глава 8 (1/2)
Тсунаеши словно бы ныряет — он точно не может дышать какие-то секунды — а потом его вместе с темным силуэтом, оказавшимся темноволосой девушкой, выкидывает в какую-то комнату на пол. Спина ноет, но он подрывается с места, когда видит, как на пол капает кровь. Реборн увидел? Он выстрелил? Тсуна нервно усмехается, стараясь не думать, что будет, когда он вернется, но сейчас явно не тот момент, чтобы сожалеть. Он переворачивает ее лицом к свету, никаких ранений, только кровь из носа, но текущая так сильно, что это страшно. Давление? И что он может в данной ситуации сделать? Девушка лёгкая, даже с его околошкольной физической подготовкой поднимается на руки легко. Нужно как-то охладить. Холод помогает от температуры, холод замедляет в принципе естественные процессы организма. Почему сейчас не поможет?
Он доносит ее до ванной, дверь выделяющаяся, без стекол, в отличие от остальных в доме, осторожно опускает, поддерживая под голову, и включает кран на самую холодную. И ждет. Больше ничего не остается.
Кровь по крайней мере точно перестает идти.
Наги просыпается от колкого ощущения в конечностях. Над ней кто-то облегченно вздыхает, выключая шумящий поток воды. Что-то начинают говорить, но, встретив, растерянный взгляд, выругиваются под нос, и спрашивают уже на английском:
— Are you alright? Does anything hurt?
Мозг соображает медленно, но он формулирует определенную эмоцию благодарности. И даже целую фразу на языке, который ее родители и репетиторы додали едва ли на уровне Elementary:
— I don't speak English.
Она утащила с собой человека, с которым даже не может нормально общаться, это выглядит, как катастрофа.
Юноша взволнованно вьется рядом, и Наги чувствует его тепло даже когда закрывает глаза. Она не знает точно, что это, Мукуро рассказывал о странном Пламени мало, потому что знал столько же, но на подсознательном уровне тянется и потому не воспринимает как угрозу. Он помогает ей добраться до комнаты, неловко отворачивается, когда она меняет одежду, извиняется (видно по жестам) на незнакомом языке, когда видит, как девушка высушивает в мягкой ткани телефон, который оказывается водонепроницаемым и удивленно о-кает, когда под нос пихают гугл переводчик. Наги знает, что она хорошо решает проблемы, спасибо.
«Как тебя зовут?» — написано на сенсорном экране, и он возвращает ей телефон:
«Я Тсунаеши Савада. Как зовут тебя?»
Наги замирает, не зная, как ответить. Подставляться, называя свое имя, после того как украла человека? Добровольно, но все же. У него вроде был довольно опасный спутник.
«Я Хром Докуро».
Она надеется, что Мукуро не будет против того, как она исковеркала его фамилию.
Юноша — Тсунаеши — кивает и вбивает торопливо пальцами новые слова. Сколько ему лет? Кто он? Почему от него тянет ощущением того, что он может помочь? Хром хочется задавать вопросы, но они кажутся слишком личными, слишком лишними в данной ситуации. Все-таки им надо торопиться. Мукуро пропал. Мукуро ее единственный друг.
«Зачем я тебе нужен?» — новый вопрос от Тсунаеши выглядит так. Наги хмурится. Она просто надеется, что ее не посчитают за сумасшедшую. Она всегда может доказать, что все, что она знает и видит, и делает — правда.
«У меня есть друг», — начинает она печатать, Тсуна придвигается к ней и заглядывает через плечо. Для той, кто переживала школьную травлю особенно страшную от мужчин Наги ощущает себя слишком спокойно с мужчиной за спиной. — «Он появился в моей голове после смерти родителей. Мы связаны… через Туман. Это такая вещь, которая может создавать иллюзии…»
Тсунаеши знает, что такое Туман. Реборн объяснял ему и спрашивал потом вопросы. Тсунаеши было просто страшно отвечать неверно, поэтому все слова он слушал внимательно настолько, насколько мог, пока не начинала болеть голова или пока не смаривало в сон. За пять дней не научишься многому, но он помнил основы. Туман — это Пламя, такое же, как и все остальные, как бы нелогично сочетание этих слов не звучало. Его специализация — создание: чаще всего, конкретно нематериальных иллюзий, настолько страшных, насколько возможно. Савада вспоминает «зомби» в отеле и вздыхает. Это явно были не просто галлюцинации.
«…он говорил, что мы связаны», — продолжает Наги, — «и он восстановил мне утерянные органы своими иллюзиями. Они до сих пор на месте. Но его голоса нет. Я его не слышу. Мне нужна помощь».
Тсунаеши вертит телефон какое-то время в руках прежде чем напечатать вопрос:
«Ты связана с мафией?»
«Мои родители были связаны. За это убиты. Если это допрос, то у них при посмертной экспертизе были найдены красные точки в не самых очевидных местах. У меня их нет. Я могу доказать», — Наги поднимает взгляд, Тсунаеши качает головой. Он спрашивал не для этого, а просто чтобы уточнить по поводу Пламени, но… очередной ребенок, родители которого полезли не туда, куда нужно? Почему даже в мире, который получил наказание в виде клейма за каждое убийство, люди ступают на темную дорожку?
«Я тебе верю», — отвечает он. — «Что я могу сделать? Чтобы помочь?»
«У тебя что-то есть внутри. Что-то, что питает мои силы. Мой друг говорил, что я могу делать то же самое, что и он, но у меня никогда не получалось…» — Наги замирает, обрывая свою внезапную честность, но, вздохнув, решает продолжать. — «У меня не получаются масштабные иллюзии. Возможно, мне не хватает воображения. Но, когда я приблизилась к тебе сегодня, я смогла подавить сознание людей и даже создать портал, который перенес нас сюда. Даже несмотря на то, что мне стало плохо, это огромная разница. Ты питаешь меня. И меня тянет к тебе».
«Ты собираешься использовать меня как батарейку?» — усмехается Тсунаеши.
«Да», — получает он незамедлительный ответ. — «Я еще не знаю, как, но я разберусь. Даже если ты будешь против, то, как меня тянет к тебе, что-то значит. Я не могу упускать шанс».
«Это было честно».
«Я ненавижу лгать».
Тсунаеши слышал другое: Туманы много лгут. Так много, что в итоге запутываются сами, где ложь, а где правда, где их настоящее, а где выдуманное. Он на самом деле краем сознания, тем самым, которое обучалось несколько лет в хорошем университете, думает, что голоса в голове — это весомый повод найти психотерапевта. Но другая часть, которая уже увидела нечто, похожее на чертову магию (парень, твоя неделя в принципе похожа на низкокачественное городское фэнтези с дорожным приключением, где в итоге ты станешь боссом, бла-бла, типичный рассказ на книжной полке для легкого чтения), говорит, что это мог действительно быть голос другого человека, который замолчал сейчас, которого хочется снова услышать.
«Я помогу, чем смогу», — вздыхает Тсунаеши, напечатывая ответ. — «Но я умею немногое».
Наги думает, что уметь необязательно. Ее Туману хватит чужого жара чтобы распространиться. Еще она думает, что Мукуро умеет занимать чужие тела — и если что, в крайнем случае… он может занять место этого парня. Она видит его впервые. Мукуро ее единственный друг. Ее нельзя осуждать за это.
«Хорошо, тогда мне нужно восстановиться после всего, и можно приниматься за дело».
Тсунаеши только хочет похвалить за заботу о себе, но Хром открывает аптечку, находя сомнительного вида таблетки, и он может только уронить голову в ладони и вздохнуть. С каких пор напичкать себя препаратами считалось полноценным восстановлением?
***
Реборн понимает, что у него начинает сдавать самоконтроль, когда ни в одном конце этого гребаного города, ни в одном месте, в котором обычно собираются мафиози, он не чувствует этот Туман, но это означает только то, что ему придется побегать еще чуть-чуть. Париж по площади меньше, чем Рим, с этим не должно быть проблем. Он не скучал по ощущению длинных марафонов в несколько часов, но для чего-то же он был Солнцем? Ускорение? Отлично, время показать, что то, что прописано в энциклопедиях школы мафии, является правдой.
— Кофе. Самый сладкий, что у вас есть, — он опирается на стойку островка с кофе посреди парка и устало выдыхает. Продавщица вежливо кивает:
— Сахара побольше или сиропа?
— Можете всего и сразу.
Она весело улыбается, отходя к автоматам посередине светлого зонтика.
Куда бежать дальше? Туман был не самым сильным — не сравнится с Вайпером — но ему хватило сил на то, чтобы телепортироваться. Другой вопрос: куда? Реборн забирает стаканчик, чтобы выпить его за несколько глотков, и шало осматривается по сторонам: насколько хороша идея вернуться к отелю и попытаться обыскать ближайшие улицы? Или уже опоздал? Париж шумный, богатый, у его жителей, особенно тех, кто ближе к центру, должно быть достаточно денег, чтобы убраться отсюда в кратчайшие сроки, и единственное, что успокаивает спешащего обратно мужчину — это факт, что Саваду не пытались убить. В заказе, который попал в сеть, была указана цель как лишение жизни и оплата, никаких похищений, и это дает ему слабую, но надежду на то, что с мальчишкой все будет в порядке, когда он его найдет.
Зато не в порядке с его нервами.
— Вария хочет лишиться еще парочки своих людей? — чуть ли не рычит Реборн, видя людей в форменных одеждах, протягивая руку к кобуре под пиджаком, и выглядит он то ли слишком заебавшимся, то ли слишком опасным, то ли все вместе, но от него буквально шарахаются на пару метров прочь. — Пошли вон отсюда, пока я не оставил еще и в вас пару пуль, как и в офицерах вчера.
— Насколько я знаю, одного из них и без пуль вполне спокойно остановила Фонг, — шелестящий голос доносится из тени карниза, и Реборн, переведя взгляд туда, лишь обреченно вздыхает:
— Фонг хороша. Но моя угроза все еще в силе, убирайтесь отсюда, Вайпер.
— Маммон, — поправляет его мужчина, будто бы проплывая по ступеням вниз и отсылая людей Варии прочь. — С каких пор ты берешься за дела о защите, а не об убийстве? Совсем рехнулся на почве соревнования с Колоннелло? — тонкая рука выныривает из широких темных рукавов, чтобы покрутить пальцем где-то на уровне виска.
Реборн смотрит напряженно на другого аркобалено перед собой, словно бы решается на нечто невыполнимое, а затем делает глубокий вдох, как перед прыжком с обрыва:
— Сколько сейчас стоит голова Тсунаеши Савады?
— Пока что не очень высоко. Идут споры, как на бирже, он поднялся до цены жизни среднего человека США — примерно два миллиона шестьсот тысяч долларов, — жмет плечами Вайпер. — Я думал подержать у себя после поимки немного. До жителя Люксембурга. Или выше. Приятно, когда на тебя разоряется твой же работодатель, мальчишка Занзас будет в ярости…
— Маммон, — прерывает чужие мысли вслух Реборн, и иллюзионист замолкает, выпрямляясь и замирая. — Я заплачу больше, если вы прямо сейчас уберетесь отсюда и ты больше не возьмешься за это дело.
Реборн не очень удивляется, когда к его горлу оказывается прижато лезвие. Тонкое, холодное в лучах солнца, созданное только что чужим воображением и чужим Пламенем обретшее физическую форму. Оно чуть-чуть подрагивает от близости с Солнцем, но не исчезает. Он все равно не может не сглотнуть, кадыком проскользнув по самому краю и оставив легкое покраснение на смуглой коже. Остро.
— Настолько разучился принимать поражения? — шипит по-змеиному Вайпер. Подстать имени. — Сколько Вонгола должна тебе заплатить, что ты переходишь на формальный тон со мной?
— Мне не заплатит Вонгола.
— Ложь.
— Нет.
Туман не может пробиться сквозь чужое Солнце и проверить, и это раздражает неимоверно. До тех пор, пока Солнце сознательно не отступает, чтобы пропустить глубже, дать проверить, дать узнать, — тогда Вайпер одергивает себя, не позволяя мнимым щупальцам проникнуть глубже в чужой разум, уж очень подозрительно и опасно все это выглядит (Вайпер терпеть не может сочетание «подозрительно» и «опасно» в одном предложении), лезвие рассеивается в воздухе, словно бы и не существовало.
— Почему ты так цепляешься за этого ребенка? Умрет и умрет. Не первый, не последний, — Вайпер потирает ладонью скрытый тенью от капюшона лоб. — Даже если сейчас я уйду, останутся другие, которые будут приходить за ним. Ты не сможешь постоянно быть начеку.
— Я прямо сейчас его, блять, потерял, не говори мне ни слова о том, что надо быть начеку, — нервно вмешивается Реборн, отмахиваясь ладонью, и его бровь дергается, когда он слышит чужой смешок. — Мне надо его защитить. И довести до Вонголы. И сделать так, чтобы он принял пост Десятого.
— Звучит так, словно ты втюрился в какого-то гражданского, которого пытается прикончить весь теневой мир, — наигранно отвращенно произносит Вайпер.
— Нет, это звучит так, словно мне нужно выжить, — Реборн складывает руки на груди.
Маммон думает, что это слишком очевидная защитная поза. Но она не наигранная. Он цепляет зубами сухую бледную губу:
— Ты заплатишь мне средним человеком США и объяснишь, когда я приду, почему ты ведешь себя, как гребаный идиот. Переводи деньги сейчас.
— Как приятно иметь с тобой дело, Туман-разоритель, — Реборн качает головой, вытягивая телефон и торопливо снимая блокировку. — Мне надо найти мальчишку, поэтому я не могу больше задерживаться.
Маммон проверяет счет, довольно кивая: