глава 2 (1/2)

Заверений в том, что Тсунаеши не убежит (хотя поначалу хотелось), не понадобилось: юноша просто упал на ближайшие сидения и привалился боком на сумки, удерживая их рядом и одновременно используя вместо подушки. Реборн появляется черным пятном в поле зрения на пару минут, а потом растворяется в серой толпе. Вокруг гомон. Как белый шум. Даже головная боль утихает (или это недолгий сон в метро?), позволяя нормально мыслить, — и тут же чуть не возвращается снова. Реборн посвятил его в основы строения мира (отвратительно, это звучит, как масонский заговор), в основы Пламени (пообещав научить пользоваться), но не сказал ничего… кроме этого?

Если у Неба должны быть Хранители, где его собственные?

Как он вообще должен будет заявить о себе как о боссе, если, во-первых, он не знает итальянского, во-вторых, не разбирается в традициях?

Его точно не убьют? Почему он так уверен, что Тсунаеши останется жив после заявления о том, что… эм… босс? Разве это не сделает хуже?

Ладно, чего юлить, собственная смерть его не так пугает, как понимание того, что его мать тоже стала частью этих непонятных разборок, и он не особо верит, что отец, которому не хватило мозгов даже от простых гражданских скрыть свои красные точки, сможет ее защитить. Простые гражданские — такое себе выражение для того, кто сам был простым гражданским буквально сегодня утром, но обозвать иначе не получается.

Интуиция тренькает, когда он поднимает голову от сумок, Савада сперва хочет от нее отмахнуться, а потом вспоминает, чем обернулось прошлое недоверие своему чутью (именно тем, что сейчас Тсуна сидит в аэропорту и думает о том, как так сложилась жизнь, ведь он должен был сейчас спокойно идти с занятий, может, завернуть в магазин за какой-нибудь сытной булкой, а потом лежать на кровати в своей целой и несгоревшей квартире), и прислушивается.

«Не оборачивайся».

Спасибо за прекрасный совет! Очень помог! Теперь бы еще перестать паниковать, и вообще будет прекрасно!

Никто не будет с ним расправляться, пока он в людном месте, успокаивает себя Тсунаеши. Не существует таких идиотов-смертников (существуют, но о таких сейчас думать нельзя), которые готовы ради того, чтобы убрать одного человека, принести в жертву себя или вообще всю свою группировку или там организацию, или как это называется. Лучше не оборачиваться, чтобы не провоцировать своим лицом — которое, получается, знают все? раз это уже вторая угроза? спасибо за подарочек от отца — Тсуна самой средней внешности, потом затеряется в толпе, а рейсов тут десятки и сотни, даже если за спиной сидит десять человек, они не смогут проверить каждый. Отличная идея.

А, стоп, нет, не отличная.

Если Тсуна имеет самую среднестатистическую внешность и одет максимально просто, то Реборн ходит в костюме, в долбанной шляпе, он, по его собственным россказням, довольно известен в мире мафии. И это плохо! Он вернется — и буквально покажет, на кого нужно наставить пистолет, нож, кулак (Тсунаеши хватило ножа один раз, у него до сих пор рука на перевязке, а помогать с ее выздоровлением отказались под идиотским аргументом). И куда этот «на кого» собирается сесть и лететь.

Он хватает (ох, черт, это тяжелее, чем казалось) ручки сумок прежде, чем мысль формируется, и прищуривается, выглядывая под потолком знак мужской уборной.

Реборн думает, что недооценил мальчишку, а тот переоценил себя: и вроде минус плюс плюс должен дать ноль и прежний результат, но сейчас дает только очень неприятную ситуацию.

Или странную ситуацию.

Потому что Савада идет бодрым шагом не к выходу, а в туалет.

Ну что же, ладно, Реборн сходит за ним.

— Что за нахрен? — спрашивает мужчина, только открыв дверь. Тсунаеши находится у дальней раковины, смотрит шало и загнанно в зеркало, резко поворачивается на киллера и выдыхает облегченно, только увидев его. Реборн почти на него не зол, с поддельными документами от хакеров Вонголы получить билеты было проще простого, осталось пройти проверку багажа, Реборн просто не понимает, что так внезапно случилось. Савада вспотевший, у него глаза слезятся, и… это похоже на обморок? Если он сейчас упадет, будет очень нездорово. — Что случилось?

— Кто-то в зале. Он следит за мной, — хрипло отзывается Тсунаеши, проводя рукой под краном. С узкого конца льется вода, юноша складывает руки лодочкой, собирая ее, — и плескает на лицо. — Я чувствую это.

У Савады в рыжих глазах яркие оранжевые искры. Мелькают у зрачка, подсвечивая маленькую бездну, которая мечется из стороны в сторону в приступе паники.

— Я не знаю, как это объяснить, — продолжает он, растирая влагу по лицу. — Просто чувствую. Я всегда хорошо чувствую, только иногда не хочется верить. Я знал, что за мной идут. Просто не поверил. И знал, кто именно идет, сразу понял. И не поверил. Но теперь, когда понимаю, что ввязан во всякое… не могу не реагировать соответствующе.

Тсуна выдергивает бумажные полотенца и растирает ими лицо до легкого покраснения. Реборн смотрит на него немного завистливо.

— И сюда я пошел, потому что ты… — к мужчине оборачиваются. — Слишком заметен. И говорил, что известен. Если за мной не следит случайно препод, чью пару я пропустил, чтоб вынести мне мозг, то это точно кто-то из мафии. В мафии тебя знают. Выбор был очевиден: бежать.

— В туалет?

— Да хоть куда, — закатывает глаза Тсунаеши. — Просто скрыться. Сюда вроде не войдешь, не показав лица.

Реборн делает шаг вперед, улыбаясь кончиками губ. Оранжевые искры в ярких глазах бледнеют, зато бездна увеличивается — страх? симпатия? волнение? Тсунаеши жмурится, когда к нему тянется рука, и неуверенно открывает глаза, когда понимает, что его всего лишь трепят по голове.

— Твое чутье — это весьма знаменитая гиперинтуиция Вонголы, которая передается от наследника к наследнику еще со времён Вонголы Примо, — говорит он мягко. — Но твоя идея не встретиться со мной при наблюдателе — это заслуга мозга. Неужели мне наконец попался кто-то здравомыслящий? — Реборн стукает его костяшкой пальца по бледному лбу. — Или просто моим ученикам нужно быть старше, чем подростки?

— Или тебе не везло на учеников, — фыркает Тсуна, отстраняясь и потирая место, куда стукнули.

— О, нет, они были весьма талантливы. Только ленивы, с парой детских травм и в период максимализма, — мужчина тянется к телефону в кармане брюк и вздыхает. — Кажется, нам нужна будет помощь не только с твоим поддельным паспортом, чтобы сесть на этот рейс.

— С моим поддельным… что? А, точно, чему удивляться, — одергивает себя Тсунаеши. — И в чем эта помощь будет заключаться? Кому-то подкинут наркоту, а потом вызовут охрану с собакой?

— Фу, нет, не вешай на меня методы полицейских, — закатывает глаза Реборн. — Все будет гораздо лучше. Chaos, — усмехается он уже в динамик и отходит подальше, тараторя на итальянском. Тсунаеши сначала заслушивается, потому что звучит красиво, потом удивлённо замечает, что периодически в разговоре проскакивает вполне четкий японский «жаворонок», а затем Реборн смеется с четким «Si». И сбрасывает вызов.

— Нападение птиц?.. — предполагает юноша совершенно идиотский вариант, и Реборн снова фыркает, у краев век собираются гусиные лапки:

— Скорее, ученик моего ученика та еще боевая птица, которая многое готова сделать, чтобы получить бой со мной на равных, — он подхватывает сумки и на автомате тянется к руке на перевязке, лишь в паре сантиметров от нее дергая ладонью к другому плечу. «А можно было чудодейственным образом залечить», — про себя обиженно думает Тсунаеши. И уже не боится, что их раскроют, потому что если у кого-то есть план и хорошие знакомые, то все должно получиться?

Интуиция все равно испуганно вскрикивает, когда их, минуя все проверки с подачи кучки якудза, ведут к самолёту, а Савада поднимает голову, чтобы окинуть сидящих недовольных людей в зале.

Засветился.

Черт.

***

— Я никогда не летал в самолете, — признается Тсунаеши, смотря, как мимо них в бизнес-классе проходят люди, усаживаясь на свои места. Реборн уступил ему место возле окна, сам упав в соседнее, и хоть это наверняка было для того, чтобы лучше контролировать своего… свое задание, Тсуна был благодарен: смотреть в иллюминатор наверняка интереснее, чем в потолок.

— Ммм, тогда тебе повезло, что твой первый полет будет в бизнес-классе, — приоткрывает один глаз Реборн, откинувшийся в кресле. — Эконом, конечно, сейчас тоже неплох, но все же с бизнесом не сравнится. Как только ты станешь боссом, наверняка будешь летать в первом.

Тсунаеши неловко отводит взгляд, видя, как на него начинают заинтересованно коситься соседи с другого ряда:

— Сильно отличаются?

— О, в первом классе ты можешь лететь в отдельном номере и есть блюда уровня пяти звезд мишлен, — смеется Реборн и на недоверчиво приподнятые брови кивает, подтверждая. — А в экономе мало места, и есть ряд ограничений типа отсутствия вай-фая, еды в пластиковой посуде и определенный вес багажа, очень маленький. Тридцать кило, вроде.

— Не так уж мало? — поднимает брови еще выше Тсуна.

— Ну, если ты летишь налегке, как мы сейчас, то да. Но у нас все вещи вместились в ручную кладь. И еще столько же и чуть больше могло бы вместиться в багаж. Теперь считай.

— Дамы и господа, — перебивает его голос стюардессы. — Вас приветствуют на борту рейса… авиакомпании… . На данный момент мы являемся четвертыми на очереди на взлет, и, как ожидается, будем в воздухе через десять минут. Пожалуйста, проследите за тем, чтобы все предметы ручной клади находились в верхнем отсеке, либо были размещены под сиденьем перед вами. Если у вас возникли проблемы с правильной укладкой ваших вещей, сообщите об этом бортпроводнику, и мы будем рады помочь вам, — Тсунаеши опускает взгляд, разглядывая закрепленные внизу сумки. —  Мы просим вас пристегнуть ремни безопасности, и пассажиров, сидящих возле аварийного выхода, ознакомиться с…

— Тебе не стоит так напряженно слушать эту речь, — фыркает рядом Реборн, краем глаза следя за тем, как только с третьего раза язычок попадает в зажим. — Искренне надеюсь, что у тебя нет аэрофобии или морской болезни.

— Я не летал, так что сейчас проверим, есть или нет, — закатывает глаза Тсунаеши. Стюардесса пересаживает более подходящих людей на место у выхода, две других помогают с креплением багажа.

— Обнадеживает, — прикрывает глаза Реборн, но выглядит более нервно, чем прежде. Тсунаеши почти доволен, если бы в грудь не забрался страх и отвращение от того, что его, возможно, будет тошнить весь полет.

— Пожалуйста, выключите все личные мобильные устройства, включая ноутбуки и телефоны, на время взлета, — продолжает приятный голос. — Во время полета курение запрещено. Спасибо, что выбрали… !

Единственное, что Тсунаеши может сказать о взлете — потряхивает. Он слышал о турбулентности, но сердце замирает на каждом тряхе так, словно это может быть последней секундой жизни. Однако как только самолет выравнивается в воздухе, то единственное, что напоминает о его движении — это плывущие за стеклом облака. Реборн отстегивает свой и чужой ремень и раскладывает кресло пониже, довольно выдыхая.

— Мы долго будем в полете? — спрашивает его Тсунаеши.

— По ожиданиям рейс продлится четыре часа, — отзываются сверху. — Если он по каким-то причинам задержится, наша авиакомпания выплатит компенсацию.

Стюардесса в белом костюме стоит перед ними — и у Тсуны внезапно язык отнимается. Он смущенно и тихо выдает «Хиии!», сжавшись, а потом переводит дыхание и здоровается. Женщина улыбается шире, чем до этого, и отвечает приветствием: