16. Собрание (2/2)

— Зато есть в другой картотеке, — бросил Арли, в данный момент тянувший хозяина за рукав, чтобы тот сел и немного успокоился.

— М?

— Ну, в той, по заключенным. По документам этот тип на каторге. Но я послал сейчас запрос, у меня там знакомый хранитель одного из охранников. Короче, этот каторжник давно свинтил, подкупив на какие-то шиши половину начальства этой конторки. Откуда только деньги у него взялись, непонятно… А дух у него был ящерица. Мерзкий тип с ядовитым языком, но, говорят, под стать хозяину. Они только что разговаривали не хором, настолько спелись. Даже с блокировкой ментальной могли что-то делать синхронно…

Арли щелкнул пальцами, и над столом возникли еще две проекции. На этот раз духи отреагировали легче, но их все равно передергивало.

— Он… о, — поморщился Эстас, опираясь на столешницу.

— Мы должны убить этого мясника! — жестко выкрикнула Сцилла. Когда она оторвала взгляд от липкой пустоты, оставшейся на месте совмещенных проекций, ее щеки неравномерно раскраснелись от ярости. Как будто их расцарапали все те мучительные чужие ощущения, которые иглами входили под ее ногти на базе, но тогда еще не имели правдивых ответов. В потемневших вишневых глазах налились кровью отблески раскаленного металла не жаровне. — Мы должны не отчитываться перед верхушкой, не доставить его на суд в Сейлан, не бросить в казематы для допроса и выяснения, «а как он создавал свои новаторские артефакты для телепортации», а уничтожить раз и навсегда!

Вот как раз именно из этих соображений мистер Оцелот и изолировал зал для совещаний.

— Не отчитываться перед эрцгерцогом, да? — первым догадался о плане рыжей кошки Гранит и по памяти процитировал, на этот раз задвинув на дальний план свое самомнение и соглашаясь с формулировкой бумаги. — Ну, так ведь «Всё, что делает предъявитель этой бумаги, сэр Оцелот, он делает во благо Альянса. Когда он находится при исполнении, то вправе потребовать содействия от любого подразделения инквизиции, и те будут обязаны посильно его оказать. На это время его неприкосновенность распространяется также на тех, кто действует по его приказу»…

Оцелот снова кивнул и чуть оскалил самые кончики острых желтоватых клыков.

— Пустынник видел еще двоих… — припомнил Гелтир.

— Тогда просмотришь потом и найдешь их, — кивнув Арли на Гелтира, прошипел Эстас. — Так будет проще сопоставить все факты. Пока ясно только одно, все жертвы были близки. Очень близки… — выразительно обведя взглядом всех присутствующих, дух негромко сделал ударение на последних словах. — Но, может, есть и еще какие-то критерии… отбора.

— Звучит как плохая реклама конкурса талантов… — кисло ухмыльнулся Гелтир.

— Я бы на такой не пошел, — хмыкнул змей.

— «Тебя бы и не взяли…» — мысленно усмехнулся акула, покосившись на змея и его хозяина.

— «Не совру, если скажу, что рад этому…» — ядовито ухмыльнулся Эстас.

Акула же склонил голову, глядя на своего хозяина.

«А нас бы взяли?..»

Незаметно для всех остальных, сэр Оцелот твердо и безошибочно нашел под столом ладонь Гелтира, сжав его руку крепкими пальцами, хранившими жесткость старых мозолей от всех минувших битв и тренировок. Затем слегка ослабил хватку, осторожно, с почти невесомой нежностью ободряюще погладив запястье, и, наконец, переплел свои пальцы с пальцами хранителя. Мысленно ответил.

«Он уже выбрал тебя, рыбка моя,» — кошачьи глаза Оцелота не изменились при всем этом, глядя вперед. Только в их глубине тихий омут закручивался в водовороты, перемалывал всё ненужное, лишнее, все страхи перед тем, что нельзя изменить, но можно остановить. Потому что пусть лучше этот мясник охотится за ними, а не за детьми, рыбаками и танцовщицами. Пусть охотится и тогда поймет, кто на самом деле окажется дичью после этого. Кто…

«… этот безумец. Ты явно нужен был ему живым, Гелтир, судя по тому, что твои противники использовали кристаллизующую пыль… И Эстэ, наверное, тоже была ему нужна, раз, обрушив стену, враги попытались отрезать ее от Гранита.»

Острые края зрачков деликатно выцепили из полумрака то, что Сцилла встала со своего кресла, чтобы обнять за плечи сжавшуюся от увиденного Эстэ. Гладила по волосам, успокаивая, как будто после приснившегося в ночь на пятницу кошмара. Рассказанного, сбывшегося.

Конечно, Сцилла тоже осознавала, кому прислали черную метку, поэтому она и заявила, что этот мясник должен быть не в тюрьме, а в могиле. Отрубленные отблески факелов падали в ее зрачки, как будто в расправленный мешок палача. Сцилла была тоже готова воплотить в реальность худшие кошмары любого, кто посмеет причинить вред ее змейке.

Наверное, с таким настроем и умер каторжник, о котором рассказывал Эстас…

В отличие от рыбака и танцовщицы, тот тип был опытным и опасным боевым магом. Однако это ему не помогло. Наниматель Палаша не выбирал самую легкую добычу, как стая волков, наблюдающая за стадом. Ему в качестве чистого холста для росписи кровью и внутренностями нужна была только любовь.

«Эстаса в лаборатории явно хотели убить. Аарона там просто заперли, чтобы он не открыл портал, и забыли про него. Наш маньяк уже выбрал жертв, Гелтир…»

… но у нас есть преимущество перед каторжником.

Мы знаем, с кем имеем дело. Мы готовы.

Мысли и действия собственного хозяина отвлекли его, и Гелтир глянул темным глазом на Оцелота, чуть дернув ладонью в первый момент.

«Думаешь? Мы тоже не очень-то подходим под описание, — нашей связи еще и суток нет…» — хмыкнул дух и сам же запнулся.

Да нет же…

Их связи было уже больше двенадцати лет, потому что Оцелот сам создал ее. В тот день, у моря. Просто она не имела ничего общего с магией и привычной акуле духовной нитью. Но ведь никто тут и не говорил, что мяснику важна была длительность духовной связи или возраст нити Клятвы, связывавшей души. Клятва не всегда нуждалась в узах, особенно, если она была дана самому себе…

Словно в подтверждение этих мыслей, Гелтир подумал о Тсуруги, Калисто и их странной встрече в лаборатории. Связь между Ткачом и Пустынником герцог Мэлайн заметил еще 150 лет назад… Может ли быть, что кто-то еще о ней знал?

Жертвой акула себя по-прежнему не чувствовал, хоть и вынужден был согласиться с хозяином.

«Что ж, пусть лучше гоняется за нами, чем за пацаном,» — повторил он не озвученную мысль Оцелота. — «Еще посмотрим, кто кого!..»

До Эстаса, бесспорно, дошли те же догадки, что и до сэра Оцелота, и его вовсе не радовала мысль, что его сестра стала мишенью психопата, который, на беду, похоже, оказывался умнее многих адекватных существ, которых он знал.

Сама Эстэ же благодарно улыбнулась Сцилле, хоть и чувствовала ее эмоции. Но от того, что та ее поддерживала, было легче. Девушка нашла в себе силы для слабой улыбки любимой хозяйке, словно говоря, что с ней уже все в порядке.

Арли втайне надеялся, что их с отцом отсутствие на этой вылазке в лабораторию сулит неплохие шансы остаться незамеченными для серийного безумца. Перспектива стать жертвой сороку совсем не прельщала.

Аарон же про себя выдохнул и в который раз порадовался своей связи. Его полностью устраивал Гранит, и то, что они с хозяином из-за своих партнерских отношений не рискуют попасть на операционный стол, духа очень даже обнадежило. Голем мог почувствовать это через связь.

Но сейчас было не время думать обо всем этом, куда важнее было прекратить «производство» таких вот… тварей. Это понимал даже Гелтир, он же и озвучил эту мысль, хоть и не столь эмоционально, как доктор Сцилла.

— В чем мы всегда были солидарны с Ткачом, так это в том, что крупную рыбу надо ловить на живца… — акула откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и глядя на собравшихся. — Я бы согласился с вами на счет Тсуруги, но… — он пожал плечами в сторону Шара. — … дело-то в том, что со своим духом этот мальчик встретился только сегодня. В той самой лаборатории. Остальные жертвы были давно и прочно близки со своими духами, а Тсуруги только сегодня впервые увидел Калисто. Короче, если смотреть на других, — Тсуруги не слишком подходит под описание жертвы. И тут встает вопрос, зачем он понадобился и почему именно он? Ибо для случайной жертвы все было слишком хорошо спланировано. Кстати. Что там по закону с ним теперь будет? Он же несовершеннолетний.

— Ну… — Арли тоже откинулся на спинку, причем сидел на своем стуле он с ногами, листая очередную папку с бумагами и читая нараспев — … семейство Шальмэйн. Отец — Раймон Шальмэйн, сын купца, осиротел в двадцать три года, состоит в гильдии, взносы уплачены на три года вперед, в собственности особняк, пять лавок в разных городах, две — в столице, четыре склада, два корабля. Хм… ничего так для сына купца-середнячка. Мертв, — сорока бесстрастно сделал пометку в бумагах черно-белым перышком, возникшим в пальцах. — Мать — Лилианна Шальмэйн, до замужества — Ди’Сэнлин. Мертва. Ага, вот откуда аристократией попахивает… О-о-о… Тут у нас полный комплект — мать-отец, сестра, два брата, четверо племянников. Все живы-здоровы и, спорю на свой хвост, совсем не прочь будут оттяпать кусочек наследства, — лучезарно улыбнулся дух. — Мальчик у нас — наследник первой очереди. До его совершеннолетия всем имуществом покойного господина Шальмэйн будет распоряжаться опекун. Первыми претендентами на роль такового будут мать и отец покойной госпожи Шальмэйн, затем ее братья и сестра, и уже потом, если судом будет установлена несостоятельность всех вышеперечисленных граждан в качестве опекунов, — на это место сможет претендовать некто посторонний. Если же мальчик по каким-то неизвестным причинам тоже скончается, — данная очередь является таковой же в праве наследования, — Арли картинно захлопнул папку и с улыбкой сощурился. — Это по закону, Бездна.

— Ясно… — протянул Гелтир, склоняя голову к плечу и потирая пальцами подбородок. — А что, если, допустим, семья сама признает свою несостоятельность? Чисто гипотетически.

— Ну, если чисто гипотетически… — воздел глаза к потолку Арли. — Семья может признать свою несостоятельность, к примеру, в том, что касается обеспечения надлежащих условий содержания несовершеннолетнего… В этом случае будет достаточно нотариально заверенной расписки с визами всех законных очередников в том, что они добровольно отказываются от своих законных притязаний. Они и от наследства могут отказаться… — расплылся в улыбке Арли. — Отказаться вообще можно от любых благ. Исключительно добровольно, разумеется.

Гелтир хмыкнул, показывая тем самым, что понял сороку.