24. Полнолуние (2/2)

Уже была полночь.

— Тиль! Иса чует чужих рядом!

— Сейчас?! — Тиль, скорее почувствовав, чем услышав сообщение, в бессильной ярости лязгнул клыками, перекусывая ручеек шедшей горлом крови.

— Иса говорит, что они пахнут истиной.

Эта новость резко перевернула отчаянную ярость и красные отражения в зрачках.

— Мы должны их взять живыми для Тино Сайхоши. Пусть Иса, Рен и Иво идут за ними.

Сам Тиль не мог прервать заклинание, не мог отдернуть онемевшую за долгие часы руку, истекающую неровным светом из-под чешуи, от бледного, искавшего собственный пульс запястья северянина, иначе тело того рассыпалось бы в прах.

Магия такого уровня не терпела незавершенности, отступлений, попыток шагнуть назад или в сторону. Ее или совершали, или умирали. Вместе.

Тиль сглотнул кровь, поднимая с глаз защитную пленку. Помножив на три красную луну. Она была еще ярче в своих отражениях. В переливающихся указаниях полевого командира пяти чудовищ.

— Я сосредоточусь на том, чтобы его мозг восстановился раньше нервных и двигательных центров. У тебя будет время считать его память, Аям, пока он окончательно не очнулся. Передай остальным, чтобы забрали чужих. Тино Сайхоши сделает их нашими. Кто они?

— Они — певчая птица.

Гибрид-летучая мышь Аям, сложив крылья, сел на край стены, сосредоточился, подхватывая сменяющиеся воспоминания из сознания еще только наполовину живого северянина. Он не задерживался, не фиксировал внимание ни на чем лишнем в спешном поиске планов королевского дворца, расположения тайных ходов и охранных постов.

У Аяма было около двадцати минут на то, чтобы промотать целую жизнь. Прежде чем она продолжится с новой страницы. С красного от крови и любви имени:

— Эстас, я что, снова… умер?

Снова умер… Это звучало так нелепо, так глупо, что было даже смешно. Но на слабую усмешку северянину еще не хватило воздуха. Он не чувствовал магической связи с хранителем, но это еще не казалось ему страшным, потому что в прошлый раз, когда он умирал на одном из заданий, нить связи с Эстасом успела порваться, но снова срослась потом, когда Шерел вернул его к жизни. И было не поздно задать себе вопрос.

Кто же воскресил его?

Оглушающий всплеск адреналина, сдавливающий ребра ужасом перед неизвестностью, прокатился по всему телу северянина, запуская скрытые резервы регенерации, вскидывая тяжелые веки, мгновенно фокусируя расширенный кошачий зрачок в тонкую щелку.

Мысли, не успевшие остановиться, были разрезаны ее отточенным лезвием, как мешки с мокрой ватой. Это уже не мог сделать Шерел, потому что он всегда выполнял приказы герцога Мэлайна, а тот распорядился убить их с Эстасом за предательство. Но кто тогда? Среди знакомых Танцовщика больше не было настолько сильных целителей, которые могли воскрешать погибших в бою.

И Танцовщик не спешил поздравлять себя с прояснением сознания и тем, что, наконец, вспомнил свое имя. Потому что чудовищное лицо, оказавшееся перед ним, заставило поперхнуться собственной памятью, попавшей не в то горло.

У существа была грубая чешуйчатая кожа, явно плотная, как пластинчатый доспех. Шершавая даже на вид, зрачки цеплялись за нее, как за наждачную бумагу. Спотыкались об надбровные дуги. Падали прямо в алые глаза, которые расплывались жгучими пятнами кровавого света. Кровь, набухшая в уголках пасти и на носогубной складке от затрат магической энергии, была и то менее яркой, немного водянистой. Красной, но при этом с зеленоватым переливчатым оттенком, какой бывает на брюшке мух. Упала вниз очередной кислотной обжигающей каплей, не удержавшись на неровной чешуе.

На этот раз Танцовщик едва ли почувствовал ожог. Он рывком дернулся прочь, оттолкнувшись руками от рыхлой земли собственной разрытой могилы, перекатившись по каменным плитам. Танцовщик попытался выхватить оружие, но пальцы ухватили лишь пустоту и грязь на собственных доспехах из клепаной драконьей кожи, каким-то чудом не истлевших, но выглядевших так, словно пролежали в земле как минимум сотню лет.

Сотня лет.

Эта мысль ужаснула Танцовщика едва ли не сильнее, чем морда рептилии. Не может же быть, что… и правда? Его воскресили спустя целый век, если не больше?! Но зачем? Кому это могло вообще понадобиться?

И все же чешуйчатое существо, явно ослабленное заклинанием, но тяжелым рывком поднявшееся с колена, не располагало к вопросам. Оно плюнуло в Танцовщика не словами, а какой-то вязкой жидкостью, перемешанной с собственной кровью. Парализующей.

Танцовщик понял это, когда в отчаянном прыжке метнулся в сторону, но отвратительная смесь сжала щиколотку жутким холодом, как будто его поймала рука мертвеца. Пусть даже могила была пустой.

Пусть даже могила не так давно была его собственной.

Нога, которую он мгновенно перестал чувствовать, подвернулась. Танцовщик упал на спину, увидев на фоне лунного неба темный силуэт, жилистый и поджарый, с кожистыми крыльями летучей мыши. Миг, и в попытавшиеся оттолкнуться от каменных плит руки вонзились несколько костяных игл. Выпущенные, как дротики, из кончиков крыльев, они тут же выросли заново, зацепили доспехи, а не плоть, явно стремясь просто пригвоздить жертву к месту, но не ранить. Получилось.

Мир сошел с ума, пока я был мертв.

Как вспышка, безо всякой магии замедлившая момент перед последующим плевком, который бы окончательно парализовал Танцовщика, эта мысль была круглая и медная, словно нащупанная в темноте ручка двери на стене. Она не оформилась, просто прозвучала. Заклинание обратного призыва! То, которое мгновенно перебрасывало мага, еще не связанного с духом, к самому подходящему ему свободному хранителю. Тогда странные твари не смогут последовать за ним.

Это был единственный шанс Танцовщика оказаться где-нибудь подальше отсюда. Увидеть Эстаса. Узнать, что произошло. Что это был за кошмар, и почему у него не получалось проснуться.

И он этим шансом воспользовался.

Неловко упав из-за по-прежнему не подчинявшейся ему правой ноги, Танцовщик с размаху ударился плечом об какую-то мебель. В ушах еще звенел ультразвуковой прощальный крик крылатой твари, как будто в барабанные перепонки вонзились окровавленные дрожащие спицы. Но это не помешало Танцовщику медленно встать, опираясь на здоровую ногу. Выдохнуть, не слыша собственного дыхания. И не поверить собственным глазам. Он даже не сомневался, что перед ним будет Эстас…

… но это был кто-то совершенно незнакомый.