14. Возвращение (1/2)

Волна энергии, словно рассветный прилив прокатившаяся по всей лаборатории, захлестнула практически всех ее обитателей и незваных гостей. Гелтиру же показалось, что эта волна унесла его из плена камня и стали домой — к океану. Он, как и все остальные, осел на пол, проваливаясь куда-то, и уже ничто не мешало кристаллу глодать его тело, чтобы в конечном итоге обратить в фигурку из камня, ведь он перестал сопротивляться…

…Там пахло самым правильным образом — озоном, предгрозовым небом, свежестью, прохладным бризом, что закрадывался под одежду и, дразня, обжигал твердую кожу. А еще кровью, что оставалась на лице редкими подтеками. Он опустил глаза, — руки тоже были в крови, ее разводы расплывались по одежде, когда соленый прибой накатывал на берег, орошая его брызгами под мерный шум океана.

Он опять кого-то убил.

Губы растянулись в остром оскале, когда он поднес руку к лицу, собираясь слизнуть кровь. Его опередило навершие трости с тигриной головой, оттянувшее запястье в сжавшие его знакомые пальцы.

Ты пахнешь кровью. Кровью врагов… Мне это нравится.

Темные глаза неотрывно следили за тем, как Оцелот слизнул кровь с его руки и по-кошачьи облизнул губы. Глаза акулы при этом потемнели сильнее, хоть он и не был сейчас в бою.

— Хочешь разделить со мной послевкусие, … хозяин? — хрипло выдохнул дух сквозь острые зубы, чувствуя, как внутри накаляются струны инстинктов.

— Я хочу знать о тебе все, рыбка моя, — проницательные синие глаза следили за переменами в темных.

— Да… ты ведь хотел пригласить меня. На ужин, — сжимая окровавленную руку в кулак, оскалился Гелтир, жадно вглядываясь в лицо Оцелота.

— Ты заботливый. Намного более заботливый, чем кто бы то ни было до тебя. Ты даже позволил мне быть… собой, — со смехом в голосе напомнил он, склоняясь над магом. — Эй… — сквозь приоткрытые губы, ранясь об острия зубов, вырвалось рваное дыхание, — а давай проверим, какой я?

Серые пальцы впились в плечи хозяина, сминая зеленую ткань в попытке повалить на землю, однако пара точных ударов в суставы руки и ноги мгновенно вывели из равновесия, и в следующий момент уже дух оказался на коленях, привалившись к скале, а пальцы Оцелота оттягивали ему волосы. Это было не больно — просто не давало опустить голову, как и трость, упиравшаяся в подбородок. А главное — это то, что в синих глазах практически ничего не изменилось. Там не вспыхнуло ни гнева, ни разочарования. Там все было таким же незыблемым и глубоким, как океан.

— Я знаю, какой ты.

Глубокие глаза и едва заметная улыбка на губах — все, на что он мог сейчас смотреть. И этого казалось странно достаточно.

— Тогда скажи, — сощурившись, ухмыльнулся дух. — Меня мучает это. Скажи, какой я?

— Мой.

Одно слово, вслед за которым маг склонился к нему, находя губы. Порезался в первый момент, так что по его подбородку потекла алая нитка. Но не отстранился. Губы обжигало. Привкус крови разливался по языку, смешивался с жарким дыханием и спускался куда-то, становясь тем больше, чем ниже и глубже проникал. Пьянящее чувство, замешанное на крови и адреналине, вытесняло все прочие ощущения, оставляя только это — новое, не похожее на все остальное, что когда-либо было.

Это было странно и в то же время — естественно. Как плыть по течению, имея возможность передохнуть от вечного движения, зная, что сейчас не умрешь от этого, — течение подхватит и поддержит. Гелтир чувствовал касания на лице и шее, ключицах, груди, животе. И они тоже были совершенно правильны и естественны, потому что в мыслях так и не появилось хоть какого-то порыва о том, что это следует прекратить. Зачем? Если прикосновения Оцелота приятны, разве это не лучшее доказательство того, что он хорошо справляется со своей ролью?..

Больше всего Гелтира беспокоило, что он не сможет.

Просто потому, что такое не сыграешь. Дух только тогда становился по-настоящему мудрым, когда становился способен к каждому хозяину испытывать настоящие чувства, кто бы он ни был и чего бы ни просил. Оцелот просил шанс. И Гелтир знал теперь, что он не обманет надежд хозяина…

А потом кристальная фигурка разбилась, и вместе с тем исчезла и иллюзия.

Гелтир появился в коридоре, в первый момент ухватившись рукой за стену, а второй ладонью невольно оперевшись на плечо Оцелота.

Он по-прежнему был рядом, но уже другой, напряженный, с искрящим беспокойством в глазах. Сразу же поддержав своего хранителя, чтобы тот не потерял равновесие, Оцелот мысленно спросил:

«Как ты, рыбка?»

Вряд ли он мог даже предположить, что сейчас снилось акуле.

Взгляд темных глаз был слегка возбужденным, кожа на скулах темнела, да и в мыслях промелькнуло нечто вроде: «кровь кипит». Впрочем, тряхнув головой, Гелтир быстро нашел взглядом глаза хозяина, прочитал в них некоторые детали последних событий, дабы сложить для себя картину происходящего, и выпрямился, со слегка досадливой ухмылкой щелкнув зубами:

— Тц, опять ушел, туша неразделанная…

— Бездна?..

Гелтир покосился назад, замечая Калисто, и его брови плавно поползли на лоб.

— Ты?! — он как-то совсем неприлично присвистнул, переводя взгляд с мальчика на скорпиона и обратно. — … Вот это поворот, — хмыкнул Гелтир, не отставая, впрочем, от группы.

Калисто сощурился, с подозрением глядя на акулу.

«… Это уже вообще не похоже на совпадение, хозяин, » — мысленно подтвердил Гелтир догадки самого Оцелота, даже не думая прятать глаза от скорпиона. — «Понятия не имею, как, но этот ребенок — Ткач! Его энергия… Я столько раз ее видел, что уже ни с чем не спутаю! Особенно так, когда он и не пытается ее прятать,» — дух снова хмыкнул, плохо скрывая невеселую улыбку. — «М-да, ситуация… С одной стороны, я бы обрадовался, — все-таки иметь под рукой этого капризного, но все-таки вундеркинда было чрезвычайно полезно. Но с другой, — все, что он делал, в подавляющем большинстве своих случаев было направлено на обеспечение комфорта «папы»… Он готов был пахать сутками, только бы его отец был счастлив. Истинная Связь… Мне иногда казалось, что она изменила его до неузнаваемости! И, чтоб мне провалиться, он был счастлив… Всегда и все ради Шерела. Которого больше нет, » — Гелтир покосился на хозяина. — «… Если он правда признал его в тебе — будь осторожен. Я бы не взялся предсказать его поведение. Он всегда был странным…»

Как бы то ни было, бледное личико спящего ребенка не могло дать ответов. Только спокойную улыбку, погруженную в сладость собственных иллюзий и снов.

Наверное, ему снился отец.

Кому-то могло показаться странным, что столь одаренный, могущественный дух оказался Истинным Хранителем скромного целителя Шерела Мэлайна. Они поражались, за что Тсуруги, герой Альянса, так любил того, кто в итоге сам уступил должность Верховного Инквизитора Гелтиру, предпочитая не участвовать в боевых вылазках? А Оцелот лишь пожал бы плечами, задавая встречный вопрос: а разве любят «за что-то»? Просто любят, и всё.

«Если Тсуруги от этого легче, он может называть меня кем угодно,» — невозмутимо подумал он в ответ на предположение Гелтира. — «Пусть. Я знаю, кто я есть.»

Гелтир одобрительно кивнул.

«Что ж, в твоих убеждениях я и не сомневался. Кстати, насчет этого скорпиона… Судьба — странная штука, » — усмехнулся дух, мельком снова глянув на Калисто. — «… Что-то было между ними. По крайней мере, со стороны Ткача — так точно. Этот вот самый скорпион был хранителем короля северян во время войны. И когда они заявили активные претензии на Китару, а Мэлайн готовился к следующему этапу войны, Тсуруги вдруг уперся, мол, он не будет в ней участвовать. Более того, что если он посчитает нужным, то убьет любого из Альянса, кто «сделает неверный шаг». Все генералы тогда только что под стол не сползли от того, каким тоном это было сказано. Ткача вообще в принципе уважали все, но при этом не переставали бояться. Он, хоть и был практичнее папочки, но отличался непредсказуемостью и был довольно прожорлив, когда дело доходило до чужих жизней. Короче, Мэлайну пришлось в очередной раз откровенно с ним разговаривать. Только он, кроме отца, и мог, в принципе, это делать. Мальчишка к нему прислушивался. Иногда. Вот и в тот раз он сказал, что, если из-за капризов Ткача Альянс потерпит поражение, в числе первых под раздачу попадет его любимый папочка. И что, если у Тсуруги есть какая-то личная претензия к войне, ему надлежит разобраться с ней самостоятельно. Пока этого не сделал он, герцог. Мэлайн-то уже догадывался, что там за претензия… Вот она, идет следом за нами. У Ткача был пунктик, — против этого скорпиона он не мог сотворить даже магической искорки, не говоря уже о том, чтобы поднять на него лапу. В итоге, если спросить у него про войну, то ты вряд ли услышишь что-то определенное. Он в ней не участвовал. Пост фактум. Ткач собственноручно запер его в кристалл и таскал с собой до самого конца войны…» — слабо пожал плечами дух. — «Такие дела. Я, разумеется, не мазохист, чтобы ему это рассказывать, но тебе, думаю, стоит об этом знать, хозяин…»

Калисто замечал взгляды Гелтира, но предпочитал пока молчать. Он думал про себя, что неплохо было бы поговорить с акулой, но… не то, чтобы обязательно. Прошлое для духа всегда должно оставаться в прошлом. А жить нужно настоящим, даже если оно такое невероятное, как здесь и сейчас… Просто Бездна знал Ткача, и знал лучше, чем он, Пустынник. Так что поговорить определенно стоило. Но не сейчас.

Тем временем на руках у доктора Сциллы проснулась Эстэ. Сладко потянувшись, она нехотя приоткрыла глаза, обнимая шею хозяйки гибкими руками и довольно потеревшись о ее щеку.

— М-м-м, хозяйка?.. А куда делать та мерзкая лисица? — Эстэ повертела головой, понимая, что она уже где-то в другом месте, и поежилась. — Она была жуткая, хозяйка! Противная, уродливая… неправильная! Внутри все просто перевернулось! Я даже ничего не смогла сделать, если бы… Что это было, кстати? — мурлыкнула она, закусив нижнюю губу и на несколько мгновений покраснев, скрывая в глазах искорки.

Гелтир покосился на Калисто, выражение лица которого было спокойным, как у удава, и хмыкнул.

— Древние его знают, что в этой лаборатории хранится. Может, здешний умник чего напутал… — оскалив острые зубы, ухмыльнулся акула. — А тварь, да, была тут. Все внутренности наружу полезли рядом с ней, — поморщился дух. — Думал, прямо там вывернет! Да еще… Тц! Нет, я обознался. Надеюсь…