Часть 2 (2/2)

— О.

Это было ужасно знакомо.

— Прости, — сказал Уилл.

— Спасибо. — Макс закрыла дверь, оставив его одного в ванной. Она сделала паузу, прежде чем дверь полностью закрылась, и заговорила за дверью, ее голос был наполнен нерешительностью. — Стоит ли мне связаться с другими? Хочешь, чтобы они знали, что ты здесь?

— Другие? — спросил Уилл. Дружила ли она с партией?

— Дастин, Лукас и Майк.

Уиллу пришлось сесть. Он сел на край ванны и вцепился в нее, пока костяшки пальцев не побелели. Дастин, Лукас и Майк. Дастин. Лукас. Майк. МайкМайкМайк.

— Уилл?

— Я… — во рту Уилла пересохло. — Я. Я не знаю. Я не знаю. — Он судорожно вздохнул. — Мне жаль. Я не думаю, что смогу принять такое решение. — Уилл был уверен, что не может принять решение.

— Тебе не нужно извиняться.

Через мгновение она добавила мягким и полным понимания голосом. — Ты хочешь, чтобы я приняла решение за тебя?

Да. Уилл кивнул, прежде чем вспомнил, что нужно говорить. — Да.

В противном случае Уилл знал, что избежал бы этого решения любой ценой. Застрял бы в своем вечном подвешенном состоянии.

— Хорошо. — Макс закрыла дверь, оставив Уилла одного в ванной.

***

Уилл принимал душ до тех пор, пока вода, наконец, не стала чистой, а не мутно-коричневой, наполненной пеплом, кровью и грязью. Он принимал душ, пока его спина не покраснела, а вода не стала чистой. Он все еще чувствовал себя грязным, но это было глубже, чем кожа. Грязь прилипла к его душе, его сердцу, точно так же, как чернота. Он никогда не будет чистым.

Уилл вышел из душа. Вода скапливалась там, где его ноги касались линолеума. Он схватил полотенце и обернул его вокруг плеч, наслаждаясь мягкостью, прежде чем вытереться. Прошло три года с тех пор, как он принимал настоящий душ. Три чертовых года. Это не казалось реальным. Как это могло произойти?

Ничто не казалось реальным.

Вид его отражения застал Уилла врасплох. Он крепче сжал полотенце, единственное, что он мог сделать, чтобы не вытереть его, бить по стеклу, пока оно не разбилось, оставив только осколки. Ничто не причиняет большей боли, чем видеть лицо, которое ты не узнаешь там, где раньше было другое.

Много о нем выветрилось во время его пребывания в Изнанке. Он смутно задавался вопросом, узнает ли его кто-нибудь. Ему было лет 16, может быть, больше. Он выглядел совсем не так, как раньше. Его мягкость, его доброту, его надежду вырезали горячим ножом, оставив острые края и что-то почти звериное, за неимением лучшего слова. Что-то не совсем человеческое и уж точно не знакомое.

В Изнанке он перестал смотреть в зеркало вскоре после этих откровений. Было слишком больно видеть, как много изменилось, как много он потерял, но теперь это вновь было перед ним. Карие глаза, потерявшие блеск, сильный нос, острый подбородок. Мягкие щеки почти полностью исчезли. Теперь осталась только оболочка того, что должно было быть человеком.

Уилл немного дернул себя за волосы. Они был почти до плеч, подстриженые в неряшливую лохматую причёску, обрамлявшую его лицо, как он видел на некоторых виниловых пластинках Джонатана. По мере того, как его волосы становились длиннее, они завивались, создавая мягкую волну, которая временами казалась развевающейся ветром. Но Уилл не был до конца уверен, были ли это на самом деле его волосы или просто жир и пепел, которые он не мог стряхнуть. Кто знал, как это выглядело на самом деле?

Макс оставила одежду на сидушке унитаза, сложенная аккуратной стопкой. Уилл пожал плечами и взял футболку, она была чёрной выцветшей с белым призраком. Надпись, Охотники за привидениями.

Это был фильм, который он никогда не видел? Скорее всего. Он задавался вопросом, видел ли его Майк. Таскал ли он за собой Лукаса и Дастина, пересматривая его столько раз, сколько мог себе позволить. Эта мысль почти заставила его улыбнуться, но в ней была горечь. Уилл мог быть там. Уилл должен был быть там.

Уилл снова плакал, горячие слезы, казалось, обжигали его кожу. Это было несправедливо, это было несправедливо, это было несправедливо. Он сжал кулаки и ударил ими по краю раковины. Боль пронзила его руки, вплоть до ушибленного ребра. Может быть, он был сломан. Блядь. Это было чертовски несправедливо.

Уилл судорожно вздохнул и схватился за раковину, пока его костяшки пальцев не побелели, ожидая, когда это чувство пройдет. Это пройдет. Это пройдет.

Уилл закрыл глаза и вдох и выдох, вдох и выдох. Это пройдет.Это пройдет. Это пройдет. Это пройдет.

Он был в порядке.

Это пройдет.

Он был в безопасности.

Он был жив.

Уилл разжал руки и натянул спортивные штаны, туго затянув шнурок. На внутренней стороне было написано имя Лукас Синклер. Похоже, Макс нашла другую одежду.

Уилл выскользнул из ванной, вода все еще липла к его волосам, падали на плечи, промокая футболку. Ковер вокруг его ног казался странным. В Изнанке он почти всегда носил обувь, если только не сидел на своей кровати, опасаясь лоз.

Макс лежала на кушетке, листая журнал, когда из радио доносился голос, похожий на банши, струнные инструменты наполнялись элегантным ритмом кельтской музыки, вызывая в воображении образы шотландских пустошей. Грозовой перевал, Кэти и Хитклиф, что-то сюрреалистическое и темное.

Never, never say goodbye

To my part of your life

Oh no, no, no, no, no

Oh, never, never, never, never, never let me go

— Привет. — Макс закрыла свой журнал, небрежно бросив его на пол: — Как ты себя чувствуешь?

— Я не знаю. — Уилл пожал плечами. — Лучше, наверное. Спасибо.

— Без проблем. — Макс села, теребя подол своей толстовки, глядя на Уилла. Она откашлялась. — Я… я позвонила им.

— О. — Что-то застряло в горле Уилла. Тяжелое и острое. — О.

— Можешь сесть. — Макс указала на кушетку, её брови были слегка нахмурены, когда она поерзала на своем месте.

Нерешительно позволив себе сесть, он соскользнул на диван, сохраняя дистанцию ​​между собой и Макс.

— Я… — начал Уилл. Он не знал, что сказать. Он не был уверен, что умеет говорить. — Я… Что, эм. Что они сказали? — Наконец-то ему удалось.

— Я им не рассказала.

— О.

Уилл не знал других слов.

— Но они идут сюда.

— О.

Паника пронзила тело Уилла. Ему пришлось обхватить руками подлокотник дивана, зарывшись ладонями в материал.

— Это то, что тебе нужно рассказать лично. — Макс не выглядела полностью убежденным. Она теребила рукав своей красной толстовки. — Верно? Я не знаю, как это сделать.

— Я тоже, — прошептал Уилл. Его сердце колотилось в груди.

— Я собираюсь сначала поговорить с ними, — наконец сказал Макс после того, как молчание затянулось слишком надолго. — Снаружи, чтобы у Майкла не случился чертов сердечный приступ. Она слегка улыбнулась. — Или чтобы Лукас и Дастин не раздавили тебя гребаными объятиями.

Уилл почувствовал, как его губы изогнулись, улыбка пыталась расползаться по его лицу.

— Если они не воспримут это хорошо, я не позволю им войти, — сказал Макс, глядя на ее руки. — Если они поведут себя как придурки, или будут выглядеть так, будто это ошеломляюще, я могу их выгнать. — Она встретила его взгляд своими поразительными голубыми глазами. — Я прикрою твою спину, Байерс.

Осколок льда, застрявший в его сердце, растаял от её доброты. Тепло, которое она излучала, безопасность, которую Уилл чувствовал рядом с ней, несмотря на то, как мало он знал о ней. Он был в безопасности.

Он нежно улыбнулся. — Спасибо, Макс.

Она отмахнулась от его благодарности, закатив глаза. — Тебе не нужно меня благодарить.

— Я знаю. И он знал, он знал, но не делать этого было неправильно.

— Они, — вздохнул Макс, её голубые глаза встретились с его карими, заставившие его прислушаться. — Они так по тебе скучают.

Уилл чувствовал, что ломается, но таким образом, что чувствовал себя целым, а не злым. — Я тоже по ним скучаю. Его голос сорвался. — Ты не представляешь насколько.

Макс кивнула и уменьшила громкость радио. Банши затихла, и Уиллу стало не хватать ее голоса.

— Кто это? — спросил он, пытаясь узнать больше.

Лицо Макс зарилось волнением ребенка, хвастающегося за новую игрушку. — Байерс. Байерс, Байерс, Байерс. Это красавица Кейт Буш. Макс возилась с радио, перезапуская ленту. — Она великолепна. Я никогда не слышала ничего подобного ей. Её лицо отрезвилось, когда музыка снова заиграла. — Иногда кажется, что она единственная, кто понимает меня, её музыка. Она включила динамики, и ритм синтезатора стал громче. — Ну, иногда я притворяюсь, что она написала это только для меня, понимаешь?Помогает.

— Твой брат? — спросил Уилл, заметив горе, отразившееся на её лице. Возможно, это было чувство вины.

Макс кивнула, глядя на свои руки, когда Кейт Буш начала петь. — Я видела, как он умирал.

— Мне жаль.

Макс включила радио погромче, заглушая потребность в разговоре. Почему-то не чувствовалось дискомфорта, музыка сокращала пропасть между ними, освещая тьму.

It doesn't hurt me

Do you want to feel how it feels?

Do you want to know, know that it doesn't hurt me?

Do you want to hear about the deal that I'm making?

You, it's you and me

Внезапный стук в дверь прервал тишину.