Лицо в блестящем зеркале (1/2)

Наверное, он соврал бы, сказав хоть кому-нибудь вслух, что не хотел бы застать чёрную смерть на месте расправы. Ничто не вело его к Ольге Исаевой, лишь один разговор, умудрившийся из незнакомки уронить её в глазах Олега куда-то в категорию «та дрянь, которая меня бесит». Едва ли себя осознавая, держа ручку двери автомобиля такси так крепко, что аж пальцы побелели, прорезая взглядом лобовое стекло перед собой и опалив водителя хриплым «гони», Олег не мог думать ни о чём постороннем. Все мысли слетелись, словно пугающие в детстве осы, к зданию РосГарантБанка, где невыносимое чудовище в маске учиняло новую смерть, куда более зрелищную и глумливую. Ореол из украденных денег рассыпался по мостовым, собирая поблизости пронырливые людские души, что до сих пор отирались рядом и второпях собирали оставшееся — неважно, кому оно прежде принадлежало. Кажется, Чумной Доктор взорвал хранилище, оставив его на растерзание разогретой толпе. Олег смотрел на Исаеву, примотанную к костру из хрустящих купюр, словно злобная капиталистическая ведьма, порой косился на чат где-то рядом, но не мог проронить ни слова. Точно слышал, как она смачно сплюнула грубым «сука!», смотря в лицо своей смерти и, кажется, даже её не боясь. До последнего веря, что выкрутится, привычно раздавит носком блестящей туфельки, наступит и забудет, как обычно. И во всей деталях сумев рассмотреть, как струя пламени поглотила её, мигом заплясав фантасмагорическим танцем на горе из купюр, добытых чужими слезами. Чудовищный крик разорвал наушники на клочки, так ощущалось и жгло напалмом. Офис полыхал, омерзительный портрет пожирали дьявольские языки огня, а Чумной Доктор, не проронив больше ни слова, лишь смотрел вперёд, на своих зрителей, даже не удостоив жертву последним взглядом. Эти люди для него навсегда останутся мусором. Опухолью, выкидышем порочной системы, который следовало сжечь и тут же забыть, будто никогда и не было. И правда, почти врачебное отношение.

Петербург сегодня, до последнего терзаясь между летом и осенью, беспощадно выбрал второе, но спустя мокрые текучие часы времени даже холод было трудно заметить. Чёрная смерть исчезла, каким-то чудом разминувшись с девочкой, что на роскошной машине, подаренной уважаемым папочкой, чуть ли не влетела от ужаса в здание горящего банка. Оставила после себя дождь, мокрые купюры и страшный человеческий муравейник, дерущийся за их остатки, словно звери. Где-то засвистели кулаки, треснули чьи-то челюсти. Таксист отказался подъезжать слишком близко, и остаток пути, как сейчас помня, Олег прорывался бегом, сквозь злобную счастливую толпу, куда-то к зданию, где от Чумного Доктора остались лишь языки пламени, запах горелого мяса и злое восхищение людей. Хмурые пожарные, чья работа в последнее время стала сложнее в несколько раз, отчаянно затыкали огонь при каждой попытке вырваться наружу, а один из них, крепко держа за оба плеча, не пускал в здание слишком, до ужаса знакомую шестнадцатилетнюю девочку. Не подумав, Олег бросился следом, как можно ближе, и только тогда осознал то, насколько же на Майю было страшно смотреть. Чудом избежав смерти и не догадываясь об этом даже краем своей головы, она колотила пожарного руками и ногами, захлёбываясь слезами жгучего, несправедливого ужаса. Так звучит настоящая паника.

— Пусти! Пусти, сволочь, пусти, там Оля! Там же Оля, она же умрёт там одна! Почему вы не спасаете Олю? — голос, обычно такой потешно капризный, деланный, ребяческий, сейчас надрывался в кошмарном неверии. Очевидно, она отказывалась принимать то, что произошло на трансляции. Не понимала до конца, и разве можно в этом хоть кого-нибудь винить? Дождь смешивал всё в одну кошмарную смазанную картинку, когда Олег, перехватив девочку под обе руки, обрушил поневоле всё её отчаяние на себя. Накрепко прижатая к куртке от спортивного костюма обеими руками, Майя лупила его кулаками в грудь, вырывалась и даже не могла сосредоточить взгляд. Раскалённая, красно-розовая на лицо, заплаканная и теряющая дыхание, Светлова постепенно выдыхалась, а силы к сопротивлению заканчивались сами собой. Она дрожала каждой клеточкой, бросая торопливые взгляды на то, как огонь постепенно затихает, а где-то вдали начинают гудеть полицейские сирены. Красно-синие огни охватили улицу, разгоняя остатки человеческой массы, ползающей по полу с обрывками денег, кордоны и жёлтые ленты оцепили всё вокруг, не впуская и не выпуская ничто и никого. Часы казались минутами, вокруг суетились криминалисты, коронеры и простые ребята при погонах. Ливень, пусть и постепенно сходящий на нет, мучил их всех, делая зрелище ещё более безрадостным. Мысли в голове Олега отказывались собираться вместе, хоть как-нибудь срабатывать. Ещё совсем недавно эта женщина, выставив порезче свои акульи зубы, огрызалась на него в попытках уличить в приставаниях к сестрёнке. И что теперь? Теперь эта сестрёнка, сводимая дрожью, кое-как сидела рядом с ним на ближайшем поребрике, пригреваясь чужой курткой, и тряслась от зубодробительного горя, что сковал по рукам и ногам. Слёзы смешивались с дождевыми каплями и падали на мостовую, мешали дышать, заставляли захлёбываться в неверии. Всё не по-настоящему, нет, ничего с Олей не случилось, это всё чья-то ужасная злая шутка.

— О…олеж. Почему? — задыхаясь от кома в горле, тихонько спросила она, никак не решаясь нажать на экране своего модного блестящего мобильника номер отца на скоростном наборе. Олег осторожным движением отобрал у девочки устройство. Точно не она должна сообщать такие новости. Пусть этим займётся полиция, коронер, да хоть сам Олег, но не его заплаканная младшая дочка. Спрятав телефон пока подальше, Волков-Камаев запахнул на ней поплотнее свою куртку, позволяя греться и держаться поближе. Майя уязвима. Ей почти всегда нужна помощь.

— Не знаю, солнце. Не знаю.

«Знаю, увы. Потому что твоя сестра — злобная меркантильная ведьма, которая мучила народ и не оглядывалась. То, что она стала мишенью для Чумного Доктора, было вопросом времени. Ни с кем не считалась, никого не уважала и погибла одна, под взглядами всей страны. Знаю, Майя. Знаю, но тебе не скажу. Думаю, сама догадаешься, когда голова станет чуть яснее»

Запах горелого мяса плыл сладким пластом повсюду, обвивая убитую горем девчушку. В этом одном «почему» было слишком много разных вопросов. Почему именно Оля, её Оля? Почему все воспоминания, связанные с ней, где-то детские, а где-то вполне ясные, вдруг закровили живым мучением? Почему все они приносят сейчас такую боль? Почему так ужасно рвёт сердце? Почему все остальные счастливы, если умер человек? Почему Оля, та самая, с которой, судя по всему, было связано слишком много, оказалась настолько чёрствой, что от неё предпочли просто избавиться? Почему не послушала отца, почему стала такой, приманила чёрную смерть одним своим существованием? Однажды Майя найдёт в себе силы поговорить об этом, но не сегодня, не завтра и даже не послезавтра. И, скорее всего, даже не через год. Олю унёс с собой ангел смерти, с которым её младшая сестра разминулась в пару минут, приехав поболтать, как обычно. Олег почти физически чувствовал, как взгляд мутнеет, не разрешая толком соображать. Где-то в отдалении зашумели чужие машины, кажется, внешне похожие на те, что в России возят важных персон. Светлов? Вряд ли, не обернулся бы за такое короткое время. А если не он, то какая к чёрту разница. Взгляд выхватил из толпы напряжённую, словно на заведённой пружинке, фигуру Игоря Грома. Пропитанный гарью и тревогой силуэт в кепке, взведённый, зыркающий в разные стороны, только что ненадолго вывалился из банка, видимо, чтобы снова обрести способность дышать. Страшно было представить, какой кошмарный сладкий запах царил там, внутри. Острый взгляд впился в Олега в ответ, практически тут же изменив выражение и строго прищурившись.

— Майя. Я отойду. Побудь здесь, никуда не уходи, я тебя потом сам домой увезу. Ладно?

Она не сказала в ответ ни слова, по инерции кутаясь в чужую куртку. Пугающе быстро из самоуверенной, грубой девчонки без воспитания она превратилась в немой комочек, сидящий на мокром поребрике без каких-либо сил к сопротивлению. Надо будет, когда полиция их отпустит, отвезти её домой и отогреть. В безопасное место, где впрочем, тоже всё напоминает о сестре.

— В чём дело, майор? — не обратить внимания на выразительный взгляд Игоря, под которым крылось, кажется, целое море вопросов, было невозможно. От майора пахло гарью и тревогой, где-то здесь блуждало его прямое начальство, пожилой коренастый мужчина с пышными усами, а неуловимая личность в маске снова насмехалась над следствием, — Почему так смотрите? На мне узоров нет, и цветы не растут, как это говорится. Хотите спросить — спрашивайте.

— Ты чего опять тут крутишься? — прямолинейный Гром не стал тянуть кота за хвост, и что-то внутри Олега его уважало. Не в привычках этого парня было ходить вокруг да около, юлить и выкручиваться. Кто бы что ни говорил о российской полиции, такие экземпляры всегда в каком-то смысле восхищали. Вспомнить хотя бы участкового, Константина Семёновича, которого потом перевели в центральное управление. Было в них, надо признаться, что-то общее, — Уже вторая жертва, а ты тут как тут, ещё тело догореть не успело. Тебе чё тут всё время надо? Хочешь, чтобы он и с тобой свои дела закончил, или что? На что его догоняешь?

— Верите мне вы или нет, но оба раза — совпадение. В случае с Кириллом я был в доме ближайших соседей, на вечеринке. Это могут подтвердить гости, полагаю. А здесь я оказался, потому что испугался. За девочку. Так получилось, что мы с ней вроде как хорошие приятели. — Олег честно старался держаться спокойно и холодно, пусть и не до конца понимая, откуда в голосе майора столько претензий. Как если бы в голове Игоря давно клубилось слишком много идей на тему поведения странного гостя из Голландии, но вывалить их вслух раньше времени он не может — непрофессионально. Будто хочет упрекнуть, но не знает точно, в чём, — Майя ехала сюда к старшей сестре и не видела трансляцию. Я хотел её остановить, а они, слава богу, разминулись.

Игорь соприкоснулся взглядом с Майей, которая, не умея больше сидеть на месте и всё ещё прячась под чужой курткой, суетливо слонялась рядом с открытой машиной «скорой». Без цели, без плана, порой кротко дёргая медиков за халаты, словно потерянный ребёнок, и что-то спрашивая. Короткая пауза, повисшая где-то между, отозвалась в его остром взгляде сожалением и смурным сочувствием. Гром встряхнулся, покачав второпях головой, и быстрым движением прощупал себя, как будто осматривая внутренние карманы. Пальцы скользнули в один из них и рывком вытащили помятый, прошедший, судя по всему, через Ад, жёлтый журнал. Вроде тех, в которых постоянно пишут сплетни о престарелых эстрадных певцах, алкогольных трипах каких-нибудь молодых пустышек-рэперов отечественного производства, а также с осуждением, но нотками интереса присматриваются к тем, о чьей личной жизни известно меньше всего. Вот и здесь, практически под самым названием, на котором до сих пор красовалась капля засохшего соуса от шавермы, к удивлению Олега красовалась знакомая фотография. День презентации обновления, он крепко обнимает Серёжу за плечо и уводит прочь от живой толпы из камер и блестящих взглядов. Кажется, в тот раз кто-то из них и правда успел выскользнуть вперёд в попытке перекрыть дорогу, но Олег оттолкнул того прочь, не задумавшись даже. Испуганное и полное смятения лицо Разумовского спрятано под волосами, а Волков-Камаев, не успев пока заметить фотографа, огрызается на кого-то сзади, как дикий зверь. Более того, под столь детальным изображением человеческой социофобии мерзким толстым шрифтом красовалась надпись: «Новая личность в окружении Сергея Разумовского — просто друг или нечто большее?».

«Ну охереть теперь. Гиены проклятые. Делать вам больше что ли нечего, да даже если бы оно и было так, вам какая нахрен разница? Отвалите от него, слетелись, как мухи. Ему страшно, твою мать, почему вы это обсасываете, в гействе уличить пытаетесь? Спать не можете без информации о том, с кем там в отношениях Серёжа? Уф, надеюсь, это до него не доберётся»

— И на кой вы мне это показываете, майор? — тяжёлый взгляд, которым Олег одарил собеседника, определённо стоил какого-нибудь момента поинтереснее, — Сплетнями интересуетесь?

— Почти. — Игорь коротко усмехнулся в собственную щетину, очевидно пытаясь сделать ситуацию менее идиотской, но явно с этим не справляясь, — Так, узнать кое-что. Вы с Разумовским давно знакомы? Вообще, как у вас двоих всё устроено? Ты раньше рядом с ним не появлялся.

— Ясное дело, что не появлялся, меня не было в стране много лет. С Сергеем, если хотите, мы друзья. — Олег коротко поёжился, мокрый питерский ветер прорывался под водолазку, в которой он остался после пробежки. Куртка всё ещё болталась не девочке где-то поблизости, — В детдоме вместе росли. Я решил навестить его, когда вернулся в страну по делам. Этого достаточно?

— Да чё ты огрызаешься, я же не наезжаю. — отмахнулся Игорь, разведя руками в обе стороны и бросая тщетные взгляды на людей вокруг, как если бы пытался контролировать всё одновременно и в один момент, — Просто проверяю, считай так. Да, вот что, ты мне напомнил — загляну к нему как-нибудь, как будет с руки. Может, он чего вычислит по этой сволочи в маске. Всё-таки с мозгами парень, авось разберёт, откуда трансляции идут каждый раз. Взломает.

— Дело ваше. Да только не получится ничего. Там же специально так сделано, что никого нельзя вычислить. Намеренно, для гласности, — по крайней мере, Олег так это понял. От мира программирования он был чертовски далёк, его голова скорее была подточена под чистую оружейную механику. Связывала одно с другим, находя самые выгодные решения. И поневоле восхищалась теми, кто собрал по кусочкам костюм чёрной смерти с экрана.

— Это уж я сам решу, получится или нет. — каким-то обречённым движением смяв журнал в большой цветной ком, майор не переставал оглядываться, с открытой неприязнью глядя на чёрные элитные автомобили, что окружили место преступления, словно хищные птицы. Проследовав за его взглядом, Олег выделил для себя фигуру, что явно отличалась от остальных, хотя бы тем, что рядовые полицейские с чуть испуганным уважением уступали ему дорогу. Довольно низкорослый, вальяжно вышагивающий по месту преступления, как по подиуму и сверкающий лысиной на весь город, незнакомец с хозяйским видом окидывал пространство вокруг чуть хищным взглядом. Личный телохранитель этого типа и вовсе отсылал Олега к ранним воспоминаниям о том, как он смотрел вольную борьбу по телевизору. Одним своим видом. Игорь же, обратив внимание на то, с каким интересом и непониманием Волков-Камаев пялится на незваных гостей, что явно чувствуют себя тут хозяевами, забурчал себе под нос, будто стесняясь пожаловаться, — А вот и ФСБ собственной персоной, из самой столицы. Охренеть, а? Впёрся, как на праздник, улыбку такую давит, что смотреть страшно. Вот надо влезть без мыла, нос везде засунуть и всё по-своему сделать. Приехал и ходит тут, зубами сверкает.

— А, вот чего вы такой злой сегодня. — с горькой ехидцей усмехнулся Олег, почти физически тут же ощутив на себе заинтересованный взгляд майора, — Он у вас, сдаётся мне, дело отобрал. Я прав?

— Больно умный, что ли? — и хотел бы, наверное, Гром сказать это с какой-то долей претензии, да не получалось. Усталость, справедливая прозрачная злость и работа мысли, что занимала всю его голову, так или иначе брали своё, позволяя лишь по-доброму фыркнуть, с деланным возмущением, — Выходит, да. Главный сказал, теперь я дело не веду. Они приехали и безо всяких разговоров его взяли. Будто я не справлялся. Представляешь себе? Охреневшие.

«Только нам тут для полного счастья ФСБ не хватало. Как бы этот лысый не оказался следующим, вот что думаю. А даже если и вычислит то, куда я лезу, я что, не договорюсь? Конечно договорюсь. Но это может стать проблемой, с ним мы явно на разных языках говорим. Ох, майор, тебе я хотя бы доверять мог, у тебя совесть на месте. Вроде. Стоп, это ещё что за шум? Кто кричит?»

— Это я как понимать должна? Вы кто? Не имеете права меня прогонять, там моя сестра! Слышите? Вы нихера не имеете права, вы знаете вообще, кто мой папа? Пустите!

Знакомый голос, привычным защитным механизмом прорезавшийся через шум сирен, хмурую болтовню коронеров и мерзкий запах углей и плоти, выбил Олега из потока рассуждений. Суетливый взгляд метнулся туда, где в последний раз кроткой фигуркой ходила Майя, и, предсказуемо её не обнаружив, уловил потасовку около открытой машины «скорой». Запах, доносящийся из дверей жёлтой реанимационки, заставлял ноги подкашиваться, однако Светловой, что настойчиво пыталась прорваться внутрь, было всё равно. Коротким белым призывом мелькнула простыня, очерченная силуэтом мёртвого тела. Слишком отчётливо Олег видел обгорелую женскую руку, в один момент подло свесившуюся с носилок. Исаеву наконец погрузили и скоро увезут в морг. Учитывая, что могло сделать с ней прямое пламя, льющееся потоком, Олег догадывался, как скоро младшую сестру, как единственную родственницу рядом, позовут на опознание. Чёрт, это ведь не самая простая процедура, а уж тем более для такой девочки. Сердце подневольно сжалось при одной мысли об этом, и Олег, коротко обменявшись прощальными кивками с майором, буквально за пару рывков преодолел расстояние до жутко пахнущей машины реанимации. На общем сине-сером фоне событий она маячила мерзким бельмом, но Майя, пытающаяся прорваться туда через силы здоровенных парней в костюмах, была совсем иного мнения. Никто, пожалуй, не любил покойницу, чьей смерти желала половина Петербурга, сильнее этой девочки. Довольно пугающе.

— Повторяю в последний раз, для особенно тугих. — никаких сомнений, этот лысый тип из ФСБ. Неуместно гибкий в каждом мелком движении, как будто слишком подвижный, он окатывал девочку напротив одним слепым, рыбьим взглядом за другим, словно желая, чтобы она наконец заткнулась и перестала так громко горевать и страдать, — Это место преступления. А это — тело, которое должны обследовать в морге, и только потом вас к нему пустят. И мне плевать, кто вы и кто ваш драгоценный папочка, не мешайте мне делать мою работу. А то ненароком соскользнёт пальчик у нашего патологоанатома, остаток лица изуродует, что делать будем?

— Нет, нет-нет-нет, ты не посмеешь! Охерел, лысый? Да я тебя! Да я из тебя! — кажется, ещё немного, и Майя просто захлебнулась бы, настолько сильно от таких заявлений у неё вдруг охрип голос. Выплюнув слова на последнем воздухе, она закрыла лицо обеими руками, стиснув щёки до боли, как если бы пыталась заставить себя проснуться от ужасного сна. Хрупкие плечи под дутой курточкой затряслись под новым натиском слёз, как будто прошлые уже успели высохнуть вперемешку с не такой уж и водостойкой тушью. На глазах она ломалась, сдавалась под тяжестью горя и наплевательства, с которым от неё отмахиваются, кажется, в первый раз. Олег, возникший поблизости чёрной тенью, обнял девочку одним движением, позволяя ткнуться себе в плечо горячим носом и неслышно плакать туда, в чёрную водолазку.

— Поверьте, вы не хотите знать, что случится, если, как вы выразились, пальчик соскользнёт у меня. Представьтесь, с кем имею честь? — иногда, пусть и не особенно часто, Олегу доводилось выходить за пределы обычного порядка вежливости и холодности. Как и сейчас, когда напряжение и неприязнь сочилась сквозь зубы, звуча почти как прямая угроза, а взгляд впился в лысого чужака намертво, словно дикий волк своими зубами. Он не прятал своего отвращения и желания дать незнакомцу прямо в морду, и охотно демонстрировал, что единственный фактор, сдерживающий его прямо сейчас — закон Российской Федерации, — Вы считаете нормальным так разговаривать с потерпевшей? Как временный опекун этой девушки, я…