21. Дом (1/2)

Оцелот и Гелтир расстались с Призраком и его хранителем у ворот столицы. Эстас даже не оглянулся им вслед, молча следуя за своим хозяином, словно и вправду был лишь его тенью.

Оставшийся путь прошел без приключений. Гелтир мог бы пересесть на освободившееся сиденье напротив хозяина, но почему-то не сделал этого, поднявшись с места, лишь когда карета остановилась. То, что они на месте, подтвердили слова сэра Оцелота, покинувшего экипаж первым и придержавшего дверь для акулы:

— Добро пожаловать. Я старался сделать все, чтобы ты чувствовал себя, как дома.

Гелтир кивнул, в знак того, что понял, выбираясь на улицу и с хрустом распрямляя плечи и спину, попутно оглядываясь. Первым делом дух почувствовал прохладный морской бриз, закравшийся под потрепанную одежду, и с видимым удовольствием глубоко вдохнул влажный солоноватый воздух.

— Мне уже нравится… — проурчал он, чувствуя, как родная стихия наполняет утомленное тело свежей энергией.

Дом стоял в той самой бухте, где когда-то швартовались торговые корабли, и где двенадцать лет назад встретились два взгляда из разных жизней. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь они сольются в одну?..

Акула с готовностью отправился следом за хозяином в дом. Добротная кладка, три этажа, широкие балконы и терраса. Фундамент наполовину уходил в скалистый берег, а другая половина находилась в море на сваях. Причем скалы тут были по большей части из ненадежного песчаника, и что-то подсказывало духу земли и воды, что без магии здешнее строительство не обошлось. Как и без солидных капитальных вложений по выкупу этого района в частное владение. Впрочем, меньшего от наследника крови герцога было бы глупо ожидать. Сэр Оцелот не был любителем дешевой помпезности, но знал себе цену, — это было видно и по нему самому, и по его жилищу.

Попав внутрь, Гелтир сразу ощутил, «кто в доме хозяин». Не потому, что атмосфера была подавляющей, как раз наоборот. Духу пришлись по душе и функциональная обстановка в приглушенных тонах, и просторные, но вместе с тем уютные комнаты, и, конечно, шум моря за окном.

Оцелот открыл одну из дверей на первом этаже, приглашая Гелтира войти. В просторном помещении с предусмотрительно большой кроватью и всем, что нужно для комфортной жизни, помимо двери в, по-видимому, ванную, были еще и двустворчатые застекленные двери с выходом на террасу и пирс.

— Это твоя комната с выходом к морю… А если вдруг будет холодно, моя комната дальше по коридору.

Гелтир с усмешкой сверкнул зубами.

— Я запомню… — он прошел по гладкому полу, распахнув двери, впуская в комнату ветер и запах моря. — То, что надо… — прикрыв глаза, выдохнул дух.

Тут сэр Оцелот коснулся какой-то руны на стене, и в первый момент могло показаться, что в комнате исчез пол. Гелтир даже успел напрячься, когда понял, что тот просто стал прозрачным, и сквозь него теперь отчетливо просматривалось дно вместе с местной фауной.

— Воу… — акула явно не ожидал такой модернизации, поднимая взгляд на хозяина. — Это… для меня? Ну… спасибо… — неловко проговорил он, запуская пальцы в волосы на затылке. — Мне и просто близости океана достаточно, если что… Не стоит там… утруждаться особо.

Сэр Оцелот только улыбнулся в ответ:

— Поверь мне, оно того стоило. Я счастлив, рыбка… Так счастлив видеть тебя счастливым… Я надеялся, что тебе понравится здесь.

В комнате как будто стало теплее. И даже на пирсе удары волн о закат на горизонте словно ускоряли пульс солнца в небе. Или это сердце просто отражалось там, под облаками.

Сердце, которое дышало сейчас магической связью, как свежим океанским ветром. Она была внутри и снаружи: в ощущении легкости невесомых крыльев за плечами, самых насыщенных, непередаваемых красках и шуме океана в ушах, похожем на какую-то далекую приглушенную песню, которую поют киты, когда никто не слышит.

Гелтир и так чувствовал, что хозяин долго ждал сегодняшнего дня, что он готовился к нему и не сомневался, что тот наступит. Было как-то неловко от того, что кто-то ждал его именно вот так, — с заботой о том, чтобы ему было хорошо. Дух переступил с ноги на ногу, слегка растерявшись.

— Это ж… та самая бухта, да? Я пойду тогда, что ли… окунусь перед сном, — хмыкнул он, найдя взглядом морское дно и, развернувшись, вышел на террасу.

Спустя пару мгновений раздался плеск, и среди волн замелькал знакомый серый плавник с черной подпалиной.

Солнце неспешно погружалось вслед за акулой в теплую и свежую воду с соленым, раненым запахом. По мере того, как первый день, проведенный с хранителем, близился к завершению, сэр Оцелот все острее осознавал, что всегда будет его помнить.

Нет, не потому что этот день ознаменовал начало очередной охоты. Сражений было много. Они заканчивались. И начинались заново. Время, как прибой, слизывало и раны, и битвы, и красные печати на слишком поздно закрытых делах, и отпечатки белых рук безумца, и все то, что уже нельзя изменить, но еще можно остановить. У времени был иммунитет к яду. Оно все равно продолжало течь и постепенно очищаться. Растворять красные прожилки в ключевой воде. Просеивать песок и находить в нем золото. Которое останется. Навсегда.

Как их первая встреча на этом же самом берегу. Звездные капли и взгляд, горячо стекающий по ключицам Гелтира. Желанная победа в турнире, к которому Оцелот готовился много лет. Адреналин, пляшущий сарабанду в висках. Запах тепла на щеке, затронутой дыханием Ответа. И это счастливое смущение сейчас, прикрытое опущенными веками хранителя.

Сэр Оцелот купил этот участок земли и распорядился построить здесь дом сразу после своей победы на турнире. Он даже добыл старые чертежи дачи герцога Мэлайна, какой она была 150 лет назад, когда Гелтир жил там. Хотел взять прошлое за образец и сделать лучше в настоящем. Подарить хранителю океан и все звезды, все солнца, попавшие в плен соленых отражений.

Оцелот ничего не смыслил в архитектуре, по большей части взятой у дачи Мэлайна, зато хорошо разбирался в магии. Придумал, как укрепить ею сваи и создать руны, делавшие пол в комнате над коралловым рифом прозрачным. Время от времени приходил сюда все эти годы, контролировал, как шли работы, и всегда во время таких визитов, пользуясь случаем, смотрел на шепчущие волны. Слушая их обещания. Вспоминая. Выходя на пирс и почти видя плавник с черной подпалиной вдалеке. Зная, что Гелтир обязательно вернется сюда.

Вернулся.

Оцелот остановился на самом краю пирса, придерживая рыжие пряди выбившихся волос у виска, заворожено глядя против ветра, как уже настоящий, а не воображаемый плавник вырезает узоры на волнах. И подплывает ближе.

Прохладная вода хорошо подействовала на духа, смывая необычные ощущения и краску с кожи. За прошедшие годы рельеф бухты немного изменился, но в целом это были все те же хорошо знакомые места. Развернувшись к пирсу, Гелтир все-таки заметил некое сходство дома с его предшественником. Память услужливо подкинула картину полуторавековой давности, только тогда на пирсе сидел тощий беловолосый ребенок, а позади него — темноволосый венценосный герцог… Впрочем, воспоминания меркли, уступая место настоящему, где на пирсе сидел его новый хозяин. Горящие в закатных лучах огнем рыжие волосы угадывались даже с края бухты, и дух подплыл ближе, позволяя коснуться себя.

— Привет, рыбка моя.

Оцелот сам не знал, почему поздоровался, когда они вообще-то и не прощались. Он дотянулся рукой до показавшейся над водой гладкой спины и ласково погладил ее открытой ладонью. Провел кончиками пальцев вдоль плавника с подпалиной, осторожно почесал нос акулы.

Гладить настоящую акулу было бы весьма проблематично, ведь эти рыбы не могли держаться в воде без движения, но Гелтир не был обычной акулой, и вода держала его, когда он этого хотел.

Мы одно целое, рыбка… я — твое отражение в небе, ты — мое отражение в воде…

Чувствуешь?

Один шаг, и никто даже не заметит этой границы. Между водой и небом. Как никогда не замечало ее солнце, горячее, как магическая связь сейчас.

— Рыбка… если я вдруг слишком сильно буду приставать к тебе, помни, что ты всегда можешь сказать «нет». Я пойму и остановлюсь, — серьезно пообещал Оцелот, понимая, что после стольких лет ожидания кровь по-настоящему горела, и потому было трудно связно мыслить, когда хранитель находился так близко, и они были одни. А если бы Гелтир был в своем антропоморфном облике? — Не хотелось бы злоупотреблять своим положением, — Оцелот усмехнулся и снова погладил акулу по спине, поудобнее устроившись на пирсе. — У тебя был первый поцелуй когда-нибудь? У меня… ну, я тебя ждал, — честно признался он. — Не было.

После слов хозяина темный глаз с белой точкой зрачка поймал его в фокус.

«А если я не захочу говорить тебе «нет»?» — мысленно усмехнулся дух, приоткрывая пасть. — «Или ты хочешь сказать, что мне есть, чего бояться? Так я не привык поддаваться страхам,» — хмыкнул он. — «Поцелуй…» — акулий глаз едва заметно сузился. — «Ну, раз ты спросил, не вижу причин не ответить. Знаешь, когда у меня за плечами было всего несколько жизней, мне встретилась одна девушка. Она понравилась мне. Я захотел ее… Кажется, у нее была семья. Муж, дети. Я не помню. Мне было плевать,» — он усмехнулся немного зло. — «Мне всегда было плевать на окружающих. Я просто брал, что хотел. Но поцелуев или чего-то большего у меня не было, хозяин…» — дух, до этого неподвижно покачивающийся на волнах, резко дернулся в сторону, хватая беспечно проплывавшую мимо рыбу, разрывая ее острыми зубами. — «До этого никто не доживал. Я убиваю раньше. Ту девушку я сломал, едва прикоснувшись к ней. А потом я убил и всех ее родичей, кто попытался отомстить,» — акула погрузила окровавленную морду в воду, наблюдая за тем, как красные разводы растворяются в воде. — «Все вокруг — очень хрупкое, хозяин. Слишком легко ломается,» — черный глаз снова скосился на Оцелота. — «… Та девушка была рыжей. Как огонь и кровь. Мне всегда казалось, что у меня рвет крышу от рыжих женщин, — им лучше не распускать при мне волосы. Поверь, хозяин, я не боюсь ни приставаний, ни поцелуев. Это ты… должен понять, что я за существо. И что я могу сделать, если… Я ведь предупреждал тебя сегодня, — не обманывайся моей ролью. Я все еще могу убить тебя. Контроль всегда был моим слабым местом,» — дух почти полностью погрузился в воду, негромко добавив. — «… Ты выбрал не лучшую пару для себя. Ты последний хозяин, которого я пожелал бы убить. Не ослабляй… контроль. Не забывай, что можешь мне приказывать. Никогда не забывай этого!..»

Сэр Оцелот помнил. Заправил непослушную прядь волос за ухо, спокойно ответив:

— Я крепче, чем ты думаешь, рыбка моя.

И даже дело было не в том, что не так легко сломать того, кто может затвердеть, становясь камнем. Дело было в том, что внутри. Всего лишь капли разбавленной поколениями крови великого герцога? Нет. Сердце, которое несло их по жилам. Сердце, того, кто…

— … выбрал ту пару, которую хотел. И я рад, что у меня есть шанс тоже стать для тебя первым. Я постараюсь когда-нибудь это заслужить.

Он применил заклинание, единственное, которое в Алатарисе знали и использовали абсолютно все, независимо от расы, пола, возраста и социального статуса: от крестьян, едва ли получавших хоть начальное магическое образование, до ученых магов, написавших не один том научных трактатов. Ну, может быть, все, кроме кочевников, живущих в глухих пустынях. То, заклинание, которое позволяет одежде не намокать от воды.