3. Клятва (1/2)

— Будь моей парой, хранитель, — тихо шепнул Оцелот, почти коснувшись губами призрачного контура духа.

Он так долго ждал этой минуты, столько раз произносил Гелтиру этот Ответ в своих мыслях, но так и не распробовал его вкус до того самого момента, когда непередаваемым ощущением столь желанная магическая связь прокатилась внутри, волной от сердца до сердца, строя мосты вместо каменных стен. И все стало ярче. Отчетливей. Журчание кристально-чистой воды в фонтане, отмерявшее секунды свежей тишины в ладонях. Бархатная глубина заклинания, отрезавшего от них не нужный сейчас внешний мир.

Светящиеся белые провалы глаз акулы невольно расширились, впрочем, значения это не имело, ведь нить связи уже протянулась между ним и хозяином. Силуэт духа засветился и вернулся в антропоморфную форму. Хотя нет. Не совсем, — глаза еще несколько секунд оставались расширенными белыми провалами света, да и, обретя свою глубину, не смогли остаться равнодушными. На несколько секунд повисла неловкая пауза, хотя по традиции он уже давно должен был что-то сказать… Что-то… Хранитель дернул бровью и неровно выдохнул в кулак.

Должно быть, это было неожиданно для Гелтира, уже много поколений служившего потомкам основателя инквизиции…

… а для Оцелота — так же естественно, как эта счастливая до и после безумия улыбка, невольно возникшая на лице. И дыхание. Первый, по-настоящему полный вдох жизни, в которой появился тот, кто никогда не предаст.

Я так хотел, чтобы это был именно ты…

— … Тц. Ты уверен? — Гелтир настойчиво впился взглядом в хозяина, рассматривая странное выражение его лица. Если б он не знал, то подумал бы, что тот выглядит… неприлично счастливым. — Это… на всю жизнь, я же сказал. — пальцы правой руки зарылись в волосы на лбу. — Да ты и сам это знал, все это знают! — в черных глазах просто-таки вопило недоумение и непонимание, — П… принято. Конечно, принято. Но! Аргх! — пальцы второй руки присоединились к первым, нарушая гладко зачесанную в хвост идиллию на макушке. — Ты серьезно? Я? Ты меня видел? — дух с плеском вылез из фонтана, в котором до сих пор стоял, оставляя влажные следы на нагретой солнцем каменной плитке. — Я не могу менять внешность, только возраст, — ткнув себя в грудь, пояснил он, — И пол я не могу менять. — пожал он плечами, воздев глаза к небу. — Или… — и отмахнулся рукой, — Да пол — это вообще фигня, но, уж прости, я просто не понимаю, что это сейчас было!

Акула шумно выдохнул, сжав острые зубы и покосившись в сторону, чувствуя дурацкое ощущение, — с таким теплели кончики заостренных ушей и определенные точки на щеках. Гелтир всегда думал, что у него эти точки атрофированы. Ну, не предназначен он был для таких ролей!

Дух дышал с урывками. Первый раз за множество жизней Ответ вывел его из равновесия. Абсолютно непрофессионально, но он ничего не мог с собой поделать. В конце концов, Гелтир просто опустился на колено перед новым хозяином, все еще стараясь не глядеть на него.

— … Я был подчиненным, слугой, партнером, даже сыном и братом. Из меня хороший или, по крайней мере, сносный телохранитель. Работа как раз для моих мозгов. Что может получиться из такого дуболома в роли пары, — я без понятия. Конечно, ты мог ответить что угодно, — это твой выбор, твое право, но… — дух уткнулся лицом в ладонь, сквозь нее тихо пробурчав, — … Хотя бы скажи, как мне себя вести? — он сдавлено усмехнулся. — Теперь хотя бы понятно, зачем конспирация. Мои вопли бы весь, и так трещащий по поводу смерти этого старого петуха, траур сломали бы вообще напрочь.

Похоже, дух-хранитель и сам нашел ответ на вопрос, что именно не менялось в синих цветущих глазах от встречи к встрече, сквозь годы. Как звезда, упавшая в кошачьи зрачки отражением морских брызг. Капли невесомой подсоленной страсти, скатывавшиеся по коже акулы на каждом вдохе в тот судьбоносный вечер. Оцелот собирал эту мечту по осколкам снов и прибрежных закатов, как ракушки в ладони. Ощущал теплую серебристую красоту бриллианта в камне, казавшемся самому себе простым и серым. И даже не нужно было огранки или оправы…

… только прижать к сердцу.

— Будь собой… — просто ответил он на вопрос, как себя вести, обняв своего духа, опустившегося на одно колено, за плечи. Погладил по растрепавшимся волосам, впустившим в себя хаос, царивший тогда в мыслях и жестах. Если акула почувствовал себя выброшенным на берег, то Оцелот хотел бы стать для хранителя морским заливом. Свежим глотком воды сквозь жабры. Пульсом океана, — я не стану принуждать тебя ни к чему. Просто будь рядом.

Уловив самые первые после Ответа слова, тронувшие слух, как накативший на берег шепчущий прибой, уши духа дернулись. Он редко слышал эти слова, потому что мало кому был интересен он сам. Позволяя духу быть собой, хозяин рисковал столкнуться с большими неожиданностями… И не факт, что они будут приятными. Но не было похоже, что Оцелота пугали такие перспективы. Гелтир не знал, насколько сильно этот мужчина мог его идеализировать за годы своего ожидания, но, как бы то ни было, — связь уже создана. Что будет означать для него в такой ситуации «быть собой», акула не знал и сам, поэтому было бессмысленно пытаться предостеречь хозяина. В конце концов, он действительно ждал связи с ним семь лет, а то и дольше, что для смертного — не такой уж малый срок. Это кое-что значило для духа, жившего в Алатарисе больше полутора веков.

— Кстати, сразу после победы на турнире я распорядился построить дом у моря, — продолжал Оцелот, — недалеко от места нашей первой встречи. Ты сможешь плавать сколько захочешь. И мы будем охотиться на преступников вместе, на службе в Сейвире. Пойми меня правильно, я не прошу поцеловать тебя в первый же день. Просто дай мне шанс. Кто знает, может, я тоже… понравлюсь тебе? Я ждал тебя двенадцать лет… можешь быть уверен, что я не стану тебя торопить, мой хранитель.

—… Дом — это хорошо. Я буду рад возможности почаще бывать в родной стихии. Надоело, знаешь ли, каждый день отмокать в фонтане. — усмехнулся дух. — Это особенно не разглашается, по крайней мере, по возможности, но я долго не могу без морской воды. Не то, чтобы высыхаю, но КПД падает заметно. — сверкнув острыми зубами, хмыкнул Гелтир, глядя в землю. — … Я понял тебя. И сделаю все, что смогу. Хорошо, что ты даешь мне время свыкнуться со своей ролью. Мне это… в новинку, а я не очень расторопен в учебе. — несколько смущенно дернул уголком губ дух, а потом слабо улыбнулся. — А ты, я смотрю, действительно упорный. Немногие на твоем месте ждали бы столько. С тех пор, как в Алатарисе прижились хранители, мало у кого в твоем возрасте их нет. Ждал меня, да?.. — задумчиво, словно смакуя эти слова, про себя проговорил дух. — Двенадцать лет. Ну, ладно…

Многие из тех, кого знал Оцелот, едва закончив обучение магии, уже применяли обратный призыв, чтобы поскорее найти своих предназначенных духов. Но сам он был уверен, что ему предназначен именно Гелтир, поэтому призыв не сможет быть полностью прав, вынужденно указав на кого-то другого, пока акула еще хранил предыдущего хозяина.

Кончики пальцев Оцелота с деликатно прибранными когтями провели по потеплевшему заостренному уху, слегка помассировав хрящ. Ласково коснулись контуров старых шрамов на щеке, словно собирая, как песчинки, это неожиданное для самого хранителя смущение, которое Оцелот хорошо понимал и знал по себе. И снова слышал тот шум океана в ушах, чувствовал, как свежий воздух холодит лицо, а зрачки ловят морскую воду.

Гелтир ощутил прикосновения к кончику уха, потом к виску и щеке, по-прежнему глядя в землю. Не дернулся и не отпрянул, просто прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Понятно, что действия хозяина априори не могли быть для него неприятными и, тем более, заставить от них шарахаться, но все же раньше его «почесать за ушком» никто не решался. Ощущения оказались довольно странными — вроде совсем слабые, но растекались по всему телу так же быстро, как песчинки заполняли пустоты в обломках камней. Оставались там же — чем-то мягким и спокойным.

Оцелот тоже мог это почувствовать. То, как от его ненавязчивых действий пульс хранителя выровнялся, что мысли акулы, поначалу разбросанные неожиданным Ответом, уже не бьются на песке, борясь за глоток пересохшего воздуха. Что все хорошо. И в этом осознании невольно замерло уже собственное сердце Оцелота, так же внезапно впуская в зрачки ожившие воспоминания.

— Я видел тебя… — признался он, тихо выдохнув годами бережно хранимые в сердце эмоции, которых, впрочем, от этого становилось лишь больше, — тогда на побережье. Когда ты выходил из воды. Видел на турнире. Вижу сейчас. Не нужно тебе… ничего менять, — Оцелот слегка усмехнулся, вспомнив вскинутый к небу выразительный взгляд духа при заявлении, что, дескать, он не умеет менять пол, — были бы у меня другие наклонности, я бы не дал такой Ответ, верно? Я слышал, что для духов-хранителей… от природы не имеет значения, какого пола их пара?

Только в этот момент Оцелоту пришло в голову, что если вдруг этот общепризнанный, но неизменно передававшийся по большому секрету, слух оказался бы неправдой, то ситуация сейчас получилась бы, мягко говоря, неловкая.

— Пол-то? Ну… — дух привычно воздел глаза к небу, — Скажем так, для подавляющего числа — никакого не имеет. Мы — биполярны. Среди нас выше всего ценится именно умение подстроиться под абсолютно любого хозяина. А между собой мы почти никогда не вступаем в отношения, да и вообще редко влюбляемся сами по себе. Симпатия да, бывает. Это особенность нашей психики, все-таки мы постоянно перерождаемся. Если б влюблялись так же, как смертные, — душевные терзания были бы обеспечены в каждой жизни, мы ведь помним все прошлые. — пожал плечами дух, натягивая сапоги. — Но бывают изредка и духи-консерваторы. — он ободряюще подмигнул Оцелоту, которому, судя по всему, как раз пришла похожая мысль в голову. — Расслабься, я к ним не отношусь. По таким духам сразу видно, что они однополярны, от них даже ощущение своеобразное. Живут они долго и перерождаются нечасто, потому в мире не так много смертных, которым эта черта духа принципиально нужна. Но такие бывают. Хотя, знаешь, кое-что я, с твоего позволения, все-таки поменяю. — поднимаясь на ноги, улыбнулся дух.

Акула дернул ногой вверх, с мстительной ухмылкой скидывая смятый китель с бортика прямо в фонтан, где он благополучно затонул. Туда же отправилась и рубашка с воротником-гарротой, чтобы в следующий момент ее место заняла самая обыкновенная кофта-безрукавка темно-синего цвета.

Вспыхнувшие изнутри синевой раскаленного северного сияния глаза Оцелота припали к груди Гелтира, как тогда, когда они впервые встретились на берегу. Но там был закат, длинные изнывающие от жажды вечерние тени прилипали к намокшей коже. Там были границы на песке из так и не оставленных следов. И не пришла мысль даже сдвинуться с места, как будто все в мире остановилось, кроме падающих капель в море.

А сейчас было солнце, такое яркое и чистое, что оно пахло диким медом, мягко стекая по серой коже, по контурам мышц хранителя, находившегося на расстоянии вытянутой руки. Ощущение повторившейся нереальности сна утонуло в дневном свете. И рука все же дернулась, но лишь для того чтобы машинально поправить леопардовый шарф, об узел которого запнулся непроизвольно глубокий вдох.

Гелтир от души потянулся, разминая мышцы. Закусил в зубах шнурок, заново завязывая волосы в хвост, а потом выхватил из воздуха уже не один год ношенный плащ, с довольным видом запуская руки в рукава.

— … Я привык служить Мэлайнам, но искренне полюбить меняющуюся год от года армейскую или инквизиторскую форму так и не смог. — изобразив картинное раскаяние, вздохнул дух. — Хотя, если ты видел мой вечерний променад, то уже и сам мог об этом догадаться. Это не проблема, надеюсь? — вполне серьезно спросил он. — Если хочешь, чтобы я носил что-то конкретное, — говори. — он покосился в сторону, проводя пальцами по подбородку, — Да и вообще, если что не так, — говори. Ну… ты понял. — хранитель кашлянул, мгновенно меняя тему, и выжидающе посмотрел на Оцелота. — Вроде все формальности соблюдены, так что мы уже можем покинуть этот «гостеприимный» дом.

— Вижу, ты не смущаешься менять рубашку при мне… — отметил Оцелот, запоздало отведя взгляд, ударившийся при этом зрачками о фонтан, что, впрочем, не имело смысла, так как безрукавка и плащ к тому моменту, как он опомнился, уже появились на хранителе, — … но я не жалуюсь. — добавил Оцелот с все той же безрассудно счастливой улыбкой, как оказалось, забывшей, уходя, одну фразу. И вернувшейся за ней, — Я абсолютно на это не жалуюсь…

Он отпустил узел шарфа и легко перебросил трость из руки в руку. Еще один вдох наполнил легкие горячим полднем и тем ощущением, когда кажется, что сил и энергии достаточно, чтобы перевернуть мир, но мир и всё в нем и так находились сейчас на своем месте. Рядом с хранителем.

Гелтир дернул бровью при словах о смущении, но лишь фыркнул. Вообще-то он вполне мог ляпнуть что-то, вроде того, что он — не девица, за ширму прятаться. Но связь всегда обязывала духа ценить и уважать любые нюансы в характере и особенностях поведения хозяина, а потому он лишь с улыбкой промолчал. В конце концов, Оцелот действительно не жаловался, а значит, ничего предосудительного в поведении духа не было.

Он молча направился следом за хозяином, попутно усваивая информацию.

— Официальную форму тебе носить не придется, Гелтир. Я числюсь в инквизиции внештатно. В сейвирском округе, — пояснил Оцелот еще вслух, но постепенно, по мере того, как со стен патокой соскальзывал вниз глухой магический барьер, уже переходя на мысли. Знал, что духи-хранители могут услышать даже без слов, если хозяин обращается к ним.

Это было удобно, чтобы не вторгаться сейчас тембром неуместного голоса в чужое пространство, откуда он только что забрал духа-акулу и больше не имел с этим наигранно-траурным нутром генеральской усадьбы ничего общего.

«Наверное, ты слышал, что в инквизиции сейчас стало чуть больше самоуправления, чем раньше, хоть и состоял при генерале в элитной гвардии Китары? Нынешний эрцгерцог в основном только принимает отчеты от округов. Знаю, ты работал в Сейвире, когда был хранителем Эйенми Мэлайна, так что надеюсь, это будет для тебя приятной сменой обстановки… Там работает и твой прежний напарник тех лет, хранитель Эстас с сестрой. Он хранит главу гильдии ассасинов, она — главу некроотдела. А за сбор информации отвечает дух моего делового партнера по фамилии Шар. Он дает нам наводки, когда для профилактики бандитизма городской стражи недостаточно…»

«Слышал кое-что, но, сам понимаешь, сильно не вдавался в подробности. Руководитель и стратег из меня так себе — все это больше к герцогу и Ткачу было…» — выйдя на площадь, дух сощурился, поднимая взгляд на статую, — «… Зато исполнитель хороший. Даже почти идеальный. Силы божественной слегка не хватает, но вроде… Эйенми Мэлайну и так было достаточно.» — задумчиво отозвался Гелтир, переводя взгляд с точеного профиля туда, куда смотрел хозяин, что-то разглядев вдалеке над крышами, справа от мраморной руки. Оно не было похоже ни на ездового дракона, ни на кобольда. Вообще не имело крыльев, что уже было редчайшим явлением для небес Алатариса.

— … забавно, как он легок на помине! — отметил Оцелот, наблюдая, как еще недавно простая темная точка на фоне пронзительной синевы быстро приобретает очертания мага, тучного, но при этом, как и всякая туча, способного летать.