Часть 11 (1/2)

Арон долго не мог заснуть, его одолевали мысли о том, как он будет уживаться со своим благоприобретенным свертским репейником, тот благосклонно позволял себя ублажать в постели, благо, он не оказался холодным свертским идолом, но сразу после того, как Арон доводил его до пика, Халь тут же отворачивался и погружался в свои переживания и обиды.

Арон заснул с этими мыслями, утром он был уже на пороге между сном и явью, когда в дверь поскреблись, он с досадой оторвался от ворочающегося Халейга и, накинув халат, пошел к двери. Прислужник, кланяясь, сообщил, что его спрашивает человек из Сверта по имени Харги. Пока Арон пытался вспомнить, кто же это мог быть, он услышал радостный возглас Халейга, который накинул на себя одежду в мгновение ока и пронесся мимо него в дверь, даже не подумав спросить разрешения.

Ага! Это тот самый братец, которого они видели на переговорах!

Свертский чертополох даже не затруднил себя просьбой о позволении выйти из опочивальни, но после сегодняшней ночи Арон был не слишком склонен к тому, чтобы злиться, но стоило пойти посмотреть на дорогого братца и выяснить, зачем принесла его нелегкая, после того, как все торжества уже прошли.

Халейг слетел по лестнице быстрее ветра, когда увидел, кто его ждет и повис на пришельце с воплем счастья:

- Харги!

Это был Харги! Харги, в дорожной одежде, с кожаным мешком за плечами, стоял в этом нарядном холле как чужак, и смотрел только на него.

Он уткнулся в грудь брату, крепко вцепившись в него и чувствуя такие же крепкие объятия в ответ. И только потом, когда Халь чуть успокоился, надышался родным запахом и напитался теплом рук брата, поднял голову и решился спросить:

- Что-то случилось? Ты приехал с дурными вестями? – и замер, ожидая страшного ответа.

- Нет, волчонок. Я приехал увидеть тебя. Убедиться сам, что тебе не сделали ничего дурного. У меня только один день, и я уеду вечером, нужно будет спешить в Сверт. Ты же подаришь мне этот день?

- Все, что угодно, Хар, - Халь смотрел в глаза брату и не мог насмотреться на цвет родного свертского тумана, - но нам придется украсть немного времени. Тут и так обижены, что я не позвал вас… - сказал он тихо. – с Ароном придется поздороваться.

- Он уже ”Арон”? – усмехнулся брат, встречаясь глазами с хозяином дома. – Легок на помине…

Арон рассматривал обоих братьев, которые никак не могли наглядеться друг на друга, они были очень похожи, но глядя на Харги, можно было быть уверенным, что и через несколько лет Халейг останется все таким же пригожим парнем. Но взгляд Харги не отличался большой любезностью.

- Здравствуй, Харги Свертинг, рад приветствовать тебя. Ты приехал к нам на пир поздравить твоего брата?

- Приветствую и вас. С чем мне его поздравлять, князь Хассен? – спросил Харги. - Ты забрал из нашего дома солнце, и я приехал убедиться, не погасло ли оно - наша семья переживает. А, как я слышал, на пиру его достаточно поздравили, на всю жизнь добрых слов хватит. Я приехал поговорить со своим младшим братом и убедиться, что с ним все в порядке и его не обижают.

Халь смотрел на обоих старших с отчаянием и надеждой, может быть, не будет ссоры. Может, ему дадут побыть с братом, поговорить с ним и узнать новости из дома, хотя бы на немного вернуться в тот мир, где он был любимым сыном и братом, полноценной частью княжества, а не безмолвной подстилкой, которой хотят тут видеть его.

Халейг уже рассказал тебе о своих неудовольствиях? - холодно спросил Арон. - Ваша семья могла бы приехать и увидеть все своими глазами.

- Он еще и рта не успел раскрыть, князь, - усмехнулся в ответ Харги, - но ты уже сам сказал про “неудовольствия”. Судя по тому, что я услышал от людей про свадьбу, стоит радоваться, что нас там не было, иначе бы никто из нас не позволил так унижать своего родича. Но раз он после этого еще и называет тебя по имени, все не так плохо, как я мог предполагать.Так ты позволишь мне побыть с моим братом?

- Не стоит слушать разговоры пьяных на пиру, когда людей покидает разум. С Халейгом отныне мы сами будем решать, что ему по нраву, а что нет. Ты можешь быть с ним, если скажешь мне, куда вы направляетесь и когда он вернется. Пир у нас еще не закончен, приглашаю тебя к столу.

- Я остановился в городе, и мне надо уехать вечером, мои люди ждут меня. Я хотел бы побыть с ним наедине, даже если и в твоем доме.

- Здесь есть сад, - решился сказать Халь, которому вовсе не хотелось сейчас показываться в городе. Люди еще гуляют и мало ли каких мерзостей придется услышать, а дело кончится дракой, в которую влезут они оба. Вот тогда вчерашняя выходка супруга покажется ему медом. - И я могу показать тебе свои покои.

Арон уже понял, что Халейг ни на что не будет спрашивать его дозволения, и не желая устраивать очередной скандал, ответил:

- Добро пожаловать ко мне в дом, Харги Свертинг, брат Халейга. Надеюсь, ты пришел с добром. Сад в твоем распоряжении, твой брат уже его изучил. Угощения пришлют в покои Халейга.

Арон поднял глаза, на стоящих на галерее соглядатаев и наушников. Они знали, что делать и без его указаний.

- Ничего себе, богато! – присвистнул Харги, осматриваясь в комнате брата. – Но, если я верно угадал, то ты не очень-то счастлив тут. Я слышал про то, что было на свадьбе, и мне это не понравилось. Тут отвратительные нравы.

- Я не собираюсь жаловаться на жизнь тут, Хар, – сказал Халь, приводя себя в порядок, - это никому не добавит радости: не тебе, ни мне, ни дома. Лучше расскажи мне про Сверт. Я хочу услышать все.

Они пришли на то место, где вчера запускали кораблик с Хаки и детьми. Деревянная мокрая лодка пристала к бортику, и Халь вынес ее на берег, но игрушка больше не радовала его – если за такую забаву детям тут платят кнутом и криками, то больше он не сделает ничего. Захватили с собой хлеба и мяса, решив не есть в покоях. Халь оглянулся – вроде никого не видно, но люди Хассена их замучают, конечно.

- Плохи дела, Халь, – Харги сел прямо на траву, а Халь уселся рядом с ним, прижимаясь к его плечу, - ”Этот” занял дом в Сверте и там полно его людей. Они смотрят, что в пещерах и реках, и увозят от нас камни. Я не понимаю, разве ради камней была эта война? Ради камней они отобрали у нас тебя?

Кто такой ”Этот” Халю не нужно было пояснять – дружок его супруга, та самая глумливая тварь на его свадьбе.

- Дома… - Харги крепче прижал его к себе, - Эльса болеет, Халь. Она не может простить нашему отцу, что он отдал тебя, и многие не могут. Она получила твое письмо и долго плакала. Это вызывает недовольство и многие хотят, чтобы с тобой тут обращались хорошо и уважали, помня о твоей крови. Она не говорит с отцом с того самого дня, как он вернулся в крепость, она делает все, что надо делать жене и княгине – но молчит, и видно, как она начала стареть. Лейв поправляется, с ним все хорошо и он тоже не рад тому, что случилось. Я вернул ему кольчугу, а он сказал, что следовало ее оставить тебе и ты все правильно сделал. Люди скучают по тебе, Халь. Говорят, что лето будет дурное, потому что у нас больше нет летнего солнца.

- Так не должно быть, - тихо сказал Халь, вести из дома разбивали ему сердце, - ты вернешься и скажешь, что я цел, невредим и со мной хорошо обращаются, должным образом. Мы не сможем сейчас снова воевать. Что с крепостью?

- Отстраиваем и будем укреплять, люди ушли, рубят лес, чтобы строиться заново – нужны будут деньги, мы почти все серебро, что осталось, чтобы дать их, пока Угэр что-то нам заплатит. Но, кое-что из серебра я бы хотел подарить тебе, – Халь не поверил своим глазам, но Харги снимал свою серебряную гривну, самую дорогую вещь, что у него была. – Я бы хотел, чтобы теперь ты носил ее.

- Я не могу… - потрясенно сказал Халь, слезы сами наворачивались ему на лицо, - это…

Гривну подарил Харги дед, прославленный вождь Эаран, который ходил во многие походы, снял с себя и одел на наследника Сверта, когда тот чуть подрос, и с тех пор Харги ее почти не снимал, а сколько Лейв и Халь не просили – даже не давал примерить.

- Это теперь твое, подними волосы, – Харги застегнул гривну на шее младшего брата, тяжелое серебро легло прохладным кругом на шею, прямо на цепочку, - Я думаю, дед был бы не против. Ты заслужил. Но, у меня есть вещи подороже.

Харги подтянул к себе свой дорожный мешок.

- Это просили передать тебе другие. Люди из Свертинга, родня и мама. Отец сказал, что отдаст тебе все, что ты попросишь, когда ты приедешь в Сверт. – Харги вынимал из мешка две льняные новые рубахи, что-то небольшое, завернутое в холст, еще разные предметы – резные солонки, гребень искусной работы, что был в костяном же чехле, свернутый серебряный пояс и еще куча всякой мелочи, вроде путалища, окованного кресала и других мелких подарков.

- Прости, мне давали больше, но я увез только то, что смог, у меня не было много поклажи.

Халь знал, что это…самые дорогие подарки. Слезы сами ползли по лицу. Это вещи, которые снимают с собственных поясов, и отдают тем, кто дорог. А он дорог людям Сверта и ради этого стоит жить.

- Мне нечего отдать взамен, - сказал он, - почти ничего мне тут не принадлежит. Но скажи всем, что я всех очень люблю, и то, что я просил, чтобы не было больше распри. Не стоит умирать из-за меня.

- Стоит. И если будет надо… - твердо сказал Харги, - но я сделаю, как ты скажешь. Хотя бы ради Эльсы. Вот, смотри что она тебе передала, говорит, ты любишь это. Довез только не целым.

Халь развернул грубую бумагу, и ахнул: в нее были завернуты два листа яблочной пастилы, ее делали из почти зимних, самых поздних яблок, вперемешку с рябиной, сколько времени он сам помогал резать эти яблоки, а младшие собирали рябину. Как только она уцелела и какой цены сейчас эта пастила, зная, что Сверт живет впроголодь!

- Это лучше всяких пряников, так и скажи ей, - Халь с наслаждением укусил пастилу, она была твердой и ее следовало держать долго во рту, чтобы почувствовать вкус. Вкус свертских яблок... – И когда будет еще урожай, пусть она наделает и пришлет.

Люди Хассена вели себя, как и вчера. Что-то приносили, что-то предлагали, но братьям ничего от них не было нужно. Халь знал, что, наверно, часть разговора передадут князю Угэра, но ему было все равно. Запрут его, изобьют или сделают что-то еще. Если захотят унизить и указать на место подстилки – найдут повод. А не найдут – так придумают, как это было вчера.

- Ты вовсе не выглядишь довольным… - Харги все равно вернулся к нему в разговоре, - мне страшно за тебя, Халь. У тебя тоскливые глаза.

- Мне просто надо привыкнуть, – сказал Халь, - и научиться читать. Знаешь, что я придумал, послушай, расскажу!

Они так много говорили и так мало сказали друг другу, что не заметили, как пришел вечер, и Харги нехотя поднялся.

- Прости меня, волчонок. Я бы ни за что не расстался с тобой, но мне нужно вернуться в Сверт. Давай, я отнесу все в твои покои, – он посмотрел на кучу подарков, которые они с Халем уже успели рассмотреть, но он знал, что Халейг будет держать каждый еще тысячу раз в руках. Маленькое солнце, дома он был вовсе не таким – сверкающий, яркий, смеющийся Халь, а тут его встретила тень самого себя. Хуже было только тогда, когда он увидел Халя на переговорах – заплаканного, растрепанного и грязного, перепуганного насмерть. Тогда он был готов убить Хассена и поднять часть войска на защиту брата, но отец убедил его и другие вожди, но не все… В Сверте спорили и будут спорить – имел ли право Вальбьерн так отдавать своего сородича и насколько искренним было согласие заложника. Но благодарны Халю все.

- Ты сделаешь, как я прошу? – Халь еще раз спросил согласия брата, не желая выпускать его из объятий, и не желая из них высвобождаться сам. - Передай, что я всех очень люблю – отцу, маме, Лейву и всем, кто спросит про меня. И что я помню и благодарен каждому. И тебе. Я научусь писать и напишу вам письма, придумаю как передать.

- Тогда до встречи, волчонок, - Харги еще раз обнял брата, запоминая его тепло, - я надеюсь видеть тебя в добром здравии. Передай мои извинения князю, что не попрощался лично.

Халю было плевать, что все глазеют. Он медленно поднялся наверх, в свои покои, закрыв за собой дверь изнутри, чтобы его не беспокоили, и сел прямо на пол, опершись на нее спиной, пусть как и хотят, запирают его – он не хочет пока никого видеть, слишком много стал плакать и лгать.

***

Арон выпроводил последнего соглядатая из своих покоев и тяжело опустился на кресло возле окна. У него было о чем подумать. Прежде всего, он должен был признаться сам себе, что совершенно не понимает свертов. Они были грубее и прямолинейнее по сравнению с жителями Угэра, они дрались так, что готовы были полечь все до последнего в битве, и пришлось взять заложника, чтобы остановить эту бойню. Но родители Халейга не пожелали приехать даже на свадьбу, чтобы увидеть своего сына, Арон этого понять не мог.

Согласно донесениям соглядатаев, Халейг не жаловался своему брату, но выглядел он все равно, недовольным. Арон не мог понять, в чем дело: он подарил ему много драгоценностей, старался развлечь его пением и чтением книг, не говоря уже о морском путешествии. Конечно, Халейг чувствовал себя заложником, почти пленным, но он спас столько жизней, ему пора было смириться со своим положением, и Арон не считал, что обращается с ним плохо. Хотя, вчера, да, он слишком поддался влиянию старого Эрлинга, может быть не стоило так ломать волчонка, все же он не нежная и уступчивая Маргрете, она всегда умела сгладить все острые ситуации, умела промолчать, когда нужно. Арон тяжело вздохнул, и на минуту все мысли оставили его, когда он только видел образ покинувшей его жены.