Часть 49 (1/2)

</p>Чонгук

Один бог знал, каких усилий мне стоило оставить мою девочку в пустой гостиной после того, что между нами произошло, ведь я чувствовал, что нужен ей, и теперь, когда и её память начала пробуждаться, мы не должны были разлучаться.

Больше всего мне хотелось остаться с ней, прижимая к себе и целуя эти сладкие губы, что так послушно раскрывались под моими, позволяя ласкать их, сходя с ума от желания и замирая от нежности.

Во мне все буквально кричало от желания защищать её и никогда не отпускать от себя дальше, чем на шаг.

Но проклятые обстоятельства снова вмешались в нашу жизнь, не желая оставлять нас в покое.

Какого черта Лэй прислал своего посыльного ко мне домой, да ещё на ночь глядя? Уязвленная гордость не давала покоя? Или просто бесился из-за того, что я оказался сильнее и вырубил его у него же в доме, и теперь он жаждал взять реванш?

Как бы там ни было, у меня не было времени разбираться с его претензиями, на которые мне было откровенно плевать.

Теперь для меня не имело значения ничего, кроме безопасности Розэ.

После того, как она сама поцеловала меня, между нами что-то неуловимо изменилось, словно между нашими душами исчезла невидимая стена, отделявшая нас друг от друга.

И теперь я чувствовал все её эмоции так отчётливо, что даже не всегда мог понять, где заканчивались её чувства и начинались мои.

Но это было даже к лучшему, ведь теперь я был полностью настроен на неё, так же, как и она на меня.

Я знал, что пока её божественная природа не пробудилась до конца, ей будет трудно понять, что с ней происходит, и я должен был быть рядом, чтоб помочь ей со всем справиться.

Так же, как тогда… Давным — давно.

Но её душа уже признала меня своим защитником, и с моей памяти словно сняли покров, долгие годы скрывавший её. И если до этого были лишь отдельные смутные воспоминания о моей прошлой жизни, фрагменты и мимолетные вспышки, приходящие во снах, то теперь я вспомнил все и с предельной ясностью осознавал, кто я.

В давние времена я был Морфеем — сыном Гипноса — одного из самых могущественных древних титанов, пришедших в этот мир задолго до появления богов, а моей матерью была сама Никс — богиня ясной звёздной ночи.

Я мог принимать любой облик и проникать в сны как смертных, так и богов, свободно путешествуя между мирами, но чаще всего я принимал образ черного волка.

Моими символами были чёрные маки и горный хрусталь, преломлявший радугой лунный свет, лившийся в мой мир, в который никогда не заглядывало солнце, и, будучи в человеческом облике, я предпочитал носить тёмные одежды, расшитые серебром, напоминавшим россыпь звёздного света, делавшие меня частью темно- синих ночей, хранителем покоя которых я являлся.

Моими прародителями были первозданный Хаос, Мгла и Мрак, и эту могучую силу я всегда ощущал в глубине своего существа, терпеливо ждущую своего часа, чтоб полностью овладеть мной и вырваться на свободу, но пока мне удавалось её контролировать и сдерживать, ведь благодаря наследию матери мои силы были спокойными, как ясные тихие ночи, хоть это и не умаляло их могущества.

Мне удалось обуздать в себе эту тёмную мощь и древнюю силу, принимавшую облик Волка, используя её лишь в крайних случаях и только для защиты от зла.

Но даже в мире богов не все было гладко и мелкие стычки и ссоры между небожителями не утихали почти никогда, ведь новый и совсем юный мир был лакомым кусочком, от которого каждый хотел отхватить побольше.

Я быстро уставал от всех этих закулисных интриг и переделов сфер влияния и потому никогда не лез в выяснения отношений между богами и смертными, скрываясь в прохладном синем сумраке и тишине своих заповедных лесов, куда никому не было доступа.

Но даже сюда начали проникать тёмные силы.

Моим братом был Фобетор — бог кошмарных сновидений, который ненавидел людей и развлекался тем, что насылал на них ужасные видения, добавляя мне работы.

Он также являлся лидером стаи серых волков — вестников смерти, питавшихся кровью и страхом, в противовес моей черной стае  волков — духов - покровителей и защитников снов людей и богов.

И, по злой иронии судьбы, именно он в этой жизни оказался не кем иным, как Лэем, сыном давних врагов моей семьи, продолжавшим портить мне жизнь даже в этом воплощении.

Мои волки все были моими братьями, но отец сделал меня вожаком нашей стаи, лидером клана Онейри, что было огромной честью, но и такой же огромной ответственностью.

Брат нашего отца Танатос наделил меня связью с подземным миром, куда я должен был доставлять души умерших, и я всегда старался сделать этот переход для них максимально безболезненным.

Меня опасались и почитали, ведь сон был неотъемлемой частью жизни, и во время него души выходили из тел и путешествовали по разным мирам, где за ними приглядывали мои братья — волки, следя за порядком и безопасностью переходов.

Но они могли оттуда и не вернуться, ведь сон всегда шёл рука об руку со смертью. И меня и моего брата Фобетора изображали в образе двух волков — черного, который являлся символом спокойного целительного сна, и серого — символа смерти.

А еще я был покровителем влюблённых, позволяя их душам встречаться во снах в моих садах, полных роз, потому мои алтари всегда были усыпаны благоухающими розовыми лепестками.

Мой отец всегда был спокоен, тих и благосклонен к людям и мне передалась его любовь к ним. Поэтому я всегда посылал смертным только хорошие, светлые сны, чтоб хотя бы ночью они могли отдохнуть от дневных забот и переживаний.

Наши чертоги располагались в междумирье, скрытом и от смертных, и от богов, где не существовало времени, а царил лишь покой и вечные синие сумерки в лесах, укрытых полупрозрачным серебряным туманом, пронизанным лунными лучами.

В моих заколдованных чертогах вечного сна росли черные маки и алые розы, а от врат в наш мир брал свое начало родник Забвения, из которого вытекала река Снов, и сюда не рисковали наведываться даже боги, ведь, заплутав в моих лесах, можно было уснуть под действием дурманящего аромата маков и остаться здесь навсегда.

Долгие века моим другом была лишь Селена, которая, видя моё одиночество и печаль, однажды пообещала мне, что так не будет продолжаться вечно, и я обязательно обрету свое счастье, но я лишь улыбнулся, не приняв её слова всерьёз. И, как оказалось, зря.

Никто не знал, даже богини Судьбы, что мне было предначертано стать верным спутником младшей сестры богини Луны, её хранителем, защитником и возлюбленным, хотя последним мне быть не полагалось, ведь мы - потомки титанов, не имели права любить божеств нового пантеона.

Но нам самим довелось убедиться, что любовь была самой могущественной силой из всех и правила всеми мирами, невзирая на запреты и ограничения.

Я существовал от начала времен и помнил те дни, когда земля была самой юной из планет системы, а миры богов и людей ещё не разошлись окончательно и проникали друг в друга, смешивая Явь с Навью, и перейти между ними не составляло большого труда.

Дни сливались в года, а года — в столетия, и я постепенно терял свой человеческий облик и мне начинало казаться, что я всегда был Черным Волком — проводником и защитником душ, путешествующих между мирами, и Хранителем заповедных лесов Царства Снов Иллюзиона — мира, куда отправлялись души умерших.

Проходили бесчисленные столетия, пролетая над миром, как тени, и я исправно выполнял возложенную на меня миссию. Но все это время я просто существовал, выполняя свой долг.

Да, рядом со мной находилась моя верная стая, помогавшая мне провожать души в мир Снов, но я был одинок.

И в тишине зачарованных синих лесов, застывших в вечном полупрозрачном тумане на границе Яви и Нави на берегу реки Снов, в которых время не текло, застыв, как сон в хрустале, и в тёмных садах Иллюзиона, полных роз и пения райских птичек, я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей тоски и одиночества, от которого с каждым днем становилось все тяжелее дышать.

Но я смирился с этим, не смея роптать на судьбу, и уже и не надеялся, что что-то нарушит моё добровольное затворничество и уединение.

Я видел, как страдают разлученные смертью влюбленные, когда один оставался в мире живых, а другой был вынужден последовать за мной в мир снов, и это печалило меня, но я ничего не мог поделать, не имея права вмешиваться, так же, как не имел права любить сам.

Но потом, после бесчисленных веков одиночества, судьба словно сжалилась надо мной, решив подарить мне самое драгоценное сокровище, ставшее моим счастьем и проклятьем одновременно — и появилась она.

Моё благословение.

Моё полночное солнце.

Мой небесный дар.

Ясный новый месяц - юная и прекрасная богиня Луны, самая младшая из трех сестер, смотревшая на мир огромными доверчивыми глазами.

И её отдали под мою защиту.

Я не знал, кто решил, что это была хорошая идея — связать клятвой верности совсем юную девушку и древнего хмурого Волка — проводника, блуждавшего между мирами в поисках того, по чему так отчаянно тосковало его ледяное сердце, но когда она впервые улыбнулась мне при нашей первой встрече, я понял, что ...пропал.

Она была воплощением всего светлого и прекрасного, олицетворением весны и юности, и с её появлением в моих синих заповедных лесах словно взошло незаходящее теперь солнце.

Её повсюду сопровождали стайки эфемерных лесных нимф, но я видел только её и замирал, вслушиваясь в её переливчатый серебристый смех и тихий ласковый голос, звучавший, как журчание маленького ручейка.

Вся моя стая была очарована могущественной богиней, заключённой в теле совсем юной девушки, и вскоре уже практически ела с её рук и спала у её ног, и я не стал исключением.

Какое-то незнакомое щекотное и тёплое чувство разливалось в груди — там, где никогда не билось сердце, и я уже тогда знал, что всегда буду защищать её, чего бы мне это ни стоило, и отдам ради неё абсолютно все, что имел: свою душу, свою жизнь и даже свое бессмертие, ведь теперь без неё оно мне было не нужно.

Юную богиню луны звали Розанна, и её имя стало моей молитвой.

Я боготворил её каждый день, следуя за ней неотступной тенью, пока она гуляла в лесах, наслаждаясь свободой и узнавая пределы своей силы, и лежал каждую ночь у её ног, чутко охраняя её сны.

Розэ была совсем ещё малышкой, когда её отдали под мою опеку и покровительство, и смотрела на такой же юный новый мир лучистыми и улыбчивыми восторженными глазами, а я лишь молча улыбался, глядя на то, как она расцветает все больше и больше с каждым днем.

И сам не заметил, как влюбился.

И не замечал и того, как с каждым днем в её ясных глазах тоже что-то меняется, когда она смотрит на меня, как прячет под длинными ресницами нежность, смешанную с затаенной горечью и грустью.А когда заметил — было уже слишком поздно.

Впервые я не справился с заданием.

Впервые нарушил запрет.

Но не мог заставить себя жалеть об этом, глядя, как она улыбалась мне.

Только мне одному.

И наша первая ночь в древнем Лунном гроте была самым прекрасным, что со мной случалось за всю мою бесконечную жизнь.

О нашей запретной любви не знал никто, кроме её старшей сестры Гекаты, которую моя девочка просто обожала и потому доверила ей свою самую главную тайну, рассказав о том, что любит своего хранителя.

И лишь намного позже я узнал, что именно Геката была той, кто предал нас из-за того, что тоже была влюблена в меня и завидовала младшей сестре, так легко получившей то, о чем она могла лишь мечтать.

Когда о нас узнали старейшины, стоявшие на страже границ и следящие за балансом магических сил между мирами и соблюдением законов мироздания, начался настоящий ад.

Я взял всю вину на себя, но это не помогло.

Старейшины развязали войну, объявив меня изменником за то, что я посмел посягнуть на богиню, натравив на меня и моих верных братьев стаю серых волков — грозных вестников смерти, ликовавших теперь, когда им, наконец, выпал шанс нас уничтожить.

Розэ забрали, усыпив мою бдительность, и стёрли ей память, а на меня наложили проклятие, усилив мою волчью природу, почти вытеснившую все человеческое.

Часть моей силы все же осталась при мне, ведь это была моя сущность, моя душа, так же как и Розэ была частью моей души после древнего обряда запечатления, которым мы связали свою судьбы навсегда во всех мирах.

Но в тот раз я не смог её защитить и это убивало меня.

Я поклялся найти её во что бы то ни стало, даже сквозь время и пространство все ещё чувствуя связавшую нас незримую нить, но в этой жизни моя память не пробуждалась слишком долго.

Часть моей божественной силы осталась со мной даже несмотря на проклятие, позволяя мне насылать и контролировать сны, путешествуя по ним и проникая в сознание спящих, заставляя их видеть то, что мне нужно.

Но эти способности не шли ни в какое сравнение с моей настоящей силой, той силой, которой я обладал раньше и которая все ещё спала внутри меня, дожидаясь, когда моя богиня разбудит её своей любовью.

В древние времена я мог усыпить любого взмахом руки, заставив спать вечно и видеть прекрасные сны или кошмары, ничем не отличавшиеся от реальности, причём силе моих снов подчинялись не только смертные, но и боги.И я знал, что вся мощь повелителя сновидений должна была вернуться ко мне после полного запечатления с Розэ и навсегда усыпить внутри меня ярость дикого зверя.

Я не солгал, когда говорил, что всю жизнь чувствовал странную тоску по несбыточному и тягу к кому-то, кого не мог вспомнить. А ещё мне снились сны о девушке, звавшей меня из тумана, отчаянно умоляя найти её.

Но, как я ни пытался, никогда не мог разглядеть её лица.

И теперь я понимал, что то, что моей невестой стала ДжиЭн, на самом деле являвшаяся реинкарнацией Гекаты, было не случайным.

Кто-то очень хотел, чтоб я запечатлелся на тёмной богине, а светлую так и не нашёл.