Часть 11 (2/2)

Свертский репейник мало походил на угэрских младших супругов, которые, согласно обычаю, никогда не перечили своим мужьям. Арон предчувствовал, что Халейг, чего доброго, заведет в Угэре новую моду, когда оба супруга будут равны в браке. Арон даже усмехнулся про себя, хорошо бы, старый Эрлинг не узнал об этом никогда.

Что касается пира, стоило предупредить волчонка, что в Угэре принято на мужских свадьбах отпускать грубые шутки, обычно никто из новоиспеченных супругов на них не обижается, но сверты совсем другие, их отличает просто невероятная стыдливость. Как он понял, для них это оказалось очень важно, если они с братом до сих пор вспоминают эти глупые шутки.

Арону рассказали, что Халейг вырезал деревянную лодку для его детей, они играли в тот день в саду, когда он поскандалил с ним.

- Маргрете, - произнес он, глядя в окно в сгущающиеся сумерки, - где ты теперь? Научи меня, как мне быть, мне тяжело без тебя, Маргрете!

Он думал, не жалеет ли он больше Халейга о том, что они поженились, он не представлял, что его жизнь так усложнится. Но зато, богатства Сверта теперь принадлежат Угэру.

Мысли Арона перетекли к предстоящей поездке в Сверт, если уж родичи Халейга не захотели приехать к нему, тогда Халейгу стоит посетить своих родных. Заодно Арон хотел увидеть своими глазами, как обстоят дела в Сверте, Хлодвиг, конечно, предан ему, но всегда лучше все проверить самому.

Арон вспомнил, что Харги говорил о том, что Халейг был для них солнцем, Арон слегка удивился, услышав это, он скорее бы сказал, что тот похож на черную грозовую тучу, непонятно было, чем она в любой момент разразится. Но нужно сделать так, чтобы Халейг не выглядел совсем убитым, когда поедет в Сверт, придется разговаривать с ним и стараться понять, что же ему нужно и как сделать так, чтобы эта зараза равноправия не распространилась на весь Угэр, иначе это будет полное разрушение устоев. Арон понимал, что из разных завоеванных ими княжеств в Угэр приходят самые разные веяния. Угэр их ассимилирует, подстраивает под себя и тем самым развивается, вот и Сверт приносит в их княжество свои изменения, но не стоит принимать их так быстро, и сначала нужно посмотреть, чем они грозят.

Перед поездкой в Сверт нужно было подготовить все казначейские дела: посчитать, какую контрибуцию выплатит Угэр новым вассалам, какие подарки привезет сам Арон новым родственникам от их с Халейгом имени, нужно подумать, сколько дней они там пробудут, сколько войска с собой нужно брать. Вопросов было много, ими Арон решил заняться позже, а сам, тем временем, решил пойти поговорить с Халейгом, соглядатаи сказали, что тот закрылся у себя в покоях. Арон вспомнил, как тот в ссоре сказал, что собирался выпрыгнуть в окно, может, после посещения брата, Халейгу опять взбредет в голову такая мысль?

Арон поспешно вышел в коридор, не обращая внимания на наушников, что расползались в темные углы как пауки, и направился к покоям Халейга.

Он на минуту остановился перед дверью и прислушался, за дверью было тихо. Арон толкнул ее и понял, что она заперта, тогда он негромко постучал.

Его не могут оставить в покое ненадолго?! Халя вывел из раздумий раздражающий стук в дверь. Он сидел прямо на ковре, перебирая свои новые сокровища – теперь, рассмотрев их пристальнее, он даже мог сказать о том, кто подарил некоторые вещи. Вот эта солонка, в которой еще крупная серая свертская соль – это солонка старшего кузнеца, она крепко вытерта с одного края, соприкасающегося с одеждой, кость там блестит и гладкая, а кресало – одного из командиров княжеского отряда, тоже хорошо знакомо Халю, приметная вещь, и сделанная не в Сверте, в него в середине вложена серебряная полоса. Еще раз провел пальцем по гривне… Эти вещи ему подарили для того, чтобы он хотя бы пальцами могу побывать в родном краю и вспомнить людей оттуда.

- Кто там?! – стук был настойчивым и не давал покоя. Пришлось встать, свернуть свое богатство в льняную, подаренную рубаху, и положить на стол. И только потом Халь открыл дверь.

- Что я опять натворил? - спросил он, помня вчерашний приход супруга. Весь этот дом пронизан крысами, которые следят за каждым его шагом и рассказывают своему хозяину.

Арон решил про себя, что устраивать войну в собственном доме не в обычае Угэра, придется что-то делать с этим репейником, но пока он не придумал ничего лучше чем сказать:

- Ты не пришел ко мне рассказать, как прошел твой день, понравилось ли твоему брату гостить у нас, коль скоро он даже не удосужился со мной попрощаться. Я решил прийти сам.

Он бросил взгляд на груду безделушек, которые его супруг явно раскладывал и разглядывал с любовью, и подумал, что самые изысканные драгоценности стоят в углу, а его супруг любуется какими-то старыми вещами. Странные свертские репейники не переставали удивлять его.

Халь посторонился, пропуская гостя. Вот еще что-то новое! Тут супруги даже не едят вместе, а оказывается, нужно докладываться ежевечерне.

- Харги нужно спешить в Сверт, если бы не было большой необходимости, он бы не приехал - там каждые мужские руки сейчас на счету. Это очень большой подарок, что он вообще смог приехать сюда, - сказал Халь и подумал “и все благодаря вам!”. - Я думаю, он благодарен за возможность дать нам поговорить. И я тоже.

Арон постарался не выдать свое изумление, когда волчонок поблагодарил его, он даже на секунду не нашелся, что ответить. Во всяком случае, он не хотел опять начать ненужные препирательства.

- Халейг, - наконец сказал он, - мы вместе на довольно долгое время. Нам придется договариваться, чтобы не превратить нашу жизнь в постоянную войну, поэтому я постараюсь объяснять тебе наши правила, а тебе придется их принять, потому что ты живешь здесь, и этого уже не изменить.

- Ты говоришь про “договариваться” и тут же сразу говоришь мне, что я только подчиняюсь. Это не похоже на договор, где что-то получают обе стороны. Я пока, кроме запретов и насмешек, не получил ничего, - не согласился Халейг. - И ты слышал, что я сказал вчера - если тебе нужна покорная молчаливая подстилка, то ты что-то перепутал, приведя меня в храм. Я приму только те правила, которые не будут унижать меня как свободного мужчину княжеской крови. Пока что мне ничего нельзя, даже в уборную без твоего разрешения, но даже рабы по дому ходят без приказа. Так что там еще за правила? Уверен, ничего хорошего!

Могут они хоть день не поругаться, или Угэр не успокоится, пока его не сломает. Не сломает…

Арон тяжело вздохнул, он думал о том, что будет трудно, но не представлял, что настолько. Он понял, что устал от всего за время свадебных торжеств, может быть, стоило заняться делами княжества и оставить этот дикий чертополох в покое, пусть растет сам по себе где-нибудь в садах Ругаланда. Секс с ним был хорош, но для этого можно встретиться несколько раз в неделю, и этого будет достаточно.

- Ты должен говорить мне, когда ты куда-то уходишь, и являться ко мне вечером рассказать о твоих делах, мы будем спать вместе иногда. Об остальном тебе расскажут советники. Завтра, по обычаю, мы должны быть возле храма для раздачи милостыни с утра. Потом ты будешь заниматься с книгочеями, если тебе что-то нужно, скажешь слугам, через них и найдешь меня, если тебе что-то понадобится. Через несколько недель мы поедем в Сверт, это будет наша первая поездка по вассальным княжествам, потом будут другие.

Арон повернулся было, чтобы выйти.

Вот такие переговоры нравились Халю больше. И тут можно торговаться и даже чуть уступить, раз уж они держатся за его честь, так пусть хотя бы сами убедятся, что между ним и Хаки точно ничего. Вот бы сам Хаки знал - удивился. Большего бабника в Сверте не сыскать. Да и тут пристроится, стоило полагать.

- Это хорошо. Я понимаю, что это большая уступка, если помнить, что ты говорил мне вчера, и я благодарен. Ты можешь отослать двух моих людей, но оставить мне Хаки - он мой родич, и приставить ко мне в городе своих воинов, чтобы мы не ходили вдвоем, как чужаки без рода, - сказал Халь, - и, я думаю, может нам стоит вечером встречаться за трапезой? Мы ни разу не ели вместе, или у вас тут не принято, чтобы супруги сидели за одним столом? И скажи мне, кому я могу сказать, если мне надо уйти, а ты занят - не приходить же мне на совет к твоим вождям, если понадобится выйти в город!

Арон чувствовал, что его брови сами собой лезут на лоб, Халейг, конечно же, нарушал все правила угэрского этикета, благо, он его не знал, но Арон каждый раз испытывал смешанные чувства, ему приходилось внутри своей головы отметить, что Халейг осмеливается выражать старшему супругу свои требования напрямую, без витиеватых вступлений и намеков, и не спрашивая, как водится, разрешения для того, чтобы их высказать. С другой стороны, соображения и вопросы были довольно разумные, и Арон понимал, что ему придется принимать пока все как есть, переделать чертополоха сразу не получится, если получится вообще...

- Да, мы можем встречаться за вечерней трапезой в малом зале в семь часов после полудня, ты расскажешь мне, как прошел твой день. Ты можешь найти меня через слуг, - Арон резко открыл дверь, и какой-то серый мелкий наушник чуть не ввалился в комнату. Позови мне Йорга Ларссена, - приказал он серой тени, что немедленно исчезла в темного коридора.

- Это наш главный распорядитель, - представил он благообразного старика, что почти мгновенно явился на зов, - он всегда или на кухне, или в главном зале, ты всегда найдешь меня через него.

Арон представил слугу Халейгу и на этом счел свой долг выполненным, он вышел из комнаты Халейга, направился к себе в покои и долго молча стоял у окна, глядя в непроглядную тьму.

+++

Халь решил, что все свои сокровища ему нужно куда-то сложить, а для этого нужна шкатулка или ящик, а значит, ему все равно нужно будет идти в город. Хорошо бы, оставшегося от проданного браслета серебра хватило бы на нее. Но надо будет где-то брать монеты. Просить у супруга? Сегодняшним днем Халь был доволен, он вытянулся под одеялом и думал, что торг весьма удался - его вовсе не заперли, нож при нем, ему можно ходить, куда хочется, и учиться читать. Пока это складывалось хорошо. И поездка в Сверт, Халь промолчал в ответ на эту весть, хотя внутри все дрогнуло. Вассальное княжество… теперь они просто вассальное княжество.

Халь с трудом представлял себе, что такое ”раздача милостыни”, и особенно то, что он сам будет раздавать – своих монет у него не было, а с теми, что были в мешочке, он был не готов расстаться. Еще в его покой поставили сундук, в котором оказалась одежда. Халь с недоумением перебирал тряпки – все слишком яркое и нескромное, с вышивкой, слишком чужое, слишком нарядное, разве тут праздник каждый день. Или женщину так наряжать. И ведь супруг так не одевался – его одежда не была так расшита и так ярка. Так зачем такую сделали для него?

Надо попросить местных женщин делать ему свертскую одежду – попроще. Так он и поступит. А если не умеют, то пусть делают такую, как у супруга. Пока что наденет то, что у него было из дома. Халь привел себя в порядок, сплел привычную косу, устав расчесывать волосы, и даже не надел гривну, чтобы не сверкать таким куском серебра. Разве годится кичиться своим богатством перед теми, у кого его нет. Из всех украшений – только кольцо, что надели на его руку в храме. А ведь в одном из мешочков, что передали ему из Сверта – были кольца, мужские, на пальцы, что шире собственных, кто-то снял с себя, хоть и грубо сделанные, но кому-то дорогие. Их вполне можно будет нанизать на гривну. Но не продать.

Он кинул на себя взгляд в зеркало, которое тоже было в покое, огромное, во весь рост и остался доволен. Совершенно нельзя сказать, что этот молодой свертец какой-то там ”консорт”, если не присматриваться. Князь…без гроша в кармане и едва отвоевавший себе право на нож, хорошо и грозно его Высочество, Халь сам на себя фыркнул. Можно спускаться вниз, за ним уже приходили люди, чтобы сказать ему это.

Утром следующего дня Арон проснулся с чувством облегчения, торжества заканчивались большой раздачей милостыни. После чего он мог заниматься своими делами. Странный консорт-заложник мог быть предоставлен сам себе, потому что Арон совершенно не понимал его и у него не осталось желания его понять. Халейг хотел жить своей жизнью, как он жил в Сверте, Угэр не был ему интересен, у Арона не было желания ему в этом препятствовать.

Он добился чего хотел: сдачи и присоединения Сверта, кроме того, у него есть супруг, есть с кем проводить ночи, большего от него ничего не требуется.

У него было много забот, кроме дел своего и вассальных княжеств, нужно было расследовать дело отравителя.

Арон надел на себя одежду, которую ему приготовили. Это должна быть простая одежда, чтобы подчеркнуть скромность князя и напомнить ему те далекие времена, когда и князья, и простолюдины мало отличались друг от друга и всю добычу от набегов делили поровну.

Арон вышел на парадное крыльцо, дождался выхода Халейга, как всегда всем недовольного. Арон сел на коня, которого к нему подвел служка и, возглавив небольшую свиту, двинулся к главному храму.

По обычаю, оба князя должны были встать на площади и раздавать бедным милостыню, но из-за того, что Ругаланд очень разросся с давних времен, никакая площадь не могла вместить такое количество бедноты. Поэтому управители города заранее рассчитывали, сколько милостыни нужно подать на разные части города, и от них уже выбирали представителей, которые приходили забрать милостыню, а потом уже они должны были раздать своим беднякам.

Арон оглядывал свой город, сегодня он был окутан туманной дымкой, собирался дождь, солнце спряталось за тучами. По пути к площади он был занят разговором с управляющим раздачей, который докладывал ему, сколько провизии и денег было приготовлено.

Арон выехал на большую площадь перед главным храмом Ругаланда, где он заключил свой несчастливый брак. Там их уже ждали прислужники с готовыми бочками вина, корзинами с пирогами и мешками мелких серебряных монет. Поодаль толпились представители и зеваки, их отодвинула от центра площади стража.

Арон спешился и подождал, пока Халейг сойдет с коня, потом, повинуясь указаниям распорядителей, они встали рядом друг с другом перед небольшим помостом, куда служители выносили пожертвования. Халейг должен был раздавать мешки с серебром. Оба князя должны были раскланиваться с каждым представителем, принимая от них поздравления и благодарности.

За их спинами зорко бдел казначей, отмечая в своих свитках все выданное добро.

Арон увидел приближающегося к ним бедняка в сопровождении молоденькой девицы, которая весело стреляла глазками в сторону обоих князей. Хоть она и была одета бедно, но улыбка украшала ее лучше всех уборов. Арон почувствовал, что его замерзшее сердце потеплело, когда увидел, что хоть кто-то в этом мире ему рад, и он щедро добавил милостыни низко присевшей в поклоне девице.

- Возьми, сшей себе новое платье.

- Премного благодарны светлейшим князьям, наши поздравления с бракосочетанием! - протороторила девица положенные слова и снова радостно улыбнулась Арону, и тому показалось, что на мгновение из-за тяжелых темных туч на небе проглянуло солнце.

Этому человеку не угодишь. Халь не понимал, с чего вдруг супруг опять сменил настроение и предпочел молчать в ответ на приветствие, и был мрачен, но он начинал уставать от этого. Наверно, это ветра, в Угэре они морские и постоянно меняются, а он еще даже не начал изучать их, так откуда ему угадать! Остается лишь стоять с той стороны, откуда он дует.

Этими деньгами, что дали ему в руки, можно было бы накормить весь Свертинг! Там, за широкой дорогой и лесом, голодали люди, подъедая остатки прошлогоднего зерна, которого едва и так-то оставалось чуть-чуть, а после войны и двух армий, одной, которую следовало кормить, и второй, которая отбирала хлеб, и вовсе ничего! На каждый такой мешок с серебром можно купить телегу зерна. А он ничем не может им помочь! У него нет ничего своего, и он не может ничего добыть. Даже горсти монет не сунешь себе за пазуху – люди князя следят за ним. Эти украшения, что остались в его покоях – пропажу одного браслета может и не заметят, и не отругают, но если он продаст все – то разговор будет иным. С другой стороны – что ему сделают за это? Даже если изобьют или как-то еще накажут… Выбора между собственной шкурой и хлебом для Сверта не должно существовать.

Он дает деньги крепким мужикам, вот что удивило Халя. Такое он видел впервые, чтобы мужчина, хоть и плохо одетый, но с целыми руками и ногами брал деньги для себя и таких же бездельников. Почему он не работает? Не знает ремесла? Этому можно научиться. Даже калеки в Сверте, если у них были руки, делали что-то – плели корзины, резали ложки, и прочее ремесло. А здесь так много людей, которые ничего не делают, но хотят за это получать деньги? И правители сами развращают свой народ, давая ему серебро, вино и хлеб за так.

Чем Сверт так провинился перед Угэром, чтобы с ними поступали так? Чтобы тут крепким мужикам давали все, а там забирали? У Халя закаменели скулы от гнева и горя, которое еще жило в нем. Да что, он прекрасно помнит, как встретился со своим нынешним хозяином, когда пытался добыть голыми руками рыбу в ручье, которой там почти не было, чтобы в котле был хоть запах еды. Как он может полюбить эту страну и за что? Она больше отняла у него, чем дала… А от него хотят невозможного. Чтобы он стал таким же, как люди тут. Невозможно волку стать зайцем.

А еще его супруг щедро раздавал обиды, зато требовал уважения к себе. В другое время Халь бы и сам улыбнулся красивой девчонке, но охотилась она явно не на него, сразу оценив, кто тут щедрая добыча... Отчего-то улыбка и милость Хассена к этой девке задела его, хотя Халь не хотел себе в этом признаваться, и гневный румянец залил его скулы. Он промолчал, не дело публично унижать супруга, хотя Арон этим вовсе не заботился, сразу после свадьбы смотря на девок... Скорее бы это действие кончилось и то, что он задумал, поможет ему и Сверту…