18. Рекрут (2/2)
«Но… они никогда не любили моего отца и меня. И теперь… отдать им все? Ты считаешь, что это справедливо?!»
Скорпион сощурился, глядя в алые глаза.
«Нет. Но я предпочту подумать о твоем благополучии, нежели о мести. Если они действительно так скверны… не лучше ли отложить ее, мой господин?» — на красиво очерченных губах духа мелькнула едва заметная улыбка, словно сверкнувший на солнце кончик жала.
«… Блюдо, которое следует подавать холодным, ежели все-таки не наешься?» — слабо усмехнулся Тсуруги, дернув бровью.
«Именно. Твои родители, в первую очередь, хотели дать тебе полную счастливую жизнь. Еще не поздно ее начать, мой господин…»
«Он пригласил меня в инквизицию, не принимая во внимание мою болезнь. Какой из меня боевой маг, если я иногда и встать не мог?..»
«Теперь у тебя есть я. Я вылечу твою болезнь. Ты будешь расти и жить. Только… пожелай этого,» — твердо отозвался дух.
Почему-то Тсуруги верил своему хранителю. Быть может, потому, что дух физически не мог ему соврать? Это успокаивало. Мальчик поднял глаза на Шара.
— Вся моя семья погибла сегодня. Я хочу, чтобы у них было место, где я смогу вспомнить их. Тратить время на семью матери я не хочу. Мне и так надо наверстать годы, прожитые впустую… — едва заметно улыбнулся мальчик, чей тихий голос, заставлял соблюдать полнейшую тишину, дабы быть услышанным. — Иначе как я смогу принести пользу инквизиции? А что касается наследства, — Тсуруги опустил глаза, разглядывая столешницу, — ... пусть забирают. Оно все равно не принесет им счастья, — проговорил он, словно вплетая последние слова в само пространство.
Калисто дернулся, потому что лежащая на полу тень мальчика в этот самый момент словно поплыла, искажаясь в своих очертаниях, выпрастывая из-за спинки стула шесть жгутов и так же быстро возвращаясь к своим прежним очертаниям. Дух сморгнул и отвел глаза, натыкаясь на взгляд акульих глаз. Они говорили о том, что Гелтир тоже видел эту зрительную галлюцинацию...
Мальчик дал понять, что его устраивают первые условия, озвученные Шаром, а значит, обсуждение было, по сути своей, законченно. Все остальные вопросы вполне можно было решить и без участия всех сотрудников сейвирского отдела. Зазвучали отодвигающиеся стулья, одной из первых с места вскочила Эстэ, с нетерпением направляясь к выходу. Похоже, ей не терпелось вернуться в знакомую обстановку в компании своей хозяйки. За ней потянулись и остальные духи.
Сцилла же ненадолго задержалась, достав небольшую ампулу из кармана лабораторного халата, и окликнула сэра Оцелота. Он вопросительно изогнул бровь, царапнув зрачками стекло. Зелье было прозрачным, и создавалось стойкое ощущение, что ампула пуста, если бы не тонкий цветочный аромат, исходивший от нее. Выжатый сок самой весны, лепестки вишни, летящие на солнечный свет, превращаясь в тонких розовых бабочек. Осколки завертевшегося в мыслях калейдоскопа.
— Разработка некроотдела. Может, пригодится, — пояснила Сцилла ничего не понимающим ноздрям, слишком резко и жадно вдохнувшим эту странно притягательную смесь из ярких красок и солнечных капель на непроизвольно сомкнувшихся веках.
У кошек было слишком острое обоняние.
— Что это? — Оцелот почесал нос тыльной стороной ладони, словно счищая с его кончика вязкий налипший мед. Уж точно не сыворотка правды. Правда никогда не могла быть настолько сладкой на вкус.
— Маскировочное зелье, — хмыкнула Сцилла, только подтверждая, что слаще всего как раз была ложь. — На время меняет облик принявшего его. Эстэ помогла мне достать материал из родного мира, поэтому облик получится весьма привлекательный. Как бонус.
— Я всегда считал, что цель маскировки — не выделяться, — заметил Оцелот с непроницаемым лицом, которое никогда не было красивым. Слишком резкие и хищные черты, длинноватый нос, чересчур бледная кожа… Ему всегда, впрочем, было наплевать на это. Оцелот знал, что духи-хранители любят не за внешность, а мнение остальных для него не имело значения. И все же ему было трудно в этот момент не показать Сцилле, что маскировочное зелье его все-таки заинтриговало.
Кому не хочется хоть ненадолго стать идеальным? Сцилле, которая была идеальной и так?
— Цель маскировки — не быть узнанными, — пожала плечами она, махнув серебристой челкой, и, как ресница с полуопущенных век, упала догадка, а не принимала ли сама Сцилла это зелье всегда, чтобы выглядеть такой? Не впиталось ли оно в ее кровь и жилы намертво, став неотъемлемой частью идеальных черт и точеной фигуры? Какой она была на самом деле тогда?
А разве это важно? Оставьте другим их иллюзии, и они оставят вам ваши.
— Благодарю, — Оцелот принял пробник зелья из рук Сциллы и положил в карман камзола.
Акула, притормозив у дверей, коротко глянул на задержавшегося хозяина и вышел из зала, дабы не мешать. Все медленно расходились, еще о чем-то переговариваясь друг с другом, а к Гелтиру подошел Эстас. Позади него маячил Аарон.
— Координаты, — коротко бросил змей, выжидающе глядя на акулу.
Догадался, о чем он, Гелтир лишь спустя несколько секунд, но спорить об уместности не стал, просто объяснил носорогу по памяти место и тогдашние координаты. Аарон кивнул, что-то прикинул, ведь в течение времени координатные оси нередко деформируются, после чего огляделся, — Гранит стоял спиной и о чем-то говорил с Призраком. Аарон протянул покрывшуюся кристаллами руку за угол и ткнул пальцем в пространство. Трещина раскрылась в небольшой проход, не потревоживший внутренние щиты, а Эстасу и не нужен был один из тех порталов, которые вмещали в себя целую команду. Небольшой точки в пространстве, вместившей юркую змею, было достаточно, к тому же Аарона уже окликнул зычный голос Гранита. Носорог только успел шепнуть что-то про «пять минут» и убежал, — негоже заставлять хозяина ждать. Гелтира тоже позвали: Оцелот уже стоял в коридоре, сообщив, что они едут домой. Акула не возражал. День выдался, мягко говоря, насыщенный.
Эстас же, накинув на крошечное окно в пространстве скрывающее заклинание, перекинулся для перехода змеей, оказавшись где-то в предгорьях. Кажется, очень давно тут, среди камней и редкой растительности, стояло какое-то строение, — дозорная башня или сторожка, — сейчас от него остались лишь несколько каменных плит, заваленных обычным камнем и заросших травой и мхом. Дух поднял голову, щурясь на холодном ветру. Тут пахло запустением на много миль вокруг, хотя где-то неподалеку находилась граница с Серебряными Землями.
Спустя столько лет уже некого было винить и не на кого держать злобу. Хотя поначалу Эстас испытывал нечто болезненное от той повинности, на которую обрекла его инквизиция. Их действия были совершенно логичны, ведь он слишком много знал, к тому же они относились к нему с уважением. Дух был ценен для организации, оставившей прежнее имя, но изменившейся изнутри, но — только он. Темного Танцовщика такая участь не постигла…
Эстас часто вспоминал убитого северянина. Слишком часто для еще одного в списке хозяев. Вот и сейчас, в очередной раз задушив в себе злость по отношению к акуле, исполнившему тогда свой долг, он стоял, наконец, тут, глядя на, казалось, ничем не отличавшуюся от других плиту. На ней просто было больше царапин, сквозь которые проросла трава…
Змей опустился на колено, стягивая зубами перчатку и проводя по поверхности камня. Подушечки пальцев словно обожгло сухим льдом. Печать паука до сих пор держалась, хоть в ней, по сути, уже не было никакого смысла.
— … Я помню тебя, — сощурив пронзительно-синие с черным глаза, негромко проговорил Эстас, — больше для себя, нежели обращаясь к кому-то, кто уже не был способен слушать. — Тебя давно нет здесь, а я все равно помню. Не могу забыть… — он ломано усмехнулся. — Но надо жить дальше. Надо… Если бы ты был рядом, то подсказал бы мне — как. Прощай, — змей отрывисто поднялся на ноги и отвернулся.
Но потом скрипнул когтями по щеке и оглянулся снова, наткнувшись взглядом на колючий кустик, росший прямо над плитой. На одной из его веточек трепетал на холодном ветру маленький бледно-голубой цветок. Эстас стянул с пальца старенькое, потертое серебряное кольцо, которое носил уже не одно столетие, и нацепил его на одну из веток.
Прости, что нарушил Клятву… Прости за то, что вижу в иллюзиях. Может и к лучшему, что ты не застал этого.
— … Ты никогда не узнаешь, что значил для меня, — перемолов на клыках ухмылку, Эстас в пару секунд оказался у портала и исчез в нем в последний момент, вновь оказавшись в Сейвире. Где-то звучал голос его хозяина, и дух, натягивая перчатку, отправился работать. Работа — ее всегда было много. И иногда, вот как сейчас, это было очень кстати.