Глава 6 (1/2)

Арон полной грудью вдыхал воздух своей родины и понимал, как же он по ней соскучился. В первой же большой деревне, где он остановился со своей дружиной, он решил выкупаться в бане. Ему надоели поспешные омовения в походной лохани или, того лучше — в реках или озерах, которые они проходили на своем пути.

Он с удовольствием посидел почти в кипятке в бочке из кедра, с удовольствием вдыхая ароматы трав, что, не жалея, банные девки насыпали в воду. Его ординарец как следует отходил его веником, Арон несколько раз нырял в холодную воду реки, что протекала рядом, потом возвращался в парную, вышел он из бани почти к закату и чувствовал себя заново рожденным.

— А вот мы сейчас будем молодого княжича купать, — смеялись банные девки, собирая в баню Халейга.

Арон от души гавкнул на них так, что у тех тазы попадали из рук и девки, визжа от притворного страха, разбежались.

Арон допускал к волчонку только старого Оддварда. Они пробыли в бане недолго. Потом Оддвард шепнул Арону, что Халейг телом очень ладен и волосы его промыть даже самой тонкой золой было трудно, настолько они густые и длинные. Молодой княжич даже от него, прикрывался полотнами ткани, и сам не смотрел в сторону голого старика.

Арон почувствовал зов плоти от таких разговоров, он и сам видел, что Халейг имеет прекрасное сложение, и он уже не раз заглядывался на его крепкий зад, но пока еще не пришло время. Они ехали теперь в разных обозах и по ночам ночевали в разных избах, по обычаю до свадебного пира они должны были быть на расстоянии друг от друга.

Вечером Арон сам выловил одну из банных девок и затащил ее на сеновал, и до утренней зари был с ней, а уже перед рассветом пожаловал ей золотой перстень и забыл сразу же, как только спустился поутру с сеновала.

***

Прибытие их в Ругаланд было радостным, простой люд встречал их криками и величаниями, благодаря гонцам все уже знали, что князь Арон везет с собой молодого княжича Сверта, чтобы сочетаться с ним браком.

Арон со своим головным отрядом ехал по главным улицам столицы под восторженные крики толпы и, милостиво улыбаясь, махал им рукой. Его кортеж уже заранее посыпали зернами и лепестками цветов.

Постепенно под рев толпы он продвигался к замку Хассенхайм, родовому гнезду Хассенов.

Если бы Халю предложили провалиться под землю прямо сейчас — он ни на миг бы не задумался, соглашаясь. Все было бы лучше, чем ехать в этом кортеже, когда все глазеют на победителя и его трофей. Халь чувствовал себя таким трофеем, выставленным напоказ, его не стесняясь обсуждали, он слышал голоса женщин и мужчин, обсуждали его волосы, молодость, как будто это было самым важным. Но ему казалось, что его раздели перед всеми напоказ. Да и еще Хассен уехал вперед с другим отрядом, а тот, в которым ехал он сам — был вторым. Хоть за это спасибо, что не протащил по главной улице за волосы! Теперь за ним приглядывали — дорогой товар решили не портить дальше. Халь еле терпел прикосновения старика, даже когда тот касался волос, он вполне способен вымыться сам. В Сверте это умеют даже дети, и неважно какой они крови.

Он молча смотрел вперед, перед собой, не обращая на толпу никакого внимания, если бы не люди — он хотя бы смог бы отвлечься на город, но если повернет голову в сторону, напорется на чужой любопытный взгляд.

Их невозможно было не заметить… Мачты кораблей Халь увидел за крышами, и до этого он только слышал о кораблях, но никогда не видел их сам, но сразу понял, что это. Наверно, это единственное, что в Угэре интересно — корабли и море, конечно, моря он тоже не видел, и только представлял себе по рассказам мужчин, вернувшихся из походов. Но, должно быть, это красиво, хотя в рассказах море чаще всего было суровым и безжалостным. Его родич Къяран утонул в морском походе… Но это не остановило Халя в его мечтах увидеть море и попробовать воду рукой.

Это большой дом, Халь назвал бы это замком, хотя в привычном понимании Сверта замком была военная крепость, а не такой большой вычурный дом, как он видел. Ему уже сказали, что это дом Хассена, родовое поместье. В такой дом можно впихнуть несколько Свертингов, который вовсе не был такой уж большой крепостью, а Халь знал ее наизусть. Этот дом так просто не обойти. Да и ни к чему. Что же, вещь привезли в ее новый дом.

Хотя их ждали, в замке началась жуткая суета, орали мужики, верещали девки, почти вся прислуга вывалила на площадь перед замком, в окнах метались уборщики и подавальщики, готовился большой пир, из кухни столбом валил ароматный пар.

Арон чувствовал себя ребенком, который возвращается в родной дом, он не мог удержать улыбки, что цвела на его губах, хотя он изо всех сил старался быть серьезным. Он узнавал лица старых слуг, махал им рукой.

Его намного уменьшившийся отряд спешился перед главным входом. Арон проследил, чтобы ординарцы Халейга помогли ему спешиться и знаком пригласил того взойти вместе по лестнице в замок.

Пока они шли, прислуга чуть не оглушила их своим криком, волчонок весь сжался. Арон понимал, что ему сейчас тяжело входить в новый дом, видеть новых людей, но что поделаешь, всё когда-то бывает в первый раз.

Арон разместил своих приближенных и свиту Халейга в гостевой зале, а сам направился в покои отца в сопровождении главного лекаря.

— Как он? — спросил Арон.

— Господин Эрлинг только и жил, что вашим ожиданием, не хуже, по крайней мере пока.

Арон вошел в опочивальню отца, он редко бывал здесь, сейчас же она поразила его травяными запахами лечебных снадобий, окна были занавешены темными драпировками, отец лежал на высоких подушках с чисто вымытой расчесанной бородой, его, словно восковые, руки лежали поверх одеяла.

Арон подошел к постели отца и остановился, тот взглянул на него из-под густых седых бровей. Арон подумал, что это тот человек, что лежал теперь на смертном одре, который поднимал его когда-то на руки, усаживая себе на плечи, его отец учил его владеть мечом и объезжать норовистых коней, он учил его управлять ладьей и грести веслами. Мог ли Арон ослушаться его в его последнем желании? Но, может быть, теперь отец скажет ему, что же делать дальше, может быть, он переменит свое решение о браке, который Арон не желал так же, как и волчонок из Сверта.

— Сынок! — отец с трудом всматривался в полумрак. — Подойди поближе, дай мне свою руку.

Арон приблизился, взял высохшую руку отца в свою.

— Ты вырос, совсем взрослый, я так давно тебя не видел, ты изменился, возмужал еще больше… Тебе понадобится много сил, чтобы управлять всеми княжествами, что процветают под десницей Угэра, тебе нужна будет помошь. Ты привез молодого княжича, как я просил тебя?

— Да, отец. Но он в великой печали, потому что покинул свой родной край, и в нем нет желания вступать в брак со мной.

— Послушай Арон, мы с твоей матерью Эллен даже дрались поначалу, она кусалась и царапалась, как бешеная кошка, — отец печально усмехнулся, — какие ночи у нас были! Стража прибегала и ломилась в двери покоев, думая, что мы поубиваем друг друга… Как же я скучаю теперь по ней, Арон…

В покоях наступила тишина, Арон стоял, преклонив голову, их словно посетила тень прекрасной Эллен, возлюбленной матери, что покинула их вслед за Маргрете в тот ужасный год, когда к ним в княжество пришла черная лихорадка.

— Но хватит грустить, приведи же ко мне свой алмаз Сверта, как говорят у нас в Угэре, сказания о его красоте намного обогнали вас и разнеслись по всему нашему княжеству.

Арон повернулся к выходу.

— Послушай сынок, — сказал отец ему в спину, — у тебя есть двое сыновей. Никто не возбраняет тебе знаться с женщинами, и иметь бастардов сколько пожелаешь, но Сверт нужно удержать железной рукой!

Арон, выходя в дверь, поразился той силе, которой налился голос умирающего, и он понял, что брака с волчонком ему не избежать.

Он забрал Халейга из окружения его свиты и повел к отцу, тот приказал лекарям приоткрыть драпировки, чтобы при свете уходящего дня увидеть Халейга.

Какой шум, Халь даже втянул голову в плечи, после криков на улице он казался еще громче и ближе! Наверно, он бы сам так вопил, если бы его отец и Харги вернулись с победой и подарками. Но они вернулись с сомнительным миром и потерями, и уж верно, что, скорее всего, сейчас Сверт притих.

Халь даже был благодарен, что Хассен не потратил на него голоса и подозвал жестом, как зовут собаку. Лишние слова ему сейчас вовсе не нужны. Он оглянулся, на своих людей, надеясь, что их разместят тут достойно. Халь не знал, куда его ведут, но раз с довольной морды Хассен поменял лицо на серьезное, значит, это что-то важное. Халь поднимался за ним по лестнице, устланной ковром. Хорошо, что его люди не оставили их наедине и Халю было не так страшно, все-таки частица Сверта с ним.

Сначала пришлось немного подождать перед входом в какие-то покои, он присел на лавку, оглядываясь. Да, это богатый дом, он никогда раньше не видел такого, цветные ткани с вышивкой развешаны во множестве, под ногами вместо досок — ковер. У самого Халя в Сверте была общая с Лейвом комната, а перед кроватями лежали сшитые овечьи шкуры, чтобы ногам было тепло зимой. Ковер был только у отца с матерью, и тот вытертый почти до основы, потому что он достался этому поколению даже не в первом наследстве. Но что ему проку с этого чужого богатства? Гори оно огнем!

Он несмело вошел в комнату, здесь резко пахло травами, как в госпитале Сверта. Кто-то раненый? Нет, показалось, все-таки, это старик. Хассен молча смотрел на него и на Халя, словно чего-то ожидал.

— Подойди ближе, дитя, не бойся умирающего старика, — голос из постели был слабым, но мужским. Халь сделал еще несколько шагов вперед, и старик увидел его лучше, рассматривая цепкими голубыми глазами. Халю захотелось передернуть плечами, как от холода, но он сдержался. Какой бы мразью ни был бы Хассен, но негоже вести себя неучтиво со стариком, а тем более, умирающим. В том, что старик перед ним умирает, Халь не сомневался — иначе бы они встретились позже.

— Да, слухи не соврали, и вправду, он красивее любой девицы, что можно повстречать на берегах нашего Холодного моря, — это было сказано не ему, а сыну, и Халь только и смог, что промолчать. Ну так лучше бы взяли девицей, от них проку больше, чем от него.

— В добром ли здравии твой отец Вальбъерн? Хороша ли была твоя дорога сюда? Не обижал ли тебя мой сын? — а теперь спрашивают его самого. Надо же, кому-то вдруг интересно, что же случилось с вещью…

— Мой отец в добром здравии, эрн, желаю и вам оставаться в нем же, — Халь учтиво наклонил голову, лгать он не будет, но и правду пусть как хотят, так и разгадывают, — благодарю. Дорога была такова, какой ей и стоило бы быть, а то, что произошло между мной и вашим сыном, должно остаться только между нами.

— Достойный ответ, — одобрительно проговорил отец слабым голосом.

Арон был в душе благодарен волчонку, что тот не стал жаловаться на свои тяготы отцу, случилось же у них много разного, что никому, и вправду, знать не обязательно.

— Мне недолго осталось, — продолжал отец, — я хотел бы быть на вашем венчании, поэтому не будем затягивать, отправим гонцов в Сверт, чтобы твои родители приехали сюда. Я уж постараюсь протянуть еще какое-то время, мне хотелось бы поговорить с тобой подольше, отважный Халейг. Мы понимаем и ценим, что ты принес себя в жертву ради твоего княжества, я постараюсь внушить своему упрямому сыну, что он должен уважать тебя.

— Моим родичам не стоит присутствовать на свадьбе, — отрезал Халь, в котором все протестовало против этого. Он просто не выйдет из своих покоев тогда, чтобы никто из Свертингов не увидел, как он идет под венец с мужчиной! — Сейчас, как никогда, наши земли нуждаются в моих родителях, и им недосуг тратить время на дальнюю дорогу. У меня есть свита и этого достаточно, чтобы засвидетельствовать все случившееся перед Свертом.

Это было правдой, сопровождавшие его воины были из знатных семей, приближенных к прямым Свертингам, и их слова было бы достаточно для его народа. Вот только что они скажут: «Княжич Халейг Свертинг вступил в мужской брак»? Мерзость какая! Брак между мужчинами! Как только боги допускают такое непотребство… И лишают его, Халя, надежды на собственных детей и возлюбленную.

— Послушай, отважный Халейг, браки в княжеских родах почти никогда не бывают по любви, иногда она приходит со временем, как было у нас с Эллен, матерью Арона, иногда она не приходит, но в браке должно сохраняться уважение и пристойность, помни об этом, мой мальчик.