20. Карета (2/2)
Гелтир дернул бровью, словно его осенило, и уже более определенно взглянул на змея, мысленно бросив:
— «Слушай… если б я не знал тебя так долго, решил бы, что ты влюбился в своего снежного принца-перебежчика».
Эстас дернулся, как от удара током, царапнув себя по губе своей же иглой. Металлический привкус растекся на языке, словно отрезвляя, и дух неуловимым движением спрятал иглу, облизнув губу и быстро натянув маску, — матово-черная кожа на его щеках едва заметно побагровела. В черные глаза акулы впились острия змеиных зрачков, а в голове разлилось шипение:
— «Заткниссссь!.. Следи за сссвоей жизнью и не сссуйся в мою! С меня достаточно твоего учассстия…» — прошипел он напоследок, отворачиваясь к окну и натягивая капюшон на глаза.
— «Винишь меня все-таки?» — хмыкнул Гелтир, сверкнув острыми зубами. — «В его смерти, да? При том, что я убил только тебя самого. Я пальцем твоего хозяина не тронул и все равно чувствую, как ты прямо сейчас мечтаешь меня придушить, Шорох…» — ухмылка Гелтира стала более явной.
Эстас не дернулся, однако ответ к акуле пришел:
— «… А кого мне еще винить?»
— «Танцовщика убил паук».
— «И что? Сходить к одному из его памятников и покричать проклятия? Или, может, в фамильный склеп к Мэлайну проползти и поглумиться над костями твоего герцога? Это же он приказал… Ты сам сказал, что Ткач хотел нам помочь, но ты ему не дал. Серьезно, Бездна? Ты не дал? Тсуруги?!» — змей мысленно засмеялся. — «Если бы он действительно хотел помочь, ни ты, ни Мэлайн бы ему указкой не были! У него единственного были силы делать то, что он хотел! Он мог нас спасти, слышишь, мог, если бы захотел!» — Эстас сжал зубы, выплеснув накопившуюся обиду.
Гелтир сощурился, покосившись за окно.
— «… Ты уверен? Ну, позволил бы он вам уйти в тот раз. Отдал бы долг. И что? Ты думаешь, что вас оставили бы в покое? Ты серьезно так думаешь, Шорох?! Тогда я тебя не узнаю… В мозгах твоего хозяина, да и в твоих, осталась прорва информации, способной создать инквизиции и всему Альянсу столько проблем, что вас бы из-под земли голыми руками выкопали бы! И уже никакой бы паук вас не спас. Твоего хозяина бы запытали, хорошо, если до одной смерти, а ты бы все это видел и чувствовал вместе с ним. Тсуруги сделал единственно верное для вас, чтобы отдать свой долг, — убил одним ударом, сразу и безболезненно. Ты был хранителем предателя, у вас не было будущего, смирись уже с этим!» — мысленно рыкнул Гелтир.
Эстас не шелохнулся и долго молчал, пока, наконец, не отозвался:
— «… Я не могу. И мне жить с этим до конца. Ты ведь тоже не уходишь из Алатариса, хотя мог бы. Ты был хранителем тирана, но ты все еще здесь. Вот и я, хранитель предателя, — все еще здесь. И пробуду здесь столько, сколько придется… Не потому, что мне есть дело до инквизиции… Мне все равно, на кого работать. А потому, что здесь жил хозяин, который что-то значил для меня. Может, поймешь. Когда-нибудь…» — бросил он и замолк.
Эстас и сам плохо понимал. Однако что-то внутри не давало послать к Древним статус переходящего знака отличия. Алатарис держал его крепко и не собирался отпускать.