Стратагема 6: Шум – на востоке, нападение – на западе (2/2)
— Чёртовы чиновники, чёртова Линвэнь, чёртов Ло Таошу, чёртов день!!!
— СЕЙЧАС! — проорал Мингуан. Пэй Мин резко остановился, развернулся и выставил клинок вперёд. Как раз вовремя! Ужасающий стальной клубок подпрыгнул, расправил лапы и раззявленной перекошенной пастью с болтающейся нижней челюстью устремился к добыче. Генерал ловко поднырнул под тварь и одним длинным ударом рассёк ей брюхо. Последний оглушительный крик снёс ещё пару деревьев, а потом на лес опустилась мёртвая тишина.
Кровь шумела в ушах. Небожитель, чёрный с ног до головы от крови и грязи, тяжело опустился на землю. Он с сухим щелчком вправил сломанные кости и достал из-за пазухи пузырёк со снадобьем. Только после того, как рука вновь обрела подвижность, он облегчённо выдохнул.
— Немедленно почисти меня от этой дряни! Пфе! — Мингуан даже недовольно задрожал. — И вообще! Мне нужна полировка!
— Вернёмся, отполирую. Даже рукоять почищу, — Пэй Мин тихо усмехнулся и тяжело поднялся на ноги, тщетно пытаясь привести себя в человеческий вид. Как только он откопал свои сапоги, то тут же собрался уходить, но его остановил чей-то испепеляющий взгляд. Генерал, удивлённый волной столь неприкрытой агрессии в свою сторону, медленно повернулся. Позади него стоял человек. Он носил простую одежду из неокрашенной ткани, длинные волосы были убраны обычной веткой, как у бродяги. Однако при этом он обладал утончённым лицом с острым подбородком и живым взглядом, свойственным учёному мужу. Правда, сейчас это лицо было перекошено от гнева, а в правой руке мужчина недвусмысленно сжимал топор.
— Куда собрался? — ледяным тоном спросил он.
***
Та Ханьсун наслаждался жизнью. С самого утра день его был наполнен приятными для сердца заботами. Вековые сосны приветствовали его как брата, всякая лесная тварь была ему другом, и каждая травинка, каждый кустик были отлично ему знакомы. Он бессчётное количество вёсен и осеней наблюдал их рождение и увядание. Древний могучий бор рос у него на глазах, естественно он относился к нему как к собственному дитя или младшему родичу, хоть и рослому, а всё же вызывавшему желание опекать и лелеять каждое мгновение его жизни.
Но в однажды случилось страшное несчастье. Вначале к нему прибежало знакомое беличье семейство. Мама-белка с бельчатами взбудоражено верещали и бегали по двору кругами, явно чем-то испуганные. Их хвосты топорщились как щётки, а кисточки на ушах так и дрожали. Следом за белками прибежал зверь покрупнее: олени, волки, лисицы, даже медведь с медведицей, у которой на загривке сидел маленький енот. Та Ханьсун подхватил его на руки, зверёк весь трясся. Всеобщая аура ужаса обрушилась на него, как лавина, а следом раздался страшный грохот. Заклинатель тут же взмыл на ближайшую сосну и увидел, как вдалеке под гнётом неведомой силы рушились деревья — дома многочисленной лесной братии. Щепки и взрытая земля поднимались к небесам клубами, а в этой пыли бесновались две тени: одна огромная, как дракон, другая маленькая, размером с человека, но ничуть не менее грозная.
С каждым новым ударом разрушения становились всё масштабнее. Та Ханьсун больше не мог на это смотреть, он тут же бросился в самую чащу, нечеловечьим криком созывая всех и вся. Крупные звери брали на плечи маленьких и уносили их подальше от опасности. На некоторое время все забыли о законах природы: волк спасал зайца, тигр помогал лани, орёл нёс на спине мышиное семейство. Все бежали в самое сердце чащобы, под защиту барьера, который наспех ставил монах. Он пытался защитить всё, что осталось от его старого друга. Каждое убитое дерево отзывалось в его душе острой болью. Пролитый сок могучих растений был точно кровь на полях сражений. Это дикое, невозможное насилие гневило его и, вместе с тем, сдавливало горло невозможным ужасом и тяжким горем. Будто бы он действительно видел страдания своего младшего брата, но совершенно ничего не мог с этим поделать.
Поэтому, как только всё стихло, Та Ханьсун опустил барьер и побежал к своему домику, в котором прожил без малого три десятка лет. Конечно, от лесной кельи не осталось ни щепки. Всё было разрушено до самого фундамента, разбитые черепки и сломанные вещи валялись кругом. Лесные жители молча стояли за спиной заклинателя, никто не произносил ни звука. Руки мужчины сжались в кулаки. Он поднял одну из разбитых досок и достал каким-то образом уцелевший под ней топор. Закинув его на плечо, весь белый от гнева, он посмотрел в ту сторону, где недавно стихли звуки битвы, и сквозь зубы проговорил:
— Убью!
⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙⸙</p>