12. Козырь (1/2)
Жилистое, но несоразмерно тяжелое из-за остывающего яда внутри тело Спрута упало на пол перед креслом господина Сайхоши. Оно раздавило собственное эхо, ошметки которого, вязкие, как тесто, налипли на сжавшиеся руки в белых перчатках.
Сайхоши бы мог скатать из этой массы слова о том, что Спрут не справился, недооценил противника. О том, что эти щупальца и яды, созданные алхимиком, не совершенны. Они устарели и нуждались в его музыкальных пальцах, в симфонии опасности, сыгранной на натянутых нервах арфы. Не услышали бы ее сейчас.
Но вместо десятков слов пальцы Сайхоши просто щелкнули. Через перчатку этот звук не был звонким и сочным, но чешуйчатая ладонь оказавшегося рядом гибрида-рептилии мгновенно легла на землистую кожу Спрута, ставшую влажной и красной на месте глубокого пореза на шее. Так, эта кожа казалась почти живой, пусть даже сейчас ее обладатель умирал.
Волны исцеления накатывали горячими сгустками, проращивая светящуюся корку на ране, и вдруг прервались на середине прилива от короткого взмаха кистью. Самое странное, что рептилия при этом даже не смотрел на Сайхоши. Просто чувствовал каждое его указание. Руки в белых перчатках могли вовсе обойтись без жестов, но пальцы были слишком нервными и резкими сейчас.
— Хватит, — произнес Сайхоши негромко, с какой-то странно ласковой прохладой, которую порой можно почувствовать после жаркого полдня вечером, на похоронах солнца. — Смерть от потери крови ему уже не грозит. Дальше пусть регенерирует сам. У вас есть более важные дела, дети мои.
Господину Сайхоши было уже очевидно, что наемники продолжали недооценивать инквизиторов, и ему все-таки придется обеспечить двух других своих подручных прикрытием, если он надеялся не пропустить вражеский отряд глубоко в лабораторию. Приоткрывшись, бледные губы сцедили короткий вздох. Было неприятно бросать на стол все козыри сразу, но…
— Рен… — он вскинул разноцветный взгляд поверх защитных очков на мурену. Немигающие янтарные глаза гибрида приглушенно мерцали, будто огоньки рыбы-удильщика, над хищной пастью. Ледяные и отстраненные, как сквозь толщу воды. Голодные всегда. Жабры на мощной шее слегка шевелились, как будто до сих пор учились дышать воздухом, а не водой. — …помоги Обвалу с акулой и медиумом, пока мальчик-кошка не добрался туда первым. Тиль…
Сайхоши посмотрел на рептилию. Красные глаза пульсировали насыщенным светом, перебирали густые оттенки свежей крови в коллекции засушенных судеб. Отблески целительной энергии еще теплились на кончиках его когтей до той секунды, когда пальцы сжали тяжелый воздух.
— … найди и убей духа-ассассина. Если его хозяин даже не пришел вместе с ним, такой материал наверняка все равно не срастется. Иво и Аям…
Сайхоши обратился к гиганту с белыми, как слоновая кость, рогами буйвола, неподвижному и как будто вросшему в металлический пол зала. Экономным движением лишь перекатились свинцовые радужки, принимая в себя короткий взгляд хозяина, прежде чем тот упал по наклонной на еще одного гибрида, с приплюснутой морщинистой мордой летучей мыши. Это лицо сохранило в себе меньше всего прежних черт, отпустило их стекать отражениями в прожилки на сложенных, как плащ, крыльях. Они встрепенулись сейчас с угрожающим хлопком натянутой кожи.
— … вы двое позаботьтесь о нашем юном госте и скорпионе. А Иса…
Напоследок круглые зрачки коснулись вертикальных и острых, не поранивших их, как будто вовремя подбирая когти. Такие же железные, как те, что были продолжением подушечек мягких пальцев. Как текучая сталь в нетерпеливых движениях подрагивавшего лисьего хвоста и упругость сжатой пружины в мышцах.
— … отправляйся к Палашу, уничтожь голема. Но змею захвати живой.
Распорядившись так, Сайхоши с ледяной усмешкой вспомнил воздушный поцелуй в камеру и, главное, смущенную, очарованную до головокружения реакцию всегда ледяного и самоуверенного медиума. Этого он не ожидал от доктора Сциллы.
Что ж, ты, как и мальчик-кошка, будешь со своей мечтой вечно, глава некроотдела. Не то, что я обижен, что в свое время эту высокую должность отдали тебе, а не мне… Под носом у эрцгерцога мне сложнее было бы искать материалы. Консервативный гордец никогда не одобрял мои идеи. Так что я даже благодарен твоим амбициям, девочка. Правда. И это будет мой тебе подарок.
Музыкальные пальцы поправили очки на переносице заключительным аккордом увертюры.
— Приступайте, — кресло развернулось к экранам, зная, как идеально слаженно, быстро и бесшумно покинут наблюдательный пункт эти существа, разлетевшись по коридорам, будто стрелы. Горящие. Отравленные. Сами ищущие зазубренными наконечниками цель.
Тино Сайхоши плавно сложил руки в замок под подбородком.
Молодцы, дети мои. Молодцы. Покажите этим второсортным уголовникам, как надо охотиться и как убивать…
Вряд ли, впрочем, Палаш согласился бы с тем, что ему нужно учиться этому у кого-либо. Особенно у диких экспериментов Сайхоши. Он, в отличие от портного с белыми перчатками на окровавленных руках, не считал этих существ совершенными. Убеждал себя в этом, подчеркивал повторяющуюся мысль каждым шрамом, чтобы не забывать. Был намерен поквитаться за то, что этот прицепившийся, как репейник, магический датчик выставил его в дурном свете перед нанимателем. Который вообще-то должен был сказать «спасибо» за то, что материал для работы на этот раз пришел в лабораторию сам. Осталось только препарировать и перешить. А ненужное выбросить в карьеры с молотым камнем.
Два полуторных меча заняли привычные места в широких ладонях. Палаш не собирался прятаться или нападать из засады, как Спрут. Он просто напитал магической энергией раскалившиеся докрасна руны на клинках. Может, Палаш и не слышал звучных шагов Гранита, благодаря Дару находившейся рядом Эстэ, что могла отобрать звуки у любого живого и неживого объекта, но уже видел, как из-за поворота вырастала тяжелая тень.
Наверняка Гранит размышлял о том, где находился его дух-хранитель, но не сходил с ума от беспокойства по этому поводу, как его коллеги. Он отличался практичным подходом и трезвым рассудком. За это, по мнению Сайхоши, полагалась легкая смерть. По мнению же самого Палаша, ни одному инквизитору не должно было быть слишком легко уйти навсегда. Ему было жаль только, что големы не чувствовали боли.
Густая тень за поворотом, догадавшись о грядущей встрече, сделала резкий бросок вверх по стене и раздробилась по углам, потому что из ладоней Гранита вырвался столб огня, заполнивший коридор. Весь, кроме той точки, где стоял Палаш, со звоном скрестивший собственные мечи так, что наполнявшая их энергия создала вокруг него щит. Потемнела быстро, сворачиваясь под жаром, но выдержала. В отличие от оплавившихся стен и обугленных камней.
Как быстро это место забыло, что еще совсем недавно оно было жерлом вулкана…
Ему напомнили. Выхватив из-за спины тяжелый молот, способный заставить даже полуторные мечи Палаша показаться легкими и изящными, Гранит бросился вперед под прикрытием дыма, уже оставшегося без огня. Ударил по щиту, за которым Палаша уже не было. Оставил вмятину в решетчатом полу. А Палаш сделал длинный прыжок к стене, оттолкнулся от оплавленного металла и, возвращаясь по другой траектории, рубанул мечами по каменному плечу. Кровь не пошла. Только пролегла трещина, которая, судя по всему, не помешала подвижности руки. Гранит хмыкнул, почти снисходительно. А в следующую секунду, еще до того, как он снова вскинул бы молот, в трещине что-то взорвалось красным цветом исчезнувшей с лезвия меча руны, мощной ударной волной отбрасывая Гранита к стене.
— Вредно для здоровья считать себя неуязвимым, неприкосновенным, — веско заметил Палаш, вероятно, обращаясь не только лично к Граниту, но и ко всей инквизиции в целом, такой застарелый яд сочился из его голоса, такая жажда крови прожилками наполняла глаза. Но крови у голема не было в принципе. И Палашу даже было все равно.
Гранит, оскалившись, скинул металлические тиски сломанного покрытия на стене, выбравшись из-под обломков. Он увернулся от следующего удара полуторных мечей, обновивших свои руны, которые отхлынули краской от побелевших костяшек пальцев.
Вдруг что-то мелькнуло рядом рыжей резью в глазах так быстро, что инстинктивно напрягшиеся зрачки невольно проследили за этим сполохом, чуть не заставив пропустить ответный удар.
Все-таки прислал своих зверушек… — подумал Палаш, и тут же резкий взрыв перерезал коридор пополам, окончательно обрушив перекрытия. Он оставил змею наедине с лисицей, а камень — наедине с болью…
Гелтир тоже не тешил себя надеждами на то, что они так и будут гулять тут в одиночестве, поэтому, когда ощутил приближение, да еще с двух сторон, не сильно удивился. Только напрягся, прикидывая, насколько коридор и его габариты пригодны для маневра. Первым из-за угла, как ни странно, показалось незнакомое доселе существо со светлыми волосами и водянистой кожей. Акула приготовился к атаке. Но вместо того, чтобы сходу броситься на него, существо широко ухмыльнулось, демонстрируя ряды мелких и острых, как иглы, зубов. Духи с таким вот строением челюсти вообще любили демонстрировать свой оскал. Гелтир сам этим грешил. Вот только светящиеся желтые глаза с оранжевой радужкой и эта самая ухмылка, сейчас отчетливо напоминали духу кого-то знакомого… Не то, чтобы хранители часто пересекались, но одну такую вот мурену Гелтир знал несколько сотен лет назад. Только тот дух был невысоким крепышом с ежиком черно-красных волос и никак не мог стать за это время такой блондинистой махиной…
— Курада?.. — выдавил с сомнением дух, и у него тут же свело челюсть от нахлынувшего на духовную сущность мерзкого ощущения.
Существо перестало ухмыляться, глядя на него немигающими глазами, и в какой-то момент метнулось вперед. Акула едва успел скрестить руки в блокирующем жесте, но это не сильно помогло. Когда существо приблизилось вплотную, тошнотворное ощущение врезалось под дых вперед удара кулаков. Духа просто перекосило от нахождения рядом с обитателем лаборатории. Он даже не распознал, что никто не собирался его нокаутировать, только с силой отшвырнуть в противоположную от Сциллы сторону. Глава некроотдела тут же атаковала странное существо магией, но Гелтир этого уже не видел.
Пропахав плечом по полу, он вцепился в железо пальцами и попытался рывком встать. Внутри все билось в конвульсиях, словно внутренности выворачивались наизнанку. Акула не мог понять, что это за внезапные ощущения, да никто и не давал ему на это времени. Позади тоже кто-то был. Не успел он обернуться, как прямо в лицо ударила россыпь колючих дробинок. Почти любому духу было знакомо это ощущение, — за ним следовало забвение. Акула со злостью сжал зубы, размашистым ударом выбивая мешочек с остатками пыли из рук Обвала, жестко сцепляясь с ним руками. По коже с треском разбегались радужные кристаллы, медленно, но верно, неся с собой успокоение, как наркоз от реальности, из которой эта пыль выдергивала духа, чтобы закрыть в своем маленьком мирке.