глава 5 (1/2)

Ламбо решает спать рядом с ним, и, наверное, это не так плохо. По крайней мере, ребенок разбирается, как управлять пультом и закрыть шторы огромных окон, чтобы не слепили молнии, и не занимает много места, устроив гнездо из одежды Тсунаеши.

(Тсуна надеется, что Реборн просто закидывал его вещи в сумку, а не молниеносно гладил, как во всяких сериалах, потому что иначе ему пиздец.)

— А вы в Италию летите, да? — тихо спрашивает ребенок, дождавшись, когда старший упадёт рядом на кровать, зевая в ладонь и забиваясь в одеяло, как в кокон.

— Вроде как, — так же отзывается Савада. — Понятия не имею, куда именно, но у нас по билетам еще одна пересадка в Франции.

— И почему нельзя летать напрямую? — хмурится Бовино, и Тсуна смеется:

— Да, я тоже этого не понимаю.

После того, что рассказал Реборн, и без того обостренное родительское поведение (предпосылок не было, а оно раз — и появилось) обострилось до невозможности. Отправить ребенка на заведомую смерть? И мир мафии считает это нормальным? Как хорошо, что наемники убивают только при исполнении заданий. Но по поводу пинков и шлепков надо тоже будет поговорить. Реборн уже достаточно взрослый человек, и если он задумывается о семье, то стоит позаботиться о том, чтобы из него не вышла средненькая типичная версия домашнего боксера…

Тсуна распахивает глаза, когда понимает, о чем думает, и Ламбо, наблюдающий за ним, передразнивает, выпучивая свои еще сильнее. А потом и вовсе издаёт звуки умирающих китов, строя рожицу. Юноша вздыхает и зарывается лицом в подушку. Да, да, ребенок, именно так его логическое мышление себя и ощущает: корчится в мучениях и не понимает, с чего вдруг пытается прорваться такое нежное отношение к тому, из-за кого жизнь полетела вниз по социальной лестнице. И по финансовой. И по психологической… Скорее всего, это просто защитная реакция, она пройдет, говорит себе Савада, закрыв глаза и прислушиваясь к тому, как укладывается поудобнее ребенок, все же стырив часть чужого одеяла, и глубоко шумно выдыхает перед тем как провалиться в сон. В комнате тихо-тихо, если исключать белый шум из дождя и раскатов грома. Еще слишком громко стучит собственное сердце, и слишком шумно дышит ребенок рядом. Со стороны коридоров тоже ни звука. Как будто все резко испарились, хотя он уверен, что если встанет пройтись до кухни, поблизости окажется прислуга, которая поможет ему справиться с причудами техники. Кошмар, ему пока нет двадцати одного, а он с любой техникой, кроме телефона «на Вы».

Кстати.

В сумке же был ноутбук?

Был же?

А в хозяйском доме есть вай-фай?

Тсунаеши чуть ли не подрывается с места, вовремя вспоминая о том, что рядом спит ребенок, и выходит в коридор, чтобы отыскать хоть какого-нибудь работника и выпытать у него пароль. Работник, кемаривший за столом кухни, куда сегодня уже успел ворваться Ламбо и навлечь на себя чужой гнев, совсем не ожидал увидеть на пороге взъерошенного бледного парня в одних шортах и футболке с популярным мемом. Не ожидал настолько, что аж дернулся в сторону.

— Простите за беспокойство, — шепотом начинает он. А, это наверное тот самый Дечимо Вонгола. Предполагаемый. Работник полусонно кивает, показывая, что слушает. — Не скажете пароль от вай-фая? Он же тут есть?

— Мм, да, сейчас, я его тебе запишу.

Тсунаеши терпеливо ждет, когда ему выдадут немного корявую записку с длинным паролем, благодарно кланяется и на цыпочках торопливо возвращается в коридор, а там и к себе. Ноутбук действительно был в сумке, запрятанный под слои одежды и лежащий на таких же слоях, чтобы не повредить. И он не был испорчен, по обыкновенному включаясь, по обыкновенному подключаясь к сети.

Ему просто нужно почистить данные за собой, ничего страшного. Удалить аккаунты там и тут, снести почтовые ящики, листнуть быстро новости и тут же удалить страничку в твиттере. Он задерживается в телеграмме, смотря на конфу своей группы, прочитывает сообщения: они, оказывается, даже волновались, когда узнали, что квартира сгорела, а сам он пропал с радаров. Тсунаеши грустно усмехается, видя фразы «Говорила же, у него отец был с красными точками, этот такой же стал сто проц» и «Да это было логично, если вспомнить личное дело», и удаляет последний акк. Сразу становится легче. Все прощальные записки оставлены, все следы стерты, аж груз с плеч упал.

Он вполне представлял, каким волнением могут исходить люди по ту сторону экрана, когда его долго нет, а по телевизору тревожные новости, и не хотел доставлять им больших проблем.

И только после полной чистки он замечает, что на часах уже шесть утра.

Шесть утра — зевает Тсунаеши, складывая ноутбук обратно в одежду — есть ли смысл прямо сейчас ложиться? За шторами все еще буря, самолеты не полетят.

Если самолёты не полетят — он подходит ближе к кровати, смотря на свое скомканное одеяло — то никто не придет его будить. И Ламбо вроде не настолько бессовестный, чтобы прерывать чужой сон из-за своих хотелок.

Если никто не придет его будить — он падает на кровать и заворачивается в одеяло вновь, удобно устроившись на животе — значит, нет причин для волнения. Савада расслабленно шумно выдыхает, закрывает глаза, и гораздо спокойнее, чем в прошлые разы, проваливается в сон, чувствуя  облегчение от того, что смог взять под контроль хоть какую-то часть своей жизни.

***

Скуало честно хочет признаться, что в Азии он чувствует себя пиздец некомфортно. Не хватает привычной расслабленности, не хватает привычной еды, привычных европеоидных лиц, и, да, ему уже говорили, что это ксенофобно, и, нет, он не будет ничего с этим делать, потому что просто, блять, не может.

В этот раз в Азии, а точнее — в одном из городов Южной Кореи, ему не хватает нормальной погоды, а не ощущения, будто море и суша поменялись местами, и он, подобно героическому переводу своих имени и фамилии, должен прорезаться сквозь волны, сносящие в сторону, к своей цели.

В общем, из всей Азии Скуало нравится разве что свой ученик, которого он когда-то из жалости взял под крыло у одного из известнейших мечников, угасающих, к сожалению, не в бою, словно спичка, а от болезни, долго, мучительно и страшно, как керосиновая лампа. Ямамото Такеши еще иногда готовил что-то из того, чему его учил отец, и это Скуало тоже нравилось. Не нравился, правда, сам факт готовки, ведь Ямамото Тсуеши, как только пристроил сына в надежные руки и отправил в Италию, решил вспороть себе живот самым обычным на свете ножом и умереть, не дожидаясь грядущих беспомощности и бессилия. И каждый раз, когда пацан готовил, у него был очень страшный взгляд. Такие Скуало не любил — отрешенные, пустые, как у мертвецов, — и от него нельзя было скрыть их улыбкой. Поэтому обычно они ели итальянскую еду, а о Японии старались в принципе не вспоминать.

Итак, о Южной Корее.

Скуало не нравится.

Особенно учитывая то, что рядом с ним сегодня Леви, а Леви гребаная Гроза, и если он случайно полыхнет своим Пламенем, то им обоим будет пизда.

Ладно, возможно, только Скуало.

Настроения это не прибавляло.

Информаторы говорили, что на Саваду Тсунаеши начались покушения в таком количестве, какому только можно позавидовать, но когда убийцы ворвались в его квартиру, то не застали никого на месте, а вещи были собраны. А потом грянул взрыв. Суперби давно так не смеялся, читая отчеты, но, давайте честно, представлять, как через разные окна и двери врываются мафиози, пока их цель уже собрала манатки и свалила, — все равно что смотреть юмористический боевик. Так же сюрреалистично.

А потом в отчетах появился неприятный пробел: Тсунаеши Савада не покупал себе билеты, но его видели на борту самолета. А еще там видели Дымовую Бомбу, и Скуало почти молился на то, чтобы тот просто к чертям подорвал самолет. Да, гражданские. Да, невинные. Но как бы сильно это облегчило работу!

Луссурия на такие мысли отвесил ему подзатыльник (а рука у Солнца Варии была пиздец тяжелой). К счастью, единственным аргументом против, который он использовал, было «состояние мафии и так нестабильно, куда еще излишнее внимание властей, ну хоть головой подумай чуть-чуть», иначе бы Скуало обвинил его в двуличии. Никогда толком не выходило, но вдруг в этот раз бы Лусс проштрафился.

Скуало просто хотел отдохнуть, честно, он хотел отпуск и отдых, и уже дошел до той стадии, когда ему плевать, на какие жертвы ради этого придется пойти.

Самолёт с ценной жертвой сел, а следующий — не вылетел. Штормовое предупреждение, все такое. И все единогласно решили, что нужно расправиться с Савадой и его помощничком (что удивительно, в отчетах не мелькнуло ни имя, ни лицо) вот прям сейчас.

Но почему опять должен идти он?! Типа в команде должен быть мозг и сила, а в Варии единственный работающий мозг есть только у него самого?!

Огромное стеклянное здание, до которого нужно практически доплыть, которое чисто теоретически должно быть скрытым филиалом Триады. Азиаты ведь серьезные парни, да? Они не будут подвергать себя конфликтам с итальянскими друзьями? Тем более с элитным отрядом наёмников?

— Доброй вам ночи, чего желаете? — приветливо улыбается женщина за стойкой администрации мокрым ввалившимся в коридор мужчинам с оружием. — Сегодня мы предоставляем услуги только как гостиница, практически все номера свободны, вы можете подойти и выбрать.

Леви-А-Тан, который уже хотел схватиться за свой зонтик и разносить все к чертям, даже обмирает с внезапного вежливого приветствия. И даже будто бы успокаивается. И это на чужой-то территории, мысленно влепляет себе фейспалм Скуало, стремительным шагом подходя все ближе и ближе. Женщина не успевает даже удивиться, как уже обмякает в его руках от резкого удара. Он осторожно укладывает ее в кожаное кресло и разворачивается в сторону затемненных коридоров. Леви, уже растерявший весь свой боевой настрой, следует за капитаном даже неловко. Как утенок за уткой.

— А разве это?.. — пытается он начать, и Суперби закатывает глаза:

— С тобой вежливо поздоровались, а ты сразу влюблен? Что ты вообще забыл в отряде Варии, если тебя можно таким пронять?

Леви неловко потупляет глаза под жестким взглядом.

Коридоры тихие-тихие, шаги разносятся громко и глухо, отражаясь от стен. Все похоже на лабиринт, но Скуало слишком часто бывал в таких местах, чтобы хотя бы примерно не знать, куда нужно идти, чтобы добраться до чисто теоретически хозяйских комнат. Поворот сюда, поворот туда, главное прийти к середине дома и подняться повыше на лестнице там или лифте. Если совсем повезёт, они наткнутся даже не на хозяев, а на Саваду, и все будет даже проще — никто не должен ввязываться в внутрисемейные разборки, поэтому никто не будет возражать, если пацан случайно исчезнет.

В темных коридорах виднеется свет, и Скуало предвкушающе скалится: наконец-то дошли.

А потом из комнаты выходит женщина в красном, явно заслышав их шаги, и поворачивает к ним голову. За ее спиной стоит работник, которого она отправляет дальше по коридору кивком головы, и тот сразу срывается на бег. Скуало бы рванул за ним следом, потому что явно же хочет предупредить, явно сейчас будет очередная погоня… но женщина стоит прямо перед ними, смотрит слишком спокойно, будто даже не нервничает при виде мужчин с оружием. Может, не знает, кто они?

— Я Скуало Суперби, — представляется он. — А это Леви-А-Тан, мы представляем основной состав Варии, итальянского элитного отряда убийств, и пришли за Савадой Тсунаеши: по нашим данным, он должен находиться здесь.

Женщина моргает:

— Мне интересно, за кого вы меня принимаете, если думаете, что я не знаю, кто вы. Малыш Занзас вас же к рукам прибрал еще несколько лет назад, — она прислоняет пальцы к виску, потирая. И смотрит все еще внимательно-внимательно, так, что даже когда зрачки скрываются за веками, не пропадает ощущение того, что за тобой следят.

Скуало немного неловко от того, что он не знает, кто перед ним, потому что в памяти слишком много образов и информации, тем более азиатских женщин с самыми что ни на есть типичными чертами лица и обычным цветом глаз и волос.

— Савада Тсунаеши здесь, — продолжает она. — Но у вас не получится его забрать. Или убить. Или и то и другое вместе, — пожимает плечами. — Сожалею, но вам лучше будет просто уйти.

— Что?! — возмущается Леви: еще бы, переться такое расстояние, чтобы кто-то дал тебе от ворот поворот? — Мы не собираемся уходить, мисс, это наше задание! Это понятие чести! Просто уйдите с дороги, и все будет хорошо, — он делает шаг вперед, доставая зонтик. Женщина коротко и мягко улыбается. Тоже приближается: она оказывается довольно высокой, несмотря на то, что все люди по сравнению с Леви-А-Таном кажутся мельче. — Что вы?.. — непонимающе смотрит он вниз в черные глаза: он не может просто так взять и атаковать безоружную, пока не будет проявлена агрессия или пока она не станет его целью.

А еще — с отчаянием думает Скуало — из Леви так и не вытравились доброжелательно-сексисткие замашки, и бить женщину ему казалось чем-то постыдным.

— Я считаю, что вы слишком обнаглели, чтобы приходить в мой дом и угрожать мне же, — с улыбкой говорит азиатка, собирая пальцы в кулак — и делая прицельный молниеносный удар под ребра. Скуало почти пугается, завидев красное, в его мыслях уже успели промелькнуть тысяча и одно оскорбление и мысли о том, какое оружие можно было так незаметно припрятать и так быстро вынуть. Но это оказывается рассеивающееся алое Пламя Урагана.

На лице и руках Леви нет красных точек, поэтому не получится просто так взять и выставить сразу в руки полиции, усмехается про себя Скуало, доставая меч и готовясь атаковать.

Женщина цокает языком.

Лезвие приближается к плечу.

Не убить, а ранить, просто обездвижить.

Первый уворот — второй взмах — второй уворот. Она даже не напрягается, удерживая в поле зрения и мечника и все еще ошалевшего Леви, который промаргивается после сильного удара. Неужто так больно — хочется издевательски выкрикнуть Скуало, но лишь кидается вновь и вновь с выпадами, раздражаясь все сильнее при каждом уклонении.

— А ты заслуженно получил титул Второго Императора Мечей, — внезапно хмыкает она — и перехватывает лезвие двумя ладонями, чтобы переломить его в следующую же секунду. Скуало отскакивает в сторону, чтобы заменить протез. — Настолько заслуженно, что навредил собственному же телу. Неужели ты думаешь, что я не сломаю тебе еще один меч? — приподнимает она тонкие брови.

— Дай нам пройти, и не придется ничего ломать, вой! — азартно усмехается Скуало, обходя по кругу и надеясь, что Леви хватит мозгов, пока он отвлекает, пройти дальше и найти пацана. Тревоги пока нет, если эта женщина просто слугу отослала куда подальше, то все будет проще простого! Тихо зайти, тихо забрать. Чуть-чуть покалечить хозяйку.

— Я не могу, — пожимает она плечами. — Если Савада Тсунаеши не станет лидером Вонголы, то пострадает один дорогой мне человек. Как Ураган, я не могу этого допустить.

Скуало цокает языком, мрачнея:

— Тогда у нас не получится разойтись мирно, увы.

— Вы все еще можете просто развернуться и уйти, — она склоняет голову к плечу. Скуало фыркает себе под нос: она вообще представляет, о чем говорит? А потом взгляд цепляет черное шевеление. Он даже пугается в первые секунды: подмога? Что это? Но черный силуэт скользит по телу незнакомки, по сильной шее, по щеке: с отрывистых плавных линиях угадываются очертания дракона.

В черных глазах мелькают красные искры.

— Скажем так, это будет лучший исход для вас, — продолжает она. — Не думаю, что один талантливый… и один не очень боец, — задумчиво окидывает их взглядом. — Смогут в одиночку выстоять против аркобалено.

***

Тсунаеши просыпается за мгновение до того, как Ламбо ударяет его по лицу. Ребенок озадаченно смотрит на него, Тсуна озадаченно смотрит на часы: он проспал… пятьдесят минут? Издеваетесь? С губ непроизвольно срывается страдальческий стон.

— Что случилось, Ламбо? — он надеется успокоить его, чтобы потом рухнуть обратно в сон. Организм бунтует уже против того, чтобы держать глаза открытыми: веки кажутся тяжелыми, будто в них свинца накачали, и то и дело норовят закрыться. — Плохой сон?

— За тобой пришли! — взволнованно шепчет он в ответ, и даже если тело до этого возражало против того, чтобы проснуться, сейчас оно чуть ли не взлетает на кровати вверх: то ли от новости, то ли от того, что глухой грохот снизу похож как минимум на обрушение стены, благо, только похож. Никакой дрожи здания не чувствуется. — Нужно уходить! — и тянет за собой. Тсуна успевает накинуть сверху толстовку, кидая взгляд на огромное окно: небо хмурится, но дождь не похож на вторую попытку всемирного потопа. Ламбо выходит в коридор первым, Савада тут же цокает языком, перехватывая его и забирая на руки. Если по его вине что-то случится с ребенком, он точно этого не переживет.

В коридорах на их этаже тихо.

— А где Реборн и госпожа Фэн? — тихо спрашивает Тсуна, пока Ламбо показывает дорогу к выходу на лестницу.

— У них работа: не пустить убийц к тебе, так что ты не должен за них волноваться, — хмурится Ламбо. Тсуна вдыхает: он вообще-то хотел спросить, где они, но, окей, окей, он и так не волнуется.

Лестница тоже пустая. Им нужно вниз? Им нужно вниз. Первые пролёты проходятся без проблем. Третий — заставляет шарахнуться прочь от выбитой массивным телом двери.

А тело еще и поднимается после этого.

Леви кряхтит. При столкновении Урагана и Грозы всегда последнее слово оставалось за силой Пламени, а каким бы неловким в Варии его не считали, и каким бы неопытным, он вполне способен вынести несколько прямых ударов без последствий. Даже от аркобалено, которая прямо сейчас смотрит на него раздраженно, но вынуждена отвлечься на мечника, который в очередной раз сменил лезвие и от обилия Пламени которого уже оседают влажные капли на стенах и полу. Даже Колоннелло не настолько транжирил своим преимуществом, хотя можно понять — при столкновении с врагом не по уровню и не на такое пойдешь.

Леви поднимается и подмечает движение сбоку от себя. Поворачивает голову — и на него смотрят две пары глаз. Парень с ребенком на руках: последний сглатывает слишком громко, даже несмотря на лязг на фоне. И парень слишком похож на портреты Примо Вонголы, в полумраке угадываются те же глаза, та же форма лица: здесь не может быть ошибки, это определённо Савада Тсунаеши, ради которого они проделали такой путь и ради которого ворвались сюда.

Они смотрят друг на друга пару секунд — а потом Савада срывается с места дальше вниз, перескочив через раскинутые ноги.

— Блять! — выругивается Леви, поднимаясь. — Скуало, он здесь, пошел вниз, я за ним!

— Кто, jianhuo, мог додуматься прийти прямо в руки к тем, кто за тобой охотится! — рявкает Фонг. — He shangmian de! — выругивается она в чувствах, впечатывая ногой Суперби в ближайшую стену.

Суперби, несмотря на боль, цепляется за ее лодыжку, не собираясь отпускать, и усмехается:

— Не долго аркобалено сохраняли свой благопристойный образ, — хрипло и глухо говорит он.