глава 7 (2/2)

Мукуро стал настолько близок к ней, что она доверилась ему больше, чем кому-либо из всех людей на планете, и предложила ему сама занять ее собственное тело.

Мукуро отказал.

Наги от этого доверилась еще сильнее.

Она существовала с голосом в голове и думала, что может сделать, чтобы вытащить Мукуро из того Ада, в котором тот жил. Сам Рокудо отвечал, что она не должна в это лезть, но не мог остановить ее, не навредив, и просто смирялся, радуясь всякий раз, когда она говорила, что не может ничего найти о загадочной Семье Эстранео.

А потом Рокудо пропал.

Горничная ворвалась в комнату, услышав крик девочки, и застала ее лежащей на полу, свернувшейся эмбрионом, держащейся за голову. Наги не слышала чужой паники. Наги слышала тишину. Мукуро не было. Ее лучшего друга не было. Ее органы были на месте, но его не было, он не бросил ее, но что же это?

Мукуро не появился к вечеру. Не появился на следующий день. И через день тоже.

На третий день Туман, который селился в ее груди, ее единственное доказательство, что Мукуро есть, на том конце, потянулся в еще одну сторону. Кто-то появился. Совсем рядом. Кто-то, кто наверняка сможет ей помочь. Наги не волновало, что ее могли счесть сумасшедшей от просьбы, она слышала в свою сторону и слова похуже, поэтому ранним утром она сорвалась с места и, торопливо одевшись, побежала в сторону того, куда тянула эта непонятная связь. Постоянно перебиваясь на шаг от слабых легких, она пересекала улицы, все дальше и дальше от дома, не рискуя садиться на такси или автобус, потому что они могли увезти не туда. А если тот, на конце связи, тоже начнет шевелиться? Нет, транспорт бесполезен. Была бы она старше и умела бы водить машину… Наги отмахивается от этих мыслей. У нее все получится и так. Она знает этот район Парижа, она точно найдёт какого-то одного человека, к которому ее ведет едва ли не компас, встроенный внутрь ее тела.

Тсунаеши поднимается от непонятной тревоги и желания бежать.

— У тебя еще есть время на то, чтобы поспать. Мы летим в Италию вечером, — доносится спокойный голос, и Тсуна, наверное, должен был довериться, потому что, когда тебя охраняет один из сильнейших людей столетия, вряд ли что-то серьёзное случится, но он не может. — Что случилось?

Наверное, по лицу Савады видно, что что-то не так. Он садится, одеяло сползает с его плеч (он уверен, что им не накрывался), и панически оглядывается по сторонам.

— Савада, что случилось? — Реборн приближается к нему, и Тсуна шарахается в сторону, ощущая непонятный жар, от которого сохнет в горле. — Ты очень невовремя выбрал время, чтобы начать меня бояться, — он складывает руки на груди и хмурится.

— Я… я не боюсь, — мотает головой Тсуна. — От тебя… жарко… слишком. И бежать хочется куда-то. И все сильнее. У меня словно сердце сейчас из груди выскользнет.

Реборн делает шаг вперед, и еще один, и Тсунаеши хочет его отпихнуть, потому что высокая температура никуда не делась, но тревога пропадает, и он вздыхает облегченно.

— Что ты сделал? — спрашивает юноша, но Реборн только хмурится.

Шесть видов Пламени, исключая Небо, вполне успешно разнообразно взаимодействовали между собой. Облако и Туман, например, являлись смертельным сочетанием. Или Гроза и Ураган на поле боя практически всегда вставали друг против друга, потому что это было наиболее равным поединком. Солнце же успешно блокировало Туман. Реборн был достаточно силен, чтобы видеть сквозь иллюзии. В этом был минус для его работы — он не мог попросить кого-либо скрыть ими себя, потому что все равно «просвечивал», но не то чтобы он часто нуждался в помощи иллюзионистов.

Но если Саваде становилось проще от близости с ним и исчезали навязчивые мысли, то это означало, что где-то рядом Туман, который пытается влиять на него. Для Реборна причины были вполне очевидны: кто бы не хотел повлиять на вероятного будущего босса?

— Если будет совсем плохо, просто подходи ко мне, — говорит он, на всякий случай присаживаясь на край кровати поблизости. — Кто-то пытается воздействовать на тебя, мое присутствие перебивает чужое Пламя.

— Воздействовать на меня желанием бежать? — нервно смеется Тсунаеши.

— Кто знает, куда в итоге тебя этот бег заведет, — хмыкает Реборн, задумчиво скользя взглядом по комнате.

Наги останавливается возле отеля с победной усмешкой. Здесь. Точно здесь.

***

Страшно начинается, когда наступает полнейшая тишина.

Тсунаеши даже не уверен, что слышит свое дыхание или дыхание мужчины рядом. Беззвучие давит на уши. Реборн прикладывает палец к губам, поднимаясь и подходя к двери. Открывается. Тихий шорох — не вызывает успокоения, но радует просто пониманием, что ты не оглох. Реборн захлопывает дверь и выругивается.

— На полу все валяются, — поясняет он, видя озадаченный взгляд. — Не мертвые, не волнуйся. Это Туман.

— Тот же, что попытался повлиять на меня?

— Ну, больше некому. Хотя, может быть, там несколько туманов, кто знает. Пришли явно не за мной, Туман против Солнца заведомо проигранная битва.

Реборн вытягивает из кейса какую-то книгу, та с мягким свечением меняет форму на пистолет, и Тсуна выдыхает. Окей. А ему кто-нибудь даст оружие или чем ему бить, если что-то случится?

— Отойди от окон на всякий случай, — говорит Реборн, сам подходя к ним и торопливо закрывая жалюзи на каждом. Он окидывает взглядом улицу внизу, но не видит ничего подозрительного. Значит, тот, кто все это творит — внутри. Уже внутри. Мужчина цокает языком, разворачиваясь, чтобы подойти к двери. Запирать ее опасно, может предоставиться возможность бежать, а если не запереть, то слишком легко войти.

Страшно, блять, прорывается в мыслях Тсуны, это когда в абсолютной тишине ты четко слышишь, как за стенкой кто-то поднимается с пола и подходит к двери.

— Окей, это у нас получается недозомбиапокалипсис, — вздыхает Реборн, встречаясь взглядом с абсолютно пустым лицом и пинком отправляя его обратно к дальней стене коридора. — Не так страшно.

Дальше поднимаются двое. Тот же, кого отпихнули, и еще одна женщина. Тсунаеши слышит движение за другой стенкой. Тсунаеши ждет, когда Реборн просто начнет стрелять, но тот наоборот убирает пистолет, заменяя его на короткое подобие биты, недовольно цокая. Точно. Это же все гражданские. Мафии нельзя трогать гражданских, пока не выдан четкий приказ, а приказ у Реборна немного отличается от того, чтобы перестрелять персонал и посетителей этого отеля.

— Не смей даже высовываться, понял меня? Туман не сможет долго контролировать людей, это нужно просто переждать. Ну, или… — он задумчиво постукивает пальцами по подбородку. — Проще перевязать тех, кто сейчас в коридоре, и запереть дверь. Стоило сделать с самого начала, — ворчит он сам на себя, и Тсунаеши невольно коротко улыбается. Ворчание — хороший признак. — Пару минут посиди здесь и не шевелись, окей? Пару. Чертовых. Минут, — обращается мужчина к Саваде, и тот почти чувствует себя оскорбленным, но кивает.

Реборн быстро связывает ремнем руки одного из работников за спиной и выходит в коридор, чтобы, видимо, проделать то же самое с остальными. Учитывая его скорость, это правда не должно занять больше пары минут. Тсунаеши поджимает к себе ноги, упираясь подбородком в колени, и накреняется чуть-чуть на бок, чтобы прижаться к изножью кровати.

Сердце снова стучит-торопится, но теперь он знает, почему, и старательно игнорирует это чувство. Стучит. Торопится. Предлагает выкинуться в окно. Оригинальный вариант смерти, ничего не скажешь. Тсунаеши страдальчески стонет, окидывая взглядом комнату — и точно видит тонкий темный силуэт. Достаточно четкий, чтобы не быть похожим на иллюзию.

И тянет точно к нему.

«Помоги мне», — звучит в голове, и Тсунаеши поддается чужому крику о помощи. Дрожащему, словно на грани слез. Глухому, словно кричат через толщу воды.

Реборн возвращается в комнату через минуту сорок секунд и не может удержаться от смачного итальянского мата, потому что распахнутое окно и пропавший Тсуна означают только то, что ему придется побегать.

— Клянусь, Савада, как только я тебя найду, я куплю, блять, какие-нибудь наручники и прикую тебя к себе, чтобы ты не ввязывался во всякую сомнительную херню, — рычит он под нос, пока снимает с просыпающихся от воздействия тумана «зомби» ремни и утяжки, и торопливо спускается по ступеням. Он не чувствует чужое Небо, у него нет с ним связи, но это не значит, что он не может предположить, куда мог бы направиться Туман.

В крайнем случае, у него всегда есть свои связи. Его же называли наглым? Он может показать себя еще наглее, ничего страшного.

— Стоять! — он практически выскакивает на дорогу, стопая тормозящее такси еще и руками, и запрыгивает на переднее сидение. Водитель хочет возмутиться, но, завидев оружие в чужих руках, лишь испуганно сглатывает. — Ты просто довезешь меня, куда мне надо, как можно быстрее, и я тебе за это заплачу, но только посмей выкинуть что-то подозрительное, — шипит на чужом языке Реборн.

Ему сейчас некогда разбираться в нравственности своих действий, хотя Савада наверняка бы смотрел осуждающе: страх все еще был самым эффективным вариантом контролирования людей.

— Д-да, конечно, — мужчина берет в руки телефон, открывая приложение, — введите адрес, пожалуйста.

А еще привычная пульсация тельца Леона, обращенного в оружие, успокаивает от тех, кто не может сориентироваться в собственном блядском городе. Реборн торопливо щелкает пальцами по сенсорному экрану, приятный женский голос сообщает на французском, что маршрут построен и можно выдвигаться. Ближайший поворот направо через триста метров.

Реборн откидывается на сиденье, прикрывая глаза. Серьезно, когда Савада найдется, он привяжет его к себе.

Он не собирается даже обдумывать тот вариант, что этот мальчишка может просто-напросто не найтись.