Глава 1 (1/2)
Большая светлая комната с высокими потолками буквально утопала в солнечном сиянии утра. Лучи беспрепятственно проскальзывали через стекла окон, тянущихся едва ли не во всю высоту стен. Письменный стол был усыпан солнечными зайчиками, которые выскакивали из причудливого прибора, стоящего здесь же.
Он весь состоял из толстых и тонких линз, кристаллов разной огранки и удивительным образом создавал подобное волшебство. Рядом с устройством все еще аккуратно стояла открытка с неряшливой подписью: «Чтобы больше не жаловалась, что солнце на свете только одно. С днем рождения».
Под потолком начинал плестись вьюнок и, к удивлению каждого, белые розы, растения тянулись вокруг комнаты и осторожно спускались вниз. Почти в центре комнаты стоял рояль: «почти», потому что его хозяйка полчаса спорила с маменькой о том, что симметрия портит всю непосредственность жизни, и все-таки доказала свое право поставить инструмент чуть левее.
У одной из стен рядом с гардеробом расположился книжный шкаф, весь заполненный произведениями на разных языках, самых разных жанров и авторов. Но поскольку заполнился он быстро, то и все свободное место рядом тоже оказалось заставлено неровными стопками литературных рукописей.
И, наконец, в комнате стояла большая кровать с полупрозрачным пологом из белого тюля, на ней лежало воздушное одеяло и гора подушек. На первый взгляд могло показаться, что больше там никого и ничего нет, но наружу выскользнула чья-то ладонь, затем появилась голова с волосами, раскиданными в беспорядке по подушке.
Движение тут же стихло, и стало ясно, что девушка продолжает нежиться в привычной полудреме. Казалось, это блаженство будет длиться бесконечно. Но неожиданно полог раздвинулся, полоска света упала на кровать, и одеяло начало сползать на пол.
Сквозь не до конца ушедший сон девушка попыталась ухватиться за край, но безуспешно. Вместе с одеялом упала и лежавшая рядом книга, она глухо ударилась и раскрылась на середине. С недовольством девушка поморщилась и открыла глаза, тут же по ушам ударил звонкий девичий голос:
— Вставай, Эстель! Уже давно рассвело! Как можно спать в такой день? Ты опять читала до самого утра?
Названная Эстель поднялась на локтях, убирая с глаз спутавшиеся пряди, и с приподнятой бровью осмотрела широко улыбающуюся сестру, которая тоже еще была в ночной сорочке и стояла возле кровати, прижимая к груди какой-то дорогой пергамент.
— Давай ты вернешь мне одеяло, я полежу еще немного, чтобы встать к обеду и разделить твою радость в полной мере, — проговорила Эстель и снова откинулась на подушки.
— Ну уж нет! — упрямо заявила она. — Сегодня самый прекрасный день за всю мою жизнь, ты должна услышать чудесную новость!
И уже прикрывшая глаза Эстель почувствовала, как ее схватили за ноги и так же, как и одеяло парой минут назад, потащили с кровати. Она вскочила и, схватив сестру за плечи, повалила ее на мягкий матрас.
— Сесиль! Маленькая нарушительница покоя! — отдуваясь, прошипела девушка. — Когда-нибудь я наложу чары на свою комнату, похожие на магглоотталкивающие на нашем особняке. Будешь идти в мою сторону, а потом вспоминать о куче неоконченных дел. И так каждый раз.
Сесиль, смеясь, перелегла на живот и согнула в коленях ноги, наблюдая, как сердится сестра.
— Не волнуйся, мне хватит упорства, чтобы хотя бы к старости пробраться сюда.
— Не сомневаюсь, — уже остывая, прошептала Эстель и, пригладив немного свою ночную прическу, села рядом. — Что там у тебя за потрясающая новость, которая не может подождать до завтрака?
Она торжественно протянула лист, который до этого не выпускала из рук с самого пробуждения, но как только он выскользнул из ее пальцев, девушка подползла ближе к сестре и тоже склонилась над выведенными строчками, словно за эту минуту без ее присмотра они могли бесследно исчезнуть, разбив вдребезги давнюю мечту.
— Читай вслух, пожалуйста.
Эстель с легкой усмешкой покосилась на Сесиль, прикусившую от волнения нижнюю губу, но все же выполнила просьбу.
— Уважаемая мисс де Фуа. Я рада сообщить вам, что все неотложные дела наконец завершены, и мы в полной мере готовы приступить к обсуждению и хлопотам, касающихся вашей помолвки с моим сыном. Мы готовы встретить вас в конце месяца и надеемся на доброе здравие вас и вашей семьи. С надеждой на скорую встречу, Вальбурга Блэк.
Сесиль вновь подорвалась и спрыгнула с кровати, положив ладонь на грудь, как будто пытаясь сдержать внутри гулко бьющееся сердце.
— Ах, милостивые вейлы, я скоро стану миссис Блэк, — она засмеялась и закружилась по комнате.
Белокурые волнистые волосы взлетали при каждом прыжке, блестя под солнечным светом. Затем она взяла за руки Эстель, и той пришлось подчиниться и с весельем составить компанию в этих радостных пируэтах.
— Можно ли испытывать еще большее счастье? — остановившись, с не сходящей с губ улыбкой спросила она.
— Дай-ка подумаю, — деланно задумчиво проговорила сестра. — Ты должна мне ответить на этот вопрос, стоя под венцом и глядя в чарующие серые глаза своего возлюбленного, — поэтично протянула она, повторяя когда-то брошенную Сесиль фразу.
— Не смейся надо мной, — смутилась девушка. — А вдруг все сорвется? — глаза ее обеспокоенно заблестели, вся она выпрямилась, как натянутая струна. — И мадам Вальбурга решит, что я недостаточно хороша для Регулуса. Она совершенно точно расторгнет помолвку, — с отчаянием вздохнула она.
— Сколько можно, Си, — взмолилась Эстель, поднимая ее голову за подбородок и заставляя посмотреть на себя. — Разве ты можешь не понравиться женщине, которая знала нашего отца со слизеринского стола в Хогвартсе, а тебя — с колыбели. Послушай, ты только послушай, что она пишет. С надеждой на скорую встречу, — вновь процитировала она. — Успокойся, все пройдет замечательно, Блэк окончательно украдет твое хрупкое сердце, и в этот день мое — разобьется на тысячи осколков, — девушка театрально приложила ладонь ко лбу, чем все-таки привела сестру в прежнее чувство.
— Поиграй мне, Эстель, — сложив руки в умоляющем жесте, попросила Сесиль, захлопав ресницами, и в голубых глазах ее отразилась такая трогательная эмоция, что девушка не устояла.
— Ты невозможна, сестрица, столько лет из меня веревки вьешь, что, может быть, все-таки расставание с тобой и не будет таким уж болезненным. — Сесиль на это насмешливо хмыкнула.
Девушка, гордо приосанившись, прошла к роялю, стоящему почти по центру, откинула крышку и села на стул, занося над черно-белыми клавишами руки. Тонкие пальцы опустились, взяв первые ноты, и нежная музыка полилась по воздуху, заполняя собой каждый сантиметр. Эстель прикрыла глаза и перестала замечать, как ладони сами запорхали над роялем.
***</p>
К завтраку сестер позвали очень скоро, и им наспех пришлось разбежаться по комнатам, чтобы собраться и предстать перед матушкой благопристойными девицами. До самой обеденной они бежали сломя голову и затормозили лишь перед дверьми, чинно вошли в комнату, где за столом их уже ждала Изабель де Фуа, со снисхождением качавшая головой.
Это была красивая женщина, которая выглядела моложе своих лет, в особенности, когда на лице ее было написано счастье. Светлые волосы и ясный взгляд достались младшей дочери именно от нее, а Эстель в наследство перешла разве что улыбка, нечастая, но непременно искренняя.
Изабель была родом из чистокровной, но со временем обедневшей и потерявшей свое влияние семьи. В конце концов, она осталась последней, кто когда-либо носил фамилию Лакруа и помнил о былом величии, и это было для нее сродни большой ответственности.
Приемы пищи обычно были целыми ритуалами, нарушать порядок которых не решался никто. Все должны были спуститься вовремя, пожелать доброго утра и занять свои места. А дальше платок — на колени, приборы — в руки и сдержанные отвлеченные разговоры. Мадам де Фуа тщательно следила за соблюдением этикета дочерями.
Не сказать, что она была до крайности педантична и консервативна в сохранении этих традиций, но считала, что определенные знания никогда не должны исчезать с течением времени.
Она помнила, что и ее мать так же прививала ей чувство такта и хорошие манеры, умение преподнести себя в обществе было очень ценным. И теперь она хотела передать свой опыт дочерям в самом обширном понимании.
Раньше, когда отец девочек еще был жив, он мог одной шуткой разрушить эту строгую и натянутую атмосферу в комнате, где все сидели с постными лицами и маленькими кусочками поглощали блюда. Изабель, конечно, сердилась, но все же и на ее лице расцветала улыбка, и все могли вдохнуть глубже.
Но уже полтора года стул во главе стола пустовал, и больше не было забавных анекдотов, и улыбка на лице маман появлялась все реже. Единственная оставшаяся ее радость — Эстель и Сесиль, и они изо всех сил старались не расстраивать ее понапрасну, хотя и постоянно опаздывали на завтрак.
— У меня для вас новость, — сдержанно произнесла женщина, отпив чай из фарфоровой чашки.
— Да? И какая же? — светским тоном поинтересовалась Сесиль, уже зная, о чем пойдет разговор, но хватаясь за любую возможность разнообразить медленно текущее время.
Сесиль каждый раз изнывала в эти сорок минут, ведь ей до безумия хотелось рассыпаться в тысячах фраз и испытать с десяток эмоций сразу, пока все эти фразы будут произнесены.
— Пришло письмо от мадам Блэк. — Цепкий взгляд ухватился за эмоции дочери, которая изо всех сил старалась себя не выдать. — Ты не рада?
— Очень! Очень рада, — спохватившись, протараторила она. — Просто не ожидала, что мы так скоро получим от нее ответ. Это замечательно, что все сложилось наилучшим образом.
— А разве я говорила, что все хорошо? — приподняла она бровь, заставив Сесиль растеряться и покрыться стыдливым румянцем: сама себя выдала, и кто только за язык тянул? — Негодницы. Значит, сами ведете тайную переписку с моей будущей сватьей? — Изабель покачала головой, но в глазах ее было веселье. — И кто же это придумал?
Сесиль опустила взгляд в вазу с сахарным печеньем и уже хотела было заговорить, но Эстель, отлевитировав к себе клубничное пирожное, спокойно призналась:
— Я предложила самостоятельно написать мадам Вальбурге. Си была очень взволнована в ожидании ответа, и я подумала, что Полетта отнесет письмо быстрее, чем папина старая Персефона. И не ошиблась, — уголки губ чуть приподнялись вверх.
— Вся в отца, — вынесла со вздохом вердикт Изабель. — Ну, что ж, раз вы уже в курсе, то должны прекрасно понимать, что не можете ударить в грязь лицом. Так что выпрямись, Сесиль. Эстель, — строго посмотрела она на дочь, — локоть со стола. И стоило попросить сестру перенести к тебе всю тарелку целиком, а не самостоятельно брать бедный кекс, как будто ты его воруешь.
Эстель выполнила указание, переглянувшись с сестрой, и продолжила трапезу, пустым взглядом блуждая по тарелкам и стенам комнаты. Мыслями она была уже и на городском рынке, и на цветочном поле, и под огромным деревом на холме с книгой в руках.
Она со вздохом отрезала кусок пирожного так, что нож с неприятным скрежетом проскреб поверхность тарелки. Мадам де Фуа поморщилась и с упреком посмотрела на старшую дочь, которая и вовсе отложила приборы.
— Благодарю за прекрасный завтрак, — сказала она, поднимаясь из-за стола. — Хочу до обеда потренироваться в трансфигурации в саду, пока не стало слишком жарко.
Девушка быстро склонила голову и покинула обеденный зал, вздохнув с облегчением и направившись к боковой лестнице.
— Она ведь знает, что я бываю в саду каждый день и ни разу не видела ее упражняющуюся хоть в одной из дисциплин? — уточнила женщина у сдерживающей улыбку Сесиль.
— Знает.
Ступени быстро мелькали под легкими ногами Эстель, и пальцы едва касались перил. Она будто летела вниз по лестнице, ей обязательно нужно поспешить, чтобы весь день не пошел наперекосяк.
Оказавшись на первом этаже, она свернула в затемненный коридор и прошмыгнула в небольшую дверцу. В нос тут же ударил букет из приятнейших ароматов. На столах стояли заготовки для полуденного перекуса и остатки сегодняшнего завтрака.
Те же самые блюда никогда не пахли так вкусно во время самого приема пищи, и потому Эстель обожала заглядывать на кухню к домовым эльфам. Здесь кипела своя жизнь, полная забот и трудолюбия, и девушка могла просидеть на кухне и несколько часов, помогая с нарезками или просто рассказывая маленьким помощникам о прошедшем дне.
Они были благодарными слушателями и с огромной радостью встречали молодую хозяйку. Вот и сейчас эльфийка, стоявшая у плиты, увидев Эстель, отбросила поварешку и бросилась ей навстречу, хлопая в ладоши.
— Мадемуазель проголодалась? Может быть, она хочет шоколад или бисквит, яблоки на прогулку? — тонко защебетала она, смотря глазами, полными любви.
— Нет, Рози, я наелась до отвала, спасибо, — отказалась девушка (слышала бы ее выражения маман). — Омлет сегодня был потрясающий. Ты превзошла саму себя.
Она засмущалась и сцепила пальцы, опустив голову.
— Рози очень рада, что молодой мадемуазель понравился сегодняшний завтрак. — Глаза ее вновь метнулись к фигуре де Фуа. — Но все же, Рози может чем-нибудь помочь? — с надеждой спросила она.
— Да, мне очень нужен Динки. Он ведь еще не отправился на рынок?
— Нет, Динки еще в доме, Рози сейчас же позовет его, — с энтузиазмом проговорила эльфийка и по щелчку пальцев исчезла.
Несколько секунд Эстель, нервно кусая губы, простояла на пороге кухни. Наконец на том же месте возникло уже два существа. Старый сморщенный эльф оттолкнул от себя тоненькие ручки Рози и хмуро взглянул на нее, только потом поклонившись девушке.
— Динки, у меня есть к тебе просьба, — начала она, и эльф внимательно посмотрел на нее. — Матушка ведь уже дала тебе список продуктов, за которыми нужно сходить? Умоляю, отдай мне его, я сама все куплю, честное слово, ничего не забуду.
— Но хозяйка поручила покупки старому Динки, разве может он ослушаться хозяйку? — с сомнением спросил эльф.
— Прошу тебя, хозяйка ни о чем не узнает. К тому же ты и меня должен слушаться, разве нет? — изогнув бровь, сказала Эстель, и домовику ничего не осталось, кроме как покорно закивать головой и протянуть листок, исписанный витиеватым почерком матери.
***</p>
Узкие улочки французского провинциального городка буквально дышали летом. Яркие невысокие дома теснились друг к другу, балкончики и окна были усеяны цветами и причудливыми растительными кустиками. Июньское солнце пропитывало воздух жарой, и духота заставляла людей остаться на время в домах или тени, чтобы переждать наступающий полдень.
Эстель любила этот город, он за много лет стал по-своему родным, хоть ей и приходилось бывать здесь в разном обличье. Никто из магглов не знал о том, что недалеко находится большой белый особняк, где жило уже несколько поколений самых настоящих волшебников.
Появление в городе одного и того же лица в конце концов привело бы к вопросам о том, что же за молодая девушка изредка посещает городские лавки или просто прогуливается по чистым улицам.
Эстель была осторожна, и потому по городу шагала девушка совершенно неприметной внешности, удлиненный белый сарафан из шелка был вынужден превратиться в аляповатое нечто, что сейчас магглы называли модным.
Кратковременные чары, казалось бы, изменили ее до неузнаваемости, но всего-навсего стал шире нос, глаза с карего цвета поменялись на серый, на лбу пролегли горизонтальные морщины, и губы стали пухлее. Так или иначе самым важным было то, что незнакомка с внушительным списком покупок не вызывала никаких подозрений, сливаясь с окружением.
Девушка свернула в один из менее привлекательных проулков, где находились задние дворы заведений. Здесь и была вся подноготная кафе, бутиков и мастерских, расположенных на центральной улице. Эстель точно знала, куда идти и в какие неприметные проходы протискиваться, чтобы наконец пройти через еле держащийся старый забор и оказаться у неопознанного крыльца.
Она осмотрелась, как будто не была здесь уже много раз, в глаза бросилась гора мусора в углу, которая с каждым разом только увеличивалась, на брусчатке виднелись пятна от выливаемых помоев, которые жадно облепили мухи. Здесь уже не пахло цветами или особенным полуденным зноем.
Зрелище было не самое приятное, но Эстель ничем не показала своей неприязни, даже в лице ничего не изменилось, все та же равнодушная маска. Серые глаза и непривычные черты вновь сменились на обычную внешность де Фуа. Здесь ее знали, и скрываться было незачем.
Резко открылась дверь, отлетев и ударившись о стену, где в облицовке уже была целая выбоина от такой неосторожности. На крыльце показался мужчина лет сорока, с обрюзгшим рябым лицом, прищуренные глаза создавали впечатление вечной подозрительности и неприязни ко всему миру.
Он почесал подбородок с отросшей щетиной и выудил из кармана проношенных штанов сигарету, щелкнул зажигалкой, бумага затлела, и он, откинувшись на дверной косяк, затянулся. Только отняв от губ сигарету, он заметил Эстель, наблюдающую за ним возле забора.
— Опять ты? — грубо одернул он, сплюнув. — Проваливай или позову полицию.
— Мне нужен Фернан, — холодно произнесла девушка. — Без него и с места не сдвинусь.
Мужчина гаденько усмехнулся.
— Вот незадача, он мне тоже нужен. Восемь пар обуви к завтрашнему утру кто мне сделает? Может, ты, красавица?
— Я заплачу, как и раньше. Дело ведь в деньгах? — высокомерно приподняв подбородок, спросила Эстель, пропустив мимо ушей сальный комплимент.
— Интересно, откуда же у такой молодой девки находятся такие деньги? Чем же ты зарабатываешь? — взгляд его прошелся по всей его фигуре, не упустив ни одной детали, которая могла бы охарактеризовать Эстель, как более чем привлекательную особу.
— Тебя не касается. — И об этот резкий тон можно было порезаться. — Позови Фернана.
— Э-э-э, нет, деньги вперед, — сложил он на груди руки.
Де Фуа в несколько шагов преодолела разделяющее их расстояние и достала мешочек с монетами. Мужчина с ухмылкой протянул к нему руку.
— В следующий раз неси купюрами, с твоими железяками еще надо мучиться, перепродавая их.
Пальцы его почти дотронулись до легких денег, но неожиданно Эстель отпустила мешочек, он кувыркнулся в воздухе, и монеты, со звоном ударяясь, разлетелись по крыльцу и земле.
В проходе появился ошарашенный юноша приятной внешности, сходств с человеком рядом почти не было. Каштановые волосы свободно завивались, обрамляя загорелое лицо, крепкие плечи были обтянуты самой простой рубашкой с закатанными рукавами.
Он посмотрел на то, как с чертыханием собирает монеты его отец, и посмотрел на Эстель, улыбнувшуюся на один короткий миг. Она развернулась и, как призрак, исчезла с заднего двора, Фернану оставалось лишь поспешить за ней и наконец-то освободиться от присутствия самого ненавистного человека. Он нагнал ее, когда она уже шла в сторону центральной улицы.
— Опять спасаешь? — спросил он, поравнявшись со вновь изменившейся Эстель.
— А что? — немного оскорбленно спросила та. — Сильно пострадало мужское самолюбие? Тогда прости.
— Не злись, — искренне попросил Фернан. — И спасибо.
— Можно я в очередной раз скажу кое-что? — вдруг произнесла девушка и после неуверенного кивка продолжила: — Твой отец — отвратительный человек. Пяти минут рядом с ним хватает, чтобы захотеть придушить его, а потом три раза вымыть руки. Я знаю, ты терпишь его из-за матери и сестер. Но поверь, вам будет лучше без него, а ты все боишься рискнуть и уйти.
Она шла по улице дальше, когда юноша задержался ненадолго, но потом вновь прибавил шаг.
— Ты всегда была смелее, чем я. Еще с первой нашей встречи. Но у меня нет волшебной палочки, чтобы наколдовать себе деньги или дом, или вовсе стереть отцу память о нас, чтобы сбежать. Я не могу рассуждать как ты. Реальный мир куда более сложный, чем тебе представляется.
— Да, может быть, я и не могу понять всего, — согласилась Эстель, — но я уверена, что, пока ты не попробуешь что-то изменить, никогда не узнаешь, есть ли у тебя шанс на другую жизнь.
Де Фуа не часто поднимала в разговоре тему семьи Фернана. Когда в одиннадцать лет она первый раз сбежала в город и спасла его от шайки хулиганов, запугав их до смерти, она поняла, что защищать-то его особо некому, и дома тогда еще хилый мальчишка едва ли чувствует себя в большей безопасности, чем на улице.
Она помогла хромающему Фернану дойти до дома и затем с ужасом наблюдала, как с силой откинулась дверь, вновь ударившись о стену, и как отец тащил его за волосы в дом. А мальчик терпел, запинаясь о грязные ступени крыльца.
С того дня она всеми силами пыталась заставить его смеяться и проживать свое детство так, как позволяли ей. Скрываясь от всех, они гуляли, Эстель приносила ему самые разные приключенческие книги, но самое главное, она открыла ему свой секрет — рассказала о магии.
Так завязалась дружба волшебницы и маггла, которая длилась от каникул до каникул, когда девушка, возвращаясь из Шармбаттона, бежала к дереву, где они договорились встретиться еще несколько недель назад.