоих, мы незаметно свернули с оживлённого проспекта в неприметный переулок, и Том, доев своё мороженое (а я свою порцию умяла удивительно быстро), перенёс нас из большого города в сельскую местность подальше от любопытных глаз.
Если город показался мне необычным и даже странным, то в деревне всё было более или менее знакомо. Можно даже сказать, что почти ничего не поменялось, разве что некоторые дома выглядели новее остальных, да деревья немного моложе. Но те же куры, те же заборы, те же фруктовые деревья и то же сено. И отсутствие нормальных дорог, разумеется. Да, здесь было всё, к чему я так привыкла летом у бабули и дедули, и за семьдесят лет обстановка здесь или в любой другой деревне изменится мало.
Сначала мне показалось, что Том выбрал населённый пункт совершенно случайно, и мы в скором времени прыгнем куда-то ещё, но мой проводник целенаправленно вёл меня куда-то, вчитываясь в железные таблички названий улиц и номера домов, и мы наконец вышли к одному весьма зажиточному, почти на самой окраине посёлка. И там, у деревянных ворот под сенью грецкого ореха, сидел богатырь с каштановыми, обожжёнными солнцем кудрями, в белоснежной сорочке и удобных тёмных брюках, закатанных почти до колена, и, безразлично смотря на улицу, грелся на осеннем солнце и жевал травинку. Правда, заметив нас, незнакомец как-то выпрямился и даже привстал, а у меня в сознании начал постепенно всплывать знакомый образ…
— Да быть этого не может! — наконец раздался рёв, и мужчина побежал к нам, а я таки вспомнила его имя: Антонин Долохов. Верная собачка Тёмного Лорда. — Живой! Правда, живой!
— Здравствуй, Антонин! — Обычно скупой на эмоции Том вдруг вполне себе звонко рассмеялся и, подойдя ближе, крепко обнял своего прихвостня, а тот словно не верил своим глазам. — Рад тебя видеть!
— Да у меня глаза окосели, когда я увидел письмо! — продолжал гудеть Антонин, держа Тома за плечи. — Вы же… вы же тогда!.. Нет, я помню, я всё помню, но вы!..
— Ты, Антонин. Я думаю, это уже ни к чему. Но это действительно я.
Антонин от переизбытка чувств басовито рассмеялся на всю улицу, а затем, словно не зная, что ещё сказать бывшему работодателю с непомерными амбициями, зацепился взглядом за меня. И его лицо вот уже второй раз перекосило от эмоций, только на этот раз этой эмоцией был ужас. А я, натянуто улыбнувшись, легонько помахала рукой, стараясь не вспоминать, при каких же обстоятельствах мы виделись в последний раз.
— Добрый день! Смотрю, у вас перестала дёргаться бровь, Антонин? Наконец привели нервы в порядок?
Антонин кашлянул пару раз, будто пытаясь прийти в себя от ядовитого укуса, а затем посмотрел на меня одновременно с опаской и смехом протянул:
— Так это… свежий воздух… море, солнце… водочка… в таких условиях любой успокоится! Но спасибо за заботу, мне очень приятно, что вы обо мне помните…
— М-м-м… как заманчиво, — усмехнулась я, пытаясь держать лицо, насколько это возможно. — Мне бы такая реабилитация точно не помешала…
И Антонин Долохов, снова усмехнувшись сарказму в моих словах, приветливо распахнул руки и воскликнул:
— Добро пожаловать в Крым! Здесь сбываются все мечты!
Теперь была моя очередь смеяться достойному ответу, а Антонин тихо протянул, то и дело поглядывая то на меня, то на Тома:
— Так вы… так вы теперь… вы теперь вместе? — и Том неуверенно протянул:
— Эм… — но я быстро подошла к ним и категорично помахала пальцем.
— Нет, мы не вместе!
— Но сейчас мы как бы «вместе»! — очнулся Том, показав на нас с ним, и я ещё более категорично заявила ему:
— Мы пришли сюда вместе, и на этом все наши «вместе» заканчиваются в любом смысле этого слова, тебе ясно?
— Так… а зачем вы тогда сюда пришли? — непонимающе вставил Антонин, и я ещё более ядовито улыбнулась и пропела:
— Ваше темнейшество, а вы не хотите рассказать старому другу, зачем мы всё-таки сюда пришли?
Человек напротив нас тихо рассмеялся, и его тёмные кудри так и качались в такт движениям головы, а Том выразительно поджал губы и вдруг воскликнул:
— Кейт… Кейт хотела попробовать советский пломбир! Такая вкуснотища, я и сам еле устоял! Фантастика! Потрясающе! В жизни не пробовал такого лакомства!
Смех усилился, а я, не выдержав двойного удара, со всего размаху наступила кому-то на ногу, и тотчас раздался полный боли вопль:
— За что?! — но я повернулась к Антонину и твёрдо проговорила:
— Моему мужу, Дереку Гампу, полтора месяца назад стёрли память обо мне. Полностью.
Антонин сразу же перевёл взгляд на прыгающего на одной ноге Тома, и тот сквозь зубы процедил:
— Случайно! Случайно стёрли… я просто мимо проходил, а там… всё как в тумане!
Я на такое демонстративно закатила глаза, и только Антонин повернулся ко мне за дальнейшими разъяснениями, как я так же нехотя ответила:
— А Дерек очень любит редких животных, особенно змей… и сейчас он приплыл в Крым за Карадагским змеем. Буквально только вчера причалил к берегу. И единственный способ найти его — найти этого змея, но мы не знаем, где его искать…
Я с болью выдохнула, а Том наконец встал на обе ноги, отряхнул чёрный костюм от пыли и выдохнул:
— Антонин, поможешь нам найти его, ты же здесь каждый клочок земли знаешь? Я в долгу не останусь!
Какое-то время наш новый сообщник задумчиво смотрел то на меня, то на Тома, будто пытаясь понять, что же от него всё-таки хотели, а затем почесал затылок и протянул:
— Так… да, конечно! Без проблем, так бы сразу и сказали в письме! Я знаю одного парня, который знает другого парня, который знает мужиков, которые покупают у контрабандистов клыки этого самого змея. — Я на такую цепочку невольно округлила глаза, но Антонин небрежно махнул рукой и беспечно добавил: — Всего пару дней, и мы уже будем знать, где ловят этих тварей, пустяки! Он же только причалил, да? Неделя в запасе есть, а то и не одна, гарантирую.
— Спасибо, — благодарно выдохнула я, а затем повернулась к Тому, не зная, что ещё сказать… и что делать дальше, так как поиски явно начнутся не прямо сейчас, ведь без Антонина нам действительно было нечего делать. И Том, прочитав всё это в моих глазах, осторожно протянул:
— Предлагаю… трансгрессировать снова в Симферополь… или Севастополь… здесь вроде рядом… и найти жильё, где можно будет остаться на ночь. Заодно и по городу погуляем, ты снова угостишь меня мороженым!
Я на такое предложение пожала плечами, ведь погулять по знакомым местам и наесться вдоволь вкуснейшего мороженого было неплохой перспективой, но Антонин вдруг словно очнулся и замахал руками на дом за своей спиной.
— Так вы… это… можете и здесь остаться, если хотите! Дом большой, почти все комнаты пустые, места хватит всем…
— А правда… можно остаться? — осторожно переспросила я, так как мне к жизни в деревне точно было не привыкать, и он почему-то покраснел и смущённо поправил волосы.