6. Зеркало (1/2)
Оцелот ожидал, что на другом конце телепорта окажется отряд союзников Палаша: послушных ему монстров или таких же существ, как Обвал и Спрут. Просто больше добычи, чтобы в бою поделить ее на двоих. И надвое. Но он никак не ожидал, что там будут всего лишь пустота стремительно ускользнувшей из-под ног земли и свободное падение, немедленно вжавшее мысли в череп тонким слоем. Вырвавшее их оглушающим свистом ветра из ушей.
Жар прилил к коже неровными пластами, как будто она была содрана восходящими потоками. В первые секунды окровавленную трость в пальцах удержала лишь судорога. Как соломинку посреди шторма. А потом Оцелот рывком развернулся, сгруппировавшись и вытянувшись в струну, как будто собирался нырнуть в море. Вот только воды внизу не было.
Только едва различимое поле недавнего боя с бандой разбойников. Оно было как на картине, зеленое и красное одновременно, с вывернутой наизнанку мостовой старого тракта.
Гелтир?
Среди налипших пятен, еще сохранившихся от слишком близкого секунду назад солнца, Оцелот почти сразу увидел каменную акулу. В чужой стихии, в этом водовороте из воздуха, несущегося навстречу, застывший взгляд хищника потерял свою добычу. Пытался найти ее по отрубленному запаху крови. Восходящие потоки, пресные и неживые, влажные, как кальмары, нанизывались на оскаленные треугольные клыки.
Во время сражения, концентрируясь на ударах парных мечей Палаша, Оцелот не успел толком уловить момент смены формы хранителя. Но узнал его сейчас все равно.
Держись, Гелтир!
За изменчивый воздух? Нет. За меня.
Я буду твоей стеной…
Где-то на фоне отзвенело, что Палаш с его подручными, конечно же, здесь рядом не падали и уж тем более, не летали. Своеобразное действие артефакта с защитой от преследования изящным штрихом поставило на всем этом столкновении неизвестную подпись. Кто-то умный и расчетливый наверняка стоял за этим похищением. Потому что Палаш, судя по обычно достоверной информации Шара, никогда раньше не отличался тонкостью в действиях, но артефакт был явно заговорен именно на кровь его банды, позволив им уйти, а преследователей выбросив в небо.
Что ж, загадочный наниматель разыграл свою карту.
Вероятно, даже камень мог разбиться на куски, сброшенный с такой высоты, не говоря уже об обычных существах из плоти и крови. А у большинства агентов инквизиции не было крыльев…
… или это так только казалось.
Резко вернув трость в пустые ножны на поясе, Оцелот в крутом пике ухватился выпушенными когтями за трещины в каменном плече акулы. Подтянулся ближе к нему, чтобы перехватить хранителя под мышками. Не узнал свое отражение в пустых голодных глазах, потому что эти глаза тоже не узнали его. Не находили места. Даже для самого себя. Там была лишь белая мишень в кромешной темноте, как блестящее острие клинка, направленное в ближайшее горло.
Приди в себя, Гелтир!
Взгляд Оцелота цепко обхватил синим зыбучим песком раскаленные добела иглы в бездне. Лицом к лицу. Не отпуская чудовище внутри и снаружи. Кривая усмешка проступила на тонких губах вместо крови по мере того, как в организме концентрировалась магия.
Даже не думай. Поверь, рыбка моя, тебе самому не понравится, если ты решишь попробовать меня на вкус. К тому же я очень ядовитый. По крайней мере, сейчас…
Растительный сок перемешивался с кровью в жилах, а под кожей тянулось болезненное, шершавое ощущение. Как будто на лопатках копошились наждачные гусеницы, стремительно оплетая горячие кости своим шелком. Нити прорастали, затвердевая, и в то же время оставались гибкими, как канат. Лианы, побеги, это были все те же растения, которые могли убить врагов изнутри, голодные, но почти ручные сейчас, служили Оцелоту симбионтами…
… тоже мечтали полететь.
Растянувшаяся боль прорвала кожу на спине. Острые, как иглы, корни растений пили костный мозг, напитываясь силой, чтобы сплести крылья болотного феникса из лиан, покрытых мелкими шипами, и распускавшихся один над другим, как маховые перья, широких листьев с похожими на ягоды блестящими алыми каплями.
Даже если все вокруг утверждают, что ты рожден ползать, все равно учись летать. Так Оцелот мог бы прокомментировать свои крылья. В другое время и в другом месте.
Сейчас эти крылья просто были. Как и другие жадные до крови побеги, оплетавшие позвонки, укрепляя скелет, пронизывая мускулы дополнительными волокнами. Оцелот догадывался, что иначе попытка взмахнуть крыльями, выходя из пике вместе с каменным колоссом, просто вырвала бы ему руки из плечевых суставов. В этой переходной форме Гелтир явно весил еще больше, чем в своем обычном облике.
Вот только Оцелот даже близко не смог представить насколько больше.
Крылья сделали свой удар с резким поворотом вверх. И темнота плеснула перед глазами, как ветви еще таких далеких деревьев внизу. Что-то хрустнуло. Возможно, связки. Мышцы. А может быть, и сама боль, ставшая неожиданно материальной и твердой. Кусками хирургических пил застрявшая в костях. Оцелот стиснул крик в клыках, резко ускоряя рост растений-симбионтов внутри, строчивших, как на машинке, нити хирургических швов, казалось бы, перешивая весь организм заново, готовясь потечь тертыми анемонами из капилляров глаз. Оцелот инстинктивно развернул крыло, переводя неудавшийся взлет в тормозящую падение спираль. Но не отпуская. Все равно не отпуская.
Рыбка… мой хранитель… я слишком долго ждал тебя, чтобы потерять…
Растения на земле, повинуясь всплеску магической энергии, перебросили толстые лианы по ветвям с одной стороны дороги на другую, как подобие сети. Поспешная, она казалась такой плотной, но порвалась всего за миг столкновения с деревом и камнем.
И все же этого гибкого мгновения Оцелоту хватило, чтобы прочнее срастить куски себя и выйти из пике, в бреющем полете бережно положить акулу на землю и, перекатившись по тракту, упереться в камни коленом. Резко встать, используя только силу ног, потому что рук Оцелот пока еще не чувствовал. Регенерация делала свое дело.
Но мир остановился. Уже хорошо, значит можно сойти на своей остановке…
Оцелот медленно выдохнул.
— Рыбка? Ты как? В порядке?
Со стороны послышался сдавленный вздох — уже больше человеческий, нежели звериный. Пропитанный досадой и чем-то еще. Звероморф оперся на руки, медленно, почти с физически ощутимым отвращением к себе. Он поднял акулью морду, глядя черными провалами туда, откуда прозвучал голос хозяина.
Молча. Хмуро.
Не зло. Злиться он не мог. Только не на него. Каменные пальцы вгрызались в пропитавшийся кровью грунт, оставляя дыры.
Он не понимал. Ничего не понимал. Все иначе, все по-другому, все непривычно и даже дико! Закостеневшую душу рвало от противоречия. От смены ролей. От всего происходящего. Гелтир никогда не был гибким в этом плане. И сейчас силился найти для себя точку, после которой можно понять, как жить дальше вот с этими ощущениями…
Мог бы попытаться объяснить хозяину, что тот сейчас сделал. Чем рисковал, и как нерациональны были его действия. Мог задать десять разных «почему и зачем», силясь понять недоступный для себя смысл. А мог вспомнить то единственное, что всегда возвращало жизнь на круги своя, что бы вокруг ни творилось…
Он — дух. И даже если ему позволили быть свободным, он может сам выбрать свою свободу.
И он выберет просто жить по правилам хозяина.
Без моря душевных терзаний и вопросов. И если когда-нибудь хозяин умрет, пытаясь спасти хранителя, тем самым убив и его… просто переживет эту адскую позорную боль, как переживал и все остальное до этого. Не будет сейчас просить его больше никогда не совершать того, что он сделал сейчас… Оцелот все равно не послушает, зато появится обида.
Это ни к чему.
Гелтир опустил морду, глядя в дорожную пыль, на свои руки. Потом сжал зубы и еще раз, глухо вдохнув, напряг тело — оно стало медленно пожирать само себя, с сухим каменным скрежетом возвращая колоссу его обычные габариты и облик. Дух по-прежнему молчал, опасаясь, что открытый рот произнесет не то, что хочет услышать хозяин. Когда тебя спасают, кажется, принято благодарить? Поблагодарить его за то, что он практически оторвал себе руки, пытаясь уберечь существо, которое не умирает по-настоящему?
Акула прищурил возвращающиеся из бездонной тьмы глаза, ощущая внутри почти физическую боль. Он был противен сам себе сейчас — хранитель, предназначенный для защиты, дух-таран, за которым всегда прятались. Зачем Оцелот так жаждал его заполучить, если ему, судя по всему, никогда не нужен был защитник?.. Он вспомнил прикосновения пальцев к лицу, странную улыбку. Слова о шансе…
Только это? Тебе нужно от меня только это… Ты прожил без духа всю жизнь. Он тебе и не нужен, ты прекрасно справлялся в одиночку! — внезапно осознал Гелтир, исподлобья покосившись на хозяина. — И я… должен это принять. Как данность. Я должен приспособиться… Должен.
Так думал хранитель, пока поднимался с земли, между делом касаясь наиболее значимых ран на своем теле подсвеченными темно-синим светом ладонями. Подлатал плечо, вправил какую-то кость, поставил на место ребро, восстановив задетый им орган. Боль если и была, то притупленная. Да и что ему было до боли? Что есть она, что нет ее — все едино. Акула встал и медленно поплелся к хозяину. И, чем ближе подходил, тем острее чувствовал повреждения. Но постарался отстраниться от этого. Уже знал, что Оцелот из тех, кто ненавидит показывать другим свои слабости. Даже не так. Из тех, кто не позволяет себе слабостей. Вспомнил-таки слова — первые, что услышал и осознал.