Глава 2 (1/2)

16 мая

Ясное голубое небо рассекали вспышки красных и зеленых мантий. Трибуны стояли, едва ли не полностью перевесившись через парапет. Глаза зрителей жадно следили за игрой.

В финале Кубка Школы по квиддичу схлестнулись две сильнейшие команды, и само по себе это событие было волнительным и будоражащим кровь.

Квоффлы ударялись с громким треском о защиту вратарей, бладжеры со свистом пролетали в миллиметрах от голов и конечностей. Загонщица Гриффиндора Сьюзан МакКарти была сбита с метлы еще на пятнадцатой минуте и теперь лежала на койке в лазарете с переломами ребер.

Еще в начале стало понятно, что играть мягко никто не будет, и профессора бледнели и нервно наблюдали за учениками, надеясь, что в порыве азарта и желания победы они не переубивают друг друга.

Для Слизерина это был важнейший матч, последний шанс на победу. Все предыдущие годы Кубок получала противоборствующая команда, что было очевидным и вызывало зависть и злость, но после выпуска Джеймса Поттера уже не возникало уверенности в их непобедимости.

Один из слизеринских загонщиков размахнулся, занося биту над приближающимся бладжером, мяч на огромной скорости понесся к замершей в воздухе Доркас Медоуз, высматривающей золотой снитч.

Но из ниоткуда появились братья Пруэтты: мощный удар — и бладжер с грохотом ударился о деревянный каркас трибун, заставив болельщиков коллективно задохнуться от испуга.

Красные и зеленые знамена мелькали тут и там, слышались песни и короткие стихи в поддержку своих команд. Это был гвалт, звон, шум, затопивший все пространство вокруг, настоящий хаос.

— И Мальсибер забивает квоффл в центральное кольцо Гриффиндора! — закричал в рупор комментатор, рыжий паренек с Пуффендуя. — Счет сравнялся: 80—80.

Трибуны взревели: часть — от разочарования, часть — от безумной радости. Напряжение плотно сковало игроков. Их лица стали еще более серьезными и угрюмыми, в глазах блистала целеустремленность и желание биться до самого конца.

Сколько бы костей ни было сломано и сколько бы мячей еще ни было забито с досадой для проигрывающей команды, они будут сражаться. Кому достанется победа было не ясно, но вот что было совершенно понятно, так это то, что исход матча будет решен двумя парящими на большой высоте фигурами.

Доркас Медоуз, ловец Гриффиндора, казалось, никак не среагировала на прошлый инцидент, когда ее попытались грубым образом вывести из игры, знала, что тыл ей надежно прикрывают.

Ее цепкий взгляд продолжал блуждать повсюду, выискивая до боли знакомый солнечный блик, бегущий по тонким крыльям. Она была сосредоточена, закушенная до крови губа и сжатые до побеления ладони на древке метлы говорили о готовности сорваться в любой момент в любую точку.

Поодаль от нее, с противоположной стороны поля, медленно двигался, как ястреб, Регулус Блэк. Он был подчеркнуто спокоен, словно этот матч не отличался от десятков других рядовых. Только брови слегка были сведены к переносице, выдавая истинное состояние. Для него, как и для Медоуз, это был решающий матч.

Последний год в Хогвартсе, последний Кубок Школы, вот только у Регулуса это еще и был последний шанс заполучить долгожданную победу для себя и Слизерина, который уже захлебывался статусом «лучших после львов». Столько усилий, столько выматывающих тренировок до самой ночи, все должно быть не зря. Они заслужили звание чемпионов.

Солнце слепило и отбеливало все вокруг, касаясь своими лучами. Доркас сощурилась и повернула голову чуть левее трибуны преподавателей. Вспышка света на короткий миг. И девушка стремительно понеслась вперед до свиста в ушах и размытых пятен, практически полностью прижавшись к родному Звездочету.

Снитч затрепыхал крылышками и рванул к центру поля. Медоуз резко развернула метлу, в последний момент отшатнувшись от нового бладжера, отправленного в ее сторону. Золотая поверхность мячика, замершего на месте, заманчиво переливалась в воздухе. Еще немного. Десять метров. Семь. Четыре. Из ниоткуда пронеслась зеленая мантия.

Болезненное столкновение. Послышался треск. Трибуны задержали выдох и замерли. Пестрое переплетение рук и ног двух ловцов не удержалось на метлах и на расстоянии нескольких метров от земли полетело вниз, рухнув на песок.

Доркас Медоуз откатилась немного в сторону, морщась и касаясь ладонью головы. А Регулус с широкой улыбкой, лежа на спине, но совершенно не обращая внимания на боль в позвоночнике, задрал вверх руку, в пальцах которой был крепко зажат покоренный снитч.

Это был настоящий, ничем не прикрытый триумф. Болельщики пришли в какой-то совершенно истерический восторг. Спустя столько лет Слизерин наконец-то вновь лучший! Радость охватила даже самых равнодушных к спорту зрителей. Только гриффиндорцы сидели на трибунах, едва не плача от злости и вяло хлопая не в такт.

Слизеринская команда спикировала на землю, набросившись на Регулуса с криками и смехом. Серьезные и сосредоточенные маски превратились в лица самых обычных детей, для которых эта победа была важнейшим событием за всю жизнь. Счастье — вот, что они испытывали.

Метлы валялись в беспорядке поблизости, а победители подняли улыбающегося Регулуса на руки и стали подкидывать вверх. Ему было так хорошо, как не было давно, все напряжение отхлынуло, золотистый мячик все еще приятно холодил ладонь. Голубое небо то приближалось, то отдалялось вновь.

Наконец его опустили обратно на твердую землю, но беспрестанные объятья и такие потрепывания по плечу и волосам, что он едва не падал, не заканчивались. Но вдруг все стихло, и широкая улыбка исчезла с лица Блэка, оголив недоумение. От толпы опечаленных гриффиндорцев оторвалась Доркас Медоуз и последовала в их сторону.

Кто-то из слизеринцев присвистнул, игроки раздвинулись, давая ей подойти ближе. Она остановилась в одном шаге от Регулуса, на ее раскрасневшемся уставшем лице мелькало огорчение, но не было никакой злости — украсить лицо юноши фингалом она явно не собиралась.

— Это была отличная игра, Блэк, — с измученной, но все-таки искренней улыбкой произнесла девушка. — Ты заслужил эту победу, как и вся команда. — Короткий взгляд пробежался по слизеринцам. — Поздравляю.

Вверх взметнулась тонкая девичья ладонь. Глаза присутствующих расширились от изумления, а ее однокурсники заметно помрачнели, наблюдая за сценой со стороны. На мгновение эмоции Регулуса превратились в сплошное смятение, но по какому-то странному импульсу его рука обхватила протянутую руку девушку.

Она послала ему кривую ухмылку, как всегда бывало во время их противоборств, будь то Защита От Темных Искусств или очередной матч, и направилась обратно к своей команде, по пути приобняв раздосадованного Пруэтта и отправившись в сторону раздевалки.

— Вот ведь гриффиндорка, — пробормотал Флинт. — Даже проигрывает не как все.

— Нам тоже пора в душ, — в привычной капитанской манере прикрикнул Мальсибер, чтобы заполнить затянувшуюся удивленную тишину. — И все-таки, молодчина, Рег! — в очередной раз в порыве любви к своему игроку повторил он. — Сегодня устроим величайшую вечеринку в Хогвартсе!

27 мая

В конце весны окрестности Хогвартса оживали, покрываясь нежной зеленью, все вокруг благоухало, а профессор травологии не могла нарадоваться стремительно растущим побегам и распускающимся бутонам растений.

Легкий теплый ветер блуждал по небу, опускаясь, чтобы поиграться с гибкими ветвями деревьев или играючи лизнуть счастливые лица школьников. Замок тоже в это время преображался, становился теплее и приветливее, утопал в свете.

Но его перемены мало кто замечал, ведь куда приятнее было прогуливаться у Черного озера или кромки Запретного леса. После долгой непогоды все надышаться не могли позабытой весенней свежестью и напитаться солнечными лучами, такими редкими в Шотландии.

Повсюду веяло свободой и каждый день был наполнен дружеским смехом и радостью. Но не все могли прочувствовать эту атмосферу в полной мере. Пятый и седьмой курс с бледными, уставшими и злыми лицами просиживали целые сутки в библиотеке или гостиной, рассерженно наблюдая, как остальные беззаботно проводят время.

До экзаменов оставалось всего ничего, и это было сильно заметно по моральному духу учеников. За последнюю неделю в Большом зале в обмороки упали две выпускницы, одну пятикурсницу доставили в Больничное крыло с нервным срывом, а какой-то когтевранец из-за собственных волнений случайно поджег полог своей кровати.

Они все были измучены подготовкой и тревогами по поводу возможного провала.

Все чаще в коридорах слышались речи: «не сдам ЖАБА — в Мунго мне делать нечего», «говорят, экзаменаторы хуже некуда, дают задания на самые сложные темы», «вот бы подхватить какую-нибудь неопасную оспу, чтобы не сдавать Зельеварение».

В тени ив у Черного озера сидел Рабастан Лестрейндж с болезненным и страдальческим выражением лица. В руках его был зажат продвинутый курс Зельеварения, и в сумке рядом была сложена еще стопка конспектов и пособий для подготовки к экзаменам.

Чуть дальше из стороны в сторону, заложив за спину руки, прохаживался Регулус. Под глазами его залегли заметные тени, и глаза были покрасневшими, хотя со стороны он выглядел вполне собранным и бодрым.

После финального матча по квиддичу он наконец-то смог с головой погрузиться в нервную рутину ЖАБА, не отвлекаясь на каждодневные тренировки и дополнительные волнения. И в отличие от друга, который готовился к приближающимся учебным испытаниям с начала учебного года, Блэк потратил на это не больше трех месяцев.

При этом он чувствовал себя втрое увереннее в пройденном материале. Обучение чему-либо всегда давалось ему с легкостью, без сверхъестественных усилий, и Лестрейндж, изводясь от тревоги, немного завидовал.

Уже который день они целыми часами просиживали здесь, чтобы в спокойствии, которого не было ни в библиотеке, ни в подземельях, разбирать предполагаемые вопросы и тренироваться в чарах. Иногда к ним присоединялись и другие однокурсники.

Только Барти Крауч готовился в гордом одиночестве, а когда попадался на глаза, то пугал кожей, приобретшей зеленоватый оттенок, обтянувшей очертившиеся скулы, и рявкал на всех вокруг по малейшему поводу. Но чего еще можно ожидать от состояния человека, который собирался вместо четырех экзаменов сдавать шесть, и обязательно на все Превосходно?

— Эйфорийный эликсир, — серьезно произнес Регулус.

А Рабастан тяжко выдохнул и монотонно начал:

— Эйфорийный эликсир или Эликсир радости — это жидкая субстанция ярко-жёлтого цвета, состоящая из семян клещевины, настоя горькой полыни, абиссинской смоковницы, игл дикобраза, веточек перечной мяты, древоносных бобов. Зелье вызывает радостное настроение, побочными эффектами которого являются неконтролируемое пение и щипание за нос людей, оказавшихся рядом. <span class="footnote" id="fn_32232556_0"></span>

— Этапы приготовления, — неуклонно продолжал Блэк, внимательно вслушиваясь в слова Лестрейнджа.

— Для начала натереть смоковницу и смешать ее с соком древоносных бобов, — подавив зевок, вновь заговорил Рабастан. — Поставить на медленный огонь вместе с настойкой полыни, ждать пятнадцать минут, в это время очистить семена и растолочь иглы. Постепенно увеличивая пламя, добавлять полученную смесь частями. Перемешать три раза по часовой стрелке и ждать еще сорок минут. В конце добавить мяту и…

Речь его прервалась, когда на землю рядом опустилась горделивая белая сова, надменно протянувшая лапку с привязанным письмом. Губы Рабастана едва заметно дрогнули, и по лицу пробежала тень, пока он еще даже не взял в руки конверт. С минуту он читал аккуратно выведенные отцом строки, но как только дошел до подписи, письмо оказалось у Блэка.

— Эй! — юноша обернулся в его в сторону. — Знаешь, что читать чужую корреспонденцию неприлично?

— Я и не собираюсь, — пожал он плечами, разрывая пергамент на несколько частей. — Как будто я не узнал твою семейную сову и не понял, с какой целью тебе пишут за неделю до экзаменов.

Рабастан нахмурился.

— Это твоя жизнь, и ты не обязан удовлетворять неисчерпанные в молодости амбиции твоего отца. Что он опять написал? Не удивлюсь, если какую-нибудь угрозу под предлогом беспокойства, — Регулус сложил на груди руки, внутренне приходя в негодование.

— Говорит, если плохо сдам экзамены, то отошлет меня в Исландию, чтобы не позорил его имя, — горько усмехнувшись, ответил Лестрейндж.

— Рудольфуса же за его Удовлетворительно по Рунам никто не отослал, — фыркнул Блэк. — Забудь ты о них всех. Лучше подумай о том, что забыл упомянуть о смене цвета зелья во время приготовления и количестве используемых ингредиентов.

— Слушай, учитель, — немного отрезвившись, насмешливо проговорил он. — Расскажи-ка мне про долголетние эликсиры.

Регулус усмехнулся и пустился в подробнейший рассказ о разновидностях этого зелья, составе и действии, и, конечно, без единой ошибки, вновь доказав Рабастану свою компетентность.

Краски дня постепенно тускнели, и с озера веяло прохладой, когда они перешли к повторению Защиты от Темных Искусств. И каждый втайне от другого мечтал вернуться в замок, на ужин, а потом оказаться в мягкой постели. Все-таки все они были утомлены и желали долгожданной свободы от этого свербящего коктейля беспокойств.

25 июня

Экзамены шли один за другим. Не успевали студенты выдохнуть после одного испытания, нужно было тут же настраиваться на сдачу следующего предмета. Регулус беспроблемно сдал Защиту и Зелья и надеялся на высший балл, Нумерология далась куда сложнее, приехавший экзаменатор мучил его на протяжении почти часа, всячески пытаясь подловить и добиться промаха юноши.

А на письменной работе по Рунам Блэк сглупил сам, перепутал два схожих древнегерманских письмена, из-за чего все последнее задание целиком могли не засчитать. Но тем не менее сильно раздосадованным он не был, и после последнего экзамена чувствовал небывалое облегчение, к тому же стоило ли портить себе настроение, когда Рабастан в течение двух недель расшатывал нервы себе и Регулусу за одно.

Лестрейндж на трансфигурации превратил стол не в чисто белую лошадь, а с какими-то рыжими пятнами, слишком похожими на кольца на древесине. И теперь в каждую свободную минуту он сетовал об этом и вздыхал, гадая, какое количество баллов потерял на такой глупости.

Для него стало традицией покидать экзаменационный кабинет с раскрасневшимися щеками и отчаянием в глазах. А Регулусу оставалось выслушивать жалобы на то, что у друга совершенно точно не будет ни одной оценки выше Удовлетворительно. В конце концов, он довел Блэка до такого исступления, что тот, не выдержав, наложил на него Силенцио.

Нотт, казалось, не волновался вообще ни о чем. Был одинаково спокоен и непринужден что во время подготовки, что во время самой работы, что в ожидании результатов. А Мальсибер и вовсе со смехом рассказывал, как на сдаче Чар случайно послал в сторону какого-то тучного угрюмого старичка заклинание щекотки, хотя заданием было показать применение Орхидеуса.

Барти после сдачи заключительного шестого предмета пришел в спальню и упал на кровать. Соседи по комнате ходили на цыпочках, иногда задумываясь, а жив ли он вообще. Встал он только на следующий вечер, а потом с широкой улыбкой набивал рот пирожными в Большом зале.

Тревоги наконец-то отступили, и оставалось лишь узнать результаты. Нервное ожидание, конечно, никуда не делось, но точно не было более парализующим, чем до этого. Вскоре школу покинули остальные курсы, и Хогвартс оказался в распоряжении выпускников.

Они проводили целые часы в прогулках по окрестностям и замку, вспоминая самые разные веселые истории из прошедших семи лет, и по ночам задумывались о том, как же быстро пролетело время.

И вот им всем уже по семнадцать, ЖАБА позади, и через какую-то неделю они, вероятно, навсегда покинут место, которое было для них вторым домом. Начнется новый жизненный этап, появятся новые цели, откроется иной мир, где сами они будут ответственны за свою жизнь. В груди тихо нашептывало странное чувство сожаления и немного страха: все-таки это было сложно — расстаться с детством.

Но все-таки еще осталось немного времени, чтобы попрощаться с этим местом и осознать все прошедшие года. А пока седьмой курс Слизерина напряженно ожидал в кабинете их декана. Лестрейндж наматывал круги между столами, заламывая руки.

Барти превратился в истукана, замершего у стены, Регулус и Тео сидели, отвлеченно споря о работе в Министерстве. Мальсибер же стоял среди женской части факультета, улыбаясь и сыпля искристыми шутками.

Девушки в летних платьях выглядели какими-то другими, Рабастан даже несколько дней назад случайно сболтнул, что Элиза Розье по-особенному хороша. Они переплавились из несуразных угловатых девчонок в новые версии себя — элегантные, грациозные и уверенные.

А вчерашние мальчишки, подкидывавшие навозные бомбы в унитазы, стали молодыми мужчинами (хотя это совсем не помешало им в прошлые выходные повторить свой подвиг, свалив вину на второкурсников).

Заходящее солнце теплым оранжевым заливало стены кабинета, полосами и квадратами ложилось на пол и столы, касалось лиц студентов, бликовало и отражалось от многочисленных склянок, стоящих на полках. Одно из окон было настежь открыто, и рама немного покачивалась от мягкого ветра, чуть слышно поскрипывая.

Каждый вдох отдавался сотней приятных запахов лета. Наконец, дверь класса распахнулась, и в проход проплыл в приподнятом настроении профессор Слизнорт. На лице его была широкая улыбка, и им показалось, что в глазах блестели слезы гордости и счастья. Линда Вейн переглянулась с подругами и весело проговорила: