1. Мечта (2/2)
Холодные лица, нагревшаяся на солнце сталь, зарубки на клинках, скрежет взглядов с трибун. Этот колизей был почти пустым, гулким, не вынося сдавленный сор хрипов из избы, не проветривая покрасневшие от стыда за поражение гербы на доспехах. Турнир касался только родной крови Мэлайна. Она проливалась в избытке. Проигравших родня или слуги уносили с арены. Должно быть, к целителям. Победители ждали следующего поединка, надеясь, что регенерация успеет за время сражения следующей пары претендентов покрепче стянуть раны или хотя бы снять боль.
Оцелот же, пользуясь передышками между боями, щуря глаза против солнца, смотрел на верхнюю ложу, над которой оно всходило, высвечивая граненый профиль акулы.
Был ли другим претендентам нужен именно ты, хранитель? Или они желали просто престижа среди родни? Опасного Дара? Твоих магических способностей? Того факта, что прославленный дух основателя инквизиции будет уже за их правым плечом, как мастерски выкованный клинок? Не важно, чего они все хотели…
… или чего не хотели.
— Пока я жив, никто другой не получит этого духа! — рычащий апломб чьей-то луженой глотки заставил Оцелота медленно перевести взгляд на арену, сморгнув с нее желтые солнечные пятна, смешавшиеся с красными. Выдохнуть.
Это был его пятый и последний противник, тоже только что вышедший в финал. Судя по гербу на доспехах, один из наследников самого генерала.
— … тем более его не получит какой-то торгаш, — поудобнее перехватывая меч и разминая плечи, продолжил генеральский сын уже тише и злее, наблюдая за неторопливым выходом Оцелота на арену. — Это хранитель для настоящего воина!
Дыхание бы лучше поберег… воин. А то кричишь, как на базаре.
Подумав так, Оцелот только молча отсалютовал мечом и насмешливо дернул уголком губ, давая понять сыну генерала, что первое условие он хорошо запомнил. Оцелот не бравировал, не тратил на слова остатки сил, медленно сочившихся из всех пережитых схваток. Знал, что остался один последний рубеж, и нужно выстоять. Собраться. Так, чтобы обострились рефлексы, ушли лишние мысли. Почувствовать магию, как продолжение себя, дышать ею, как кровью с привкусом медного моря на закате. Победить.
И он думал, что победил, когда сумел сбить противника с ног, едва услышав сквозь стучащий набатом в ушах пульс, как ожила левая стена колизея.
— Хранитель отца должен достаться одному из нас!
Похоже, сыновей генерала не научили проигрывать, судя по тому, что младшие, выбывшие еще где-то в начале или середине турнира, раздавив в кулаках все правила, запустили заклятьем с трибуны. Молчать, нанося удар, они тоже не умели. Впрочем, даже если бы умели…
Резко обернувшись, Оцелот принял электрический разряд на кусок камня, вырванный магией из арены. Почувствовал тяжелое, хриплое движение воздуха за плечом, взмах двуручного меча успевшего рывком подняться старшего генеральского сына. Земля вздыбилась от магического импульса, посланного даже не с ладони, а со стопы, и вместо того, чтобы разрубить противника от ключицы до пояса, меч, не чуравшийся ударов в спину, бессильно упал на песок.
Тот красный песок, который еще скатывался, как струйки секунд, с острой глыбы камня, пронзившей отпрыска генерала насквозь. Тишина, пораженная, повисла петлей на неестественно выгнутой шее. Каменный шип ушел под землю так резко, что тело рухнуло следом, как мешок с железом, если судить по звуку пробитых доспехов.
Тихо выкатились из разжавшихся век изумленные глазные яблоки зрителей.
— Я помню, что по правилам поединок на турнире не смертельный, — сделав властный упреждающий жест рукой, спокойно ответил Оцелот на вопрос, который никто не успел задать. Медленно выдохнул, опустившись на одно колено, и целительная энергия потекла из конвульсивно разогнувшихся пальцев мощной волной. Тяжело, неохотно, толчками, в ритме навалившейся усталости, она возвращала сына генерала к жизни.
Но воспоминания о состязании сгладили сквозь годы звон металла, рвущиеся жилы и мышцы, вкус крови под языком, запахи боли, пота и решимости. Они оставили только то чувство, когда весь мир уходит вниз, а ты взлетаешь вверх.
Финальное заклинание, выдавленное из сжатых разбитых кулаков, подняло землю амфитеатра, как тонкий риф, позволив достичь генеральской ложи, где кривил онемевший рот старик в церемониальных доспехах. Но Оцелоту не было дела до клокочущей в генерале желчной досады. Он лишь мягко спрыгнул с каменного пика на широкие перила, оказавшись наконец-то там, где хотел быть. Напротив духа, непоколебимо, как гранит, стоявшего по правую руку от кресла своего хозяина.
Оцелот, уже словно и не чувствуя усталости, улыбнулся. Глазами. Горящими, как синяя волна, сумевшая подняться до неба и отразиться в его застывших зрачках.
— Здравствуй…
Хранители всегда были рядом с хозяевами такими, какими те хотели их видеть. Так что Оцелот не был задет и даже не удивился, что акула рядом с генералом напоминал неподвижный гранит, от которого, ваяя серого колосса, отсекли все чувства и эмоции, оставив лишь скупой кивок в признании права победителя однажды принять его Клятву.
— Я буду ждать тебя, Гелтир, — тонкие губы изогнулись, язык быстрым движением слизнул теплую кровь из уголка рта. Где-то на фоне хрустнули костяшки пальцев генерала, когда тот, как будто проводя железом по стеклу, нехотя произнес речь о завершении турнира.
— Согласно завещанию досточтимого Эйенми Мэлайна и собственному выбору духа-хранителя, я приказываю своему хранителю Гелтиру перейти в день моей смерти к сэру Оцелоту, и ни один мой приказ, данный после настоящей минуты, не в силах этого отменить. Мои наследники, проигравшие на турнире, завтра с помощью заклинания обратного призыва найдут других духов и примут их Клятвы, чтобы гарантировать отсутствие притязаний на Клятву Гелтира.
Старик процедил это в адрес своих трех сыновей так холодно и жестко, как будто выносил им каторжный приговор, а не отправлял на поиски предназначенных духов. Он, казалось, ненавидел наследников за пятно на своей чести даже больше, чем того, кто нанес им поражение. Впрочем, это уже были их семейные проблемы…
… Оцелот глубоко вдохнул насыщенный терпкими красками лета воздух Золотого Города. В летописях Китары за прошедшие века было все, о чем можно мечтать, и все, чего можно бояться. И, тем не менее, каждая перевернутая страница приносила что-то новое, белое и тонкое, почти прозрачное, как надежды чистого листа, еще не знавшего, что и чем на нем запишут. Книга открывалась настежь, будто двери.
Привратник в красной, как строка, ливрее церемонно поклонился. Похоже, в этом поместье была по-военному вымуштрована даже прислуга.
— Здравствуйте, господин Оцелот, — ровным голосом произнес лакей, делая отточенный приглашающий жест правой рукой, — господин Гелтир ожидает вас во внутреннем дворе у фонтана.
— Хорошо, спасибо, — Оцелот вежливо кивнул в ответ, легко перехватывая в руке трость, чтобы ее наконечник в каменной пыли не касался дорогого паркета, пусть и притворявшегося аскетичным в отсутствие ковровых дорожек.
Это действительно было хорошо, что дух выбрал спокойное место для встречи. Лучше, чем если бы пришлось подниматься на суетливые верхние этажи. Туда прибывали наследники, фехтующие посеребренными взглядами, ближние и дальние родственники, занавешивающие свои истинные мысли еще плотнее, чем зеркала, а также деловитые бальзамировщики, не обращавшие на прочих внимания, если те вовремя уступали дорогу. Вскоре тело генерала подготовят для погребального костра, как полагается воинам. Но Оцелота это не касалось, он пришел за своим духом-хранителем, а не для того чтобы выражать пустые, как треснувший бокал, соболезнования, в которые с его стороны никто бы не поверил.
Оцелот глубоко вдохнул перед тем, как открыть дверь, ведущую во внутренний двор.
Странным ощущением в ушах снова поднялся далекий шум морских волн, переплетавшийся с игристыми струями фонтана, на бортике которого спиной к нему сейчас сидел дух, расслабленно свесив ноги в воду. На длинные волосы со стальным отливом снова падали брызги полуденного солнца, приносившего сладкие капельки хаоса в геометрически выверенный сад, где только тени не спрашивали, когда и где им расцвести и какой длины быть. Судя по смятому кителю, небрежно брошенному рядом, акуле тоже не хватало свободы в этом душащем поместье.
— Здравствуй… — негромко окликнул его Оцелот совсем как тогда, на турнире. Он плотно закрыл за собой двери в сад, и легкий магический импульс от ладони скрепил замок и щели в дереве каменной коркой. Чтобы никто не помешал. И, главное, чтобы никто не подслушал тот Ответ, который он собирался дать вот уже семь лет, — рад нашей новой встрече, Гелтир. Я вспоминал о тебе.
Он мягко, по-кошачьи, подошел ближе. Магия плавно проползла от двери вверх, как плющ по стенам, в поисках занавешенных, ведущих во двор окон и припала к ним плотной иллюзией совершенного и в этом даже скучного пейзажа пустого внутреннего двора, не умеющего меняться.
Не нужно было здесь любопытных глаз.
— … клянись мне, — с этими словами теплая целительная энергия легко и ненавязчиво, как воздух, коснулась кончиками пальцев предплечья акулы, залечивая рубцы на казавшейся каменной коже.