Глава 5 (2/2)
Уважение? Какое у меня может быть к тебе уважение? Значит, его так и будут таскать за волосы, усмехнулся про себя Халь. Никакого уважения от него Хассен не получит, и мира между ними двоими не будет никогда… Только договор. Не будет уважения к тому, кто искалечил Сверт и сломал его жизнь. Ты бы мог поступить с нами честно и сказать, что тебе тут надо, а не притаскивать свою армию и не грабить наши земли. Но, теперь это не его забота… Все кругом сочли, что он вещь, с очень высокой ценой, надо признать. А у вещи нет своего мнения. Ей должно служить, как полагается, и не ломаться. Пусть так и будет.
— Я сделаю все, что прикажет мне мой князь Вальбъерн Свертинг, — таков будет его ответ, пусть и срывающимся от усталости голосом. И пусть с ним делают что хотят. У него нет больше никаких сил сражаться.
Арон смотрел на мальчишку, он был похож на человека, которого ведут на виселицу. Арон не решился поминать недобрым словом своего отца, тот проводил долгие моления в храме, и боги послали ему это решение, не им, мелким людишкам идти против воли богов.
Арон перевел взгляд на старого лиса, может, ему показалось, но у того на глазах блестели слезы, наверное, старый Вальбъерн действительно любил своего волчонка. Старший брат смотрел на Арона как самый настоящий волк, готовый вцепиться ему в глотку.
— Если ты только обидишь его… — тихо прорычал Харги.
Арон почувствовал, как шерсть становится дыбом на загривке, таким тоном с ним не разговаривали уже давно, а если у кого это раньше случалось, тот уходил в царство теней, не снося готовы на плечах, но в этот раз ему пришлось только так же тихо прорычать в ответ и крепко сцепить зубы, и так все пока висело на волоске…
Халь еще не понимает, что на самом деле происходит и не осознает того, что видел сам Вальбъерн в эти месяцы и в чем участвовал. Да и не стоит от мальчишки требовать этого и возлагать на его плечи всю ответственность за будущее. Может, потом поймет, наверняка поймет, Халь умный мальчик. Честный, прямой и искренний, хотя, видимо, угэрцам это и не пришлось по душе. Но сейчас Халь ключ к миру, Вальбъерну хотелось бы сражаться до последнего, но если бы это был единственный сын… И он не знал, что скажет жене, об этом и думать тошно, что вот так, отдал ее любимца в залог мира. Где-то в книгах, которые привозят издалека, заложники отдают себя с гордостью героя, но он и так будет гордиться своим Халем, а Сверт почитать его, несмотря на то, что сейчас Халь похож на приговоренного к смерти. И если Угэр не сдержит хоть одно свое обещание…
— Спасибо, Халейг. Сверт будет тебе всегда благодарен, и ты должен помнить, что твой дом именно там.
Арон приказал начать отвод войска к границам Угэра, за исключением небольших отрядов, которые останутся для контроля территории, сказал, что делегации писарей и законников останутся, чтобы обсуждать вопросы сдачи Сверта, время приезда свадебной делегации в Угэр и саму свадьбу.
Этим же вечером было проведено официальное оглашение в главном походном шатре Угэра. Арон чувствовал себя, с одной стороны, довольным, что все получилось согласно воле его отца, с другой стороны, он почувствовал, как на него навалилась невероятная усталость и раздражение. Теперь он был навеки связан с ненавидящим его волчонком, да он и сам не питал к нему нежных чувств. Одна сплошная государственная необходимость. Мальчишка так и не потрудился привести себя в порядок, и стоял рядом с ним на оглашении заплаканный и растрёпанный. Родичи Халейга тоже не выглядели счастливыми.
Арон приказал отпустить всех пленных, чтобы князь Вальбъерн смог забрать их с собой. Угэру не нужны были пленные, они увозили с собой планы и карты залежей золотой и алмазной руды, пока жители Сверта не поняли, что они сказочно богаты.
Они узнают об этом, когда наместник Угэра Хлодвиг возьмет под контроль все золотоносные жилы в Сверьте. Арон даже пообещал Сверту выплатить контрибуцию, правда сверты еще не знали, что она будет выплачена из средств от продажи их же золота и алмазов.
Даже когда Сверт узнает обо всем, будет уже поздно: консорт-заложник будет уже в Угэре, простого заложника можно попытаться освободить или даже убить, Арон покосился на Хлодвига, но консорта — уже никогда.
Агнар оставался в качестве переговорщика договариваться от имени Арона, Хлодвиг оставался наместником. Бракосочетание было намечено примерно через месяц, спешить было уже некуда.
Поэтому, почти сразу после оглашения и небольшого пира, на котором сверты отказались даже пригубить немного вина, когда еще толком не занялся рассвет, Арон объявил поход части своей армии на границы Угэра, ему нужно было срочно увозить свою добычу и спешить к умирающему отцу.
Они оставляют эту тварь в их землях! Дружка Хассена. Халя сводила эта мысль с ума от бессильной злости. Хорошо, что еще договорились, что ему уступят большой дом в городке за крепостью, и там же разместится вражеский гарнизон. В родовую крепость Свертингов врагов не пустят, и это было хорошей новостью за последние дни, второй хорошей новостью было то, что пленные вернутся по домам, все, кроме него и небольшого отряда из трех воинов, что выделил ему отец, для того, чтобы Халь не чувствовал себя совсем брошенным, и все-таки ему полагалась собственная свита.
— Прощай, невеста! — конечно же дружок Хассена не удержался, чтобы еще раз не унизить заложника. — Жаль, я не погуляю на твоей свадьбе!
— Зато я надеюсь как следует попировать на твоих похоронах и чем быстрее, тем лучше! — выплюнул ответ Халь, и им не дали сцепиться дальше.
Харги хотел поехать с ним в Угэр, но Халь сам был против этого — Сверт нельзя оставлять наследнику, чтобы двое здоровых сыновей покинули его, ведь неизвестно, что там с Лейвом. Из лагеря отца ему привезли новую чистую одежду взамен испорченной старой и даже несколько ее смен. Интересно, заставят ли его угэрцы носить их тряпки? Насколько еще захотят унизить Сверт, хотя этой позорной свадьбой дальше некуда… Все отношение свертингов на этом пиру к ней было очевидно — никто не притронулся ни к еде, ни к питью. Никто не улыбнулся ни разу. Он сам сидел рядом с Хассеном и смотрел куда-то вдаль, в горизонт, задыхаясь изнутри от ненависти и собственного бессилия. На столе была вся роскошь, которая в Сверте только по великим праздникам, и то не каждый год, и его любимое сладкое — всякий мед, пряники и прочее Халь обожал до дрожи, но он не притронулся ни к чему. Им удалось поговорить с Харги наедине, брат не утешал его, понимая, что это бессмысленно, но сказал, что дрался бы лучше до последнего… И расставаясь, Халь надеялся, что видит его не в последний раз.
Халь почти все время молчал, отвечая, или по необходимости врагам, или кому-то из угэрцев, ему было неважно — Хассен это или солдаты, они сливались для него в одно сплошное пятно, которое он предпочел бы не видеть. Он делал, что ему скажут, спал, где скажут и ел, что давали, не рассматривая. И скрашивала все только дорога — до нее Халь всегда был любопытен, они шли на юг, и так далеко от крепости Халейг был впервые. В какой-то из дней они подошли к границе между Свертом и Угэром, и Халь едва заставил коня переступить черту на лесной дороге. Вероятно, он сюда больше никогда не вернется — для Сверта он наверно, умер, хотя Сверт в остатках его сердца. Кто-то из его воинов тронул его за руку, поддерживая, и отряд поехал дальше.
Какая же разительная разница между Свертом и Угэром! Вражеская земля была богаче, перекатывающиеся холмы были уже засеяны вдоволь зерном, над ними кружили ястребы, высматривая свою добычу. И они не везли из Сверта ничего, кроме добра, которое Хассен не отобрал у своих солдат, да и в Сверте это предпочли бы сжечь, чем получить обратно из рук врагов, и кроме него самого. Не за ним же они приходили?! Что им было надо? Эта мысль точила Халя, как древесный вредитель точил дерево в старой караулке на правой башне крепости в Сверте — когда Халь проводил ночи там, то мерный звук не давал ему уснуть.
Красивые земли, у него были силы это признать, богатые и хорошие дома. Но он никогда не полюбит Угэр и его хозяина так, как Сверт, хоть нищий и полуголодный, но свой.