Глава 6 (2/2)
На это Халь предпочел промолчать и только кивнуть головой, в знак того, что он услышал. И вообще, если было бы можно, ушел бы прочь, одно слово «брак» невыносимо для него. Какое уважение может быть между врагами? Один из которых привез его, как трофей с войны. Какая пристойность может быть в мужеложестве, когда это противно самой природе?! Про любовь и речи нет. Ей сюда не прийти никогда. И никакой он не отважный, он просто трус…
Арон, понял, что безуспешно ищет кнутовище, только когда вспомнил, что оставил все снаряжение перед тем, как войти к больному. Волчонок допустил немыслимую провинность: возразил старшим и показал, что его разумение выше их, это нужно было немедленно пресечь.
Он встретился взглядом с отцом, который тоже все понял и уже поднимал руку, чтобы остановить Арона.
Но вдруг тишину в коридоре нарушили дикие вопли, и в покои тут же вихрем влетели Асгайр и Айнар.
— Отец! Они нас не пускали! Мы побили Харалда нашими деревянными мечами и прорвались! — пищали они наперебой.
Арон присел и обнял детей, как бы он ни был раздражен сейчас, появление сыновей изменило его настроение. Он скучал по ним.
Следом вбежал их наставник, степенный Харалд: «Да простят меня господа, я не мог удержать сорванцов, как только они узнали о вашем приезде, тут же бросились к вам.»
— Папа! Ты привез знатного княжича, мы слышали!
Арон поднялся во весь рост, дети жались к нему, хватали за ноги и дивились на нового человека в опочивальне.
— А теперь поприветствуйте моего будущего супруга, покажите, что вы не дикари, как про вас сейчас можно подумать!
Его сыновья переглянулись и одновременно поклонились, как их наверняка учил наставник.
— Приветствуем вас, светлейший князь Халейг Свертинг. Харалд вполголоса подсказывал им.
— Просим вас, князь, будьте добры к нам!
О, как это не понравилось обоим! Халь увидел, как мгновенно закаменело лицо Хассена, а благодушием старшего тоже не стоит обольщаться. Никто тут не будет действовать так, как нужно Сверту, даже если так кажется. Но и подумать о том, что отец или, тем более, мать прибудут в Угэр и увидят этот позор — было невыносимо. Тогда уж действительно, лучше вздернуться — нет заложника, нет сложностей, с ним связанных. Или это будет такая пытка, которую он не забудет вовеки. Но что, снова готов оттаскать меня за волосы? Халь уже читал это в глазах хитромордого, как вдруг случилось то, чего он представить не мог себе в этом доме. Детей. Двух мальчишек… Так вот почему мужской брак? Вот только у него всегда перед глазами будут чужие дети, а своих сыновей его лишили…
«Привез знатного княжича». Словно какую-то дивную невиданную зверушку. Несколько лет назад Харги так привез кота, точнее котенка, за кошек в Сверте платили большие деньги, чтобы спасаться от мышей, и добыть зверька для крепости стоило дорого. Весь Сверт сбежался, чтобы посмотреть на существо, чуть больше мужской ладони, испуганно переступавшее лапами по половицам парадной комнаты. И Халь тоже пришел, такое диво! Потом котенок вырос в огромного рыжего кота, уже не боявшегося ничего и никого, Халь огребал от него постоянно, когда подбирался к спящему коту, переворачивал его и трогал ладонью теплое мохнатое пузо. А теперь он тот самый котенок…
Но это дети, и они, в отличии от их отца, ни в чем не виноваты. Он присел перед мальчишками, чтобы оказаться на уровне их роста:
— Приветствую вас, княжичи, — еще одна улыбка, на которые он теперь вовсе был не щедр, — у меня на родине не принято сердиться на детей.
Арон переступил с ноги на ногу, бешеный черный вихрь постепенно улетучивался из головы, если волчонок сможет быть в ладу с его детьми, это уже дорогого стоит.
— Меня зовут Асгайр, а моего младшего брата Айнар, мы ждали, когда ты приедешь. И ты расскажешь нам о Сверте, мы наслышаны, что это прекрасное княжество и там растут самые высокие на свете ели! — выступил из-за спины брата Айнар.
«Было прекрасное княжество, пока туда не пришел ваш отец!»: хотел сказать Халь, но сказал другое.
— Обязательно. Я расскажу, какая это красивая земля.
После того, как Арон выпроводил сыновей с наставником, пообещав им, что придет к ним позже и расскажет о своем походе, он позвал прислугу и велел проводить княжича Свертинга в его покои в ожидании пира.
По знаку отца Арон взглядом выпроводил прочь лекарей и постельничих, и подошел ближе к одру больного.
Отец сказал:
— Сядь ко мне ближе, я буду говорить, что я увидел. Не стоит насильно звать княжича на пир, от его лица все вино в кубках скиснет и превратится в уксус.
— Не годится с таким лицом идти к алтарю, понятно, что он согласился на брак против своей воли, но нужно сделать что-то, чтобы он охотнее принял свою судьбу и его не пришлось бы прилюдно насильно тащить в храм, как было с приснопамятными князьями Хеллем и Эдвином.
— Призови к себе советника по брачным делам, пусть он думает, как вам провести время перед заключением брака, пойдите с ним на рынок, покупай ему сладости и украшения, устрой охоту, хотя не знаю, стоит ли давать ему лук в руки, на ладье совершите прогулку, пусть думает советник, но не давай ему печалиться в своих покоях одному. Не наказывай его пока, он не знает наших законов, не забывай, что он вырос в захолустье, приставишь к нему советников и учителей, видно, что он смышленый парень, все придет. Хотя иногда и кнут пригождается, но только когда уже все возможности к вразумлению исчерпаны. Делай свадьбу раньше, мальчик прав, не стоит тянуть, мало ли что за это время задумает Сверт, я бы не стал пока им слишком доверять. Проведите все ритуалы за неделю, этого будет достаточно. И да, завтра прикажи вынести меня в сад, я хочу в последний раз насладиться солнцем и побеседовать с твоим будущим супругом. Когда я увидел его, я впервые за долгое время вспомнил, что сейчас весна…
Арон передал Халейгу приглашение на пир через прислужников, получив ожидаемый отказ, он приказал отправить княжичу в покои самые лучшие и утонченные яства, а сам наконец-то смог спокойно возлечь на пиршественное ложе и предаться отдыху, которого он так долго ждал и заслужил, окруженный своей верной дружиной, впереди его ждало много беспокойных дней.
_____
В доме был пир, Халь его слышал, и его даже пригласили, понимая, что он не согласится. В честь чего ему-то пировать?
Он осматривал свои покои. Да, такой комнаты не было даже у его родителей, здесь совсем все по-другому, и тем более, такая бы не перепала им с Лейвом, но Халь бы все отдал, чтобы оказаться там, в тесной комнате с деревянными простыми стенами, двумя сундуками и кроватями и брошенными промеж них овчинными шкурами. И в ней не было даже окна. Ах, да, еще небольшой стол на двоих, Лейв читал за ним книги, а Халь клал туда разные мелочи — пояс, солонку, цепочку с волком. Он засунул руку за ворот, вытаскивая подарок. Стоит надеяться ли, что хоть бы это у него не отберут?
Эта же комната была роскошной, но чужой. Здесь три больших окна, широкая кровать, на нее кто-то положил его вещи — ту одежду, что он привез из Сверта, мягкий ковер под ногами и собственная уборная! Немыслимая роскошь для Сверта. Там такого не было ни для кого, и правила были одинаковы. Приспичило — топай на задний двор в отхожие сараи, девочки в одну сторону, мужчины в другую, хоть ты князь, хоть караульный. И морду помыть так же, привилегии только для мамы — служанки ей приносили таз и кувшин, а мужчины толпились по утрам у широкого умывальника во дворе. Отец никогда не приучал их к роскоши и не ценил ее сам. Лучшее богатство для мужчины из Свертов — конь и оружие. Что толку класть своих воинов — разве стоит отдельная уборная этого?
Он подошел к окну, отдернув тонкую, невесомую занавеску, и замер… Там, над крышами других домов — этот был одним из самых высоких, хоть и где-то вдалеке — было видно море. Настоящее синее море, с белыми пятнами парусов… Это завораживало его, заставляя забывать обо всем, что случилось, о собственных горестях. Но его грубо выдернули в реальность, постучав для приличия в дверь, а потом ее без спроса отворив.
— Владетель Арон просил передам вам ужин и наилучшие пожелания приятно провести этот вечер.
Люди ставили на стол подносы, в которых было еды на троих и большая часть той, что он не видел и отроду, поэтому не будет и умничать… Его ответа дожидаться не стали, покинув покой.
Халь съел немного, ровно столько, чтобы утолить собственный голод, и снова не притронулся к сладкому. И все время, пока не стемнело, смотрел туда, за крыши, где виднелось море, и лучшим, что он видел в этот день — стал закат. Такой красоты Халейг не видел никогда. В его краю закат был хорош, солнце садилось за высокие сосны, и это было красиво. Но солнце, уходящее в море…
В темноте было уже нечего делать, и Халь наконец-то отошел от окна, пора было спать.
Халь сходил в эту роскошную уборную — тонкого стекла кувшин, медный таз, мягкое полотенце, как будто тут все боятся поцарапать лицо об лен. А где мыть ноги?! Таз только один, а такое чистое белье пачкать своими лапами? Хотя, какая ему печаль о том… Халь разделся донага, наслаждаясь одиночеством, залез в самую глубину одеял, и сил думать о чем-то важном у него уже не было. Внизу шумела попойка, но к этому звуку было не привыкать, в Сверте был такой пол, что когда он был маленький, то мог на него лечь и сквозь щели досок смотреть как пируют взрослые и слушать всякие непристойные истории.
Завтрашний день может быть еще хуже, или хотя бы, не таким, как сегодня. Но лучше дней уже не будет.
Утром он проснулся от настойчивого стука в дверь, колотили так, словно на это проклятое место напали враги, он подскочил, натягивая штаны и рубаху, и открыл дверь.
Но ему снова принесли еду, покосившись на недоеденную вчерашнюю, и свежую воду для уборной.
— Когда вы приведете себя в порядок, господин Эрлинг будет вас ждать в саду.
К концу дня Халю хотелось оказаться одному в своих покоях. Он бы и предпочел, чтобы до этой позорной свадьбы его оставили бы там или дали бы сходить к морю, больше он ни о чем бы не просил — а тем более, развлекать его. И ему вроде не делали ничего плохого, старик был с ним ласков, дети приветливы, но сердце разрывалось на куски, от каждого детского вопроса про Сверт. Что им сказать — правду, как их отец пришел туда непонятно зачем с войной? Что разорил их земли? Нужно говорить то, что хотят от него услышать, а не то, что он думает на самом деле. Пока он тут еще диковинная зверушка, которая вызывает интерес у детей и стариков. Халь послушно улыбался, рассказывал, чувствуя, как будто его изощренно пытают. Да, удивительно же, что обычный завтрак в Сверте молоко и хлеб, там не принято обедать, потому что все заняты делами, а на ужин стараются есть мясо или похлебку с ним. Что в Сверте не делят еду на кому по-хуже, а кому по-лучше. Что есть — то и едят все.
Или что там днем нет праздного народа, которого тут в избытке, и все заняты какой-то никчемной ерундой. Сейчас он с удовольствием бы сам помог в Сверте на лесопилке — крепость всегда нуждалась в ремонте, и лесопилка, и столярная мастерская не простаивали. Что это за дело, играть на гуслях здоровому мужчине или весь день рассказывать сказки? Он слушал их вполуха, неужели они думают, что сейчас ему что-то хочется знать об Угэре? Или о его славных победах, когда он одно из таких доказательств? Интересно, что за песню сложат про него самого и Хассена.
Халь никогда не умел носить маски, и хотелось бы верить, что сейчас не так заметно, как ему хочется от всех сбежать.
На следующее утро, которое наступило для Арона уже после полудня после веселого пира, он увидел старого Эрлинга, сидящего в саду среди цветущих деревьев в глубоком кресле, рядом с ним на подушках сидел Халейг, вокруг них были гусляры и сказители. Асгайр и Айнар сидели в ногах у деда и, раскрыв рты, слушали древние сказания Угэра под тихое наигрывание гусель. Сам же он, тихо усмехнувшись, направился в свои покои, его ждали там толкователи карт, законнники, военачальники, лазутчики из Сверта и других подчиненных Угэру княжеств, нужно было заниматься делами.
На обеде в узком кругу ближе к вечеру, куда вынесли слегка ожившего Эрлинга, тот рассказал, что с утра до вечера они с Халейгом слушали захватывающие сказания, а дети замучили Халейга расспросами о княжестве Сверт.
Халейг даже согласился отведать некоторых яств, и Арону показалось, что слабый румянец возвращается на его щеки после целого дня в цветущем саду.