Часть 33 (2/2)

-Прости. Не сдержался.

-Ты издеваешься?! Издеваешься, верно, ты сейчас не всерьёз?! Как, как...

Её бессвязная речь стала неразлечима из-за громких рыданий. Тот встал, держа руки, пока та спускалась вниз по кухонным шкафчикам. Молоток, гремя, выпал на пол, Брайн достал нож в яркой крови и принялся задумчиво всматриваться в него.

-Очнись, Ан. Рай или ад? Помнишь, ты в детстве нередко читала Библию нам, я особенно хорошо помню распятие Христа. С ним было двое преступников, воров, и Сын Божий простил покаявшегося. Ты отмажешься в Высшем суде, я верю, ты способна не лгать перед другими, но не перед собой. Видишь, как ранят осколки розовых очков, Ан? Как ослепляют осколки внутрь? Они всегда бьются внутрь, странно, что ты это забыла. Я дам тебе минуту на попытку убить меня, но сомневаюсь, что не потеряю время на ожидании.

Женщина впала в истеричный психоз, лепеча бред, Брайн питался чувством власти, зная, каким чудовищем становится с каждой секундой, и отсчитывал в слух минуту, а потом двинулся прямо к ней. Она даже не могла собраться и кинуть молоток, встать и взять нож, не могла. Не могла, в отличие от Брайна.

Парень зажал ей трахею и сказал:

-Извини, да придёт с тобой Иисус.

И всадил в сонную артерию нож. Фонтаном лилась кровь, крик превратился в кашель и стон, несколько судорожных движений плечей, ног, последним словом на смертной орде было: «Пожайлуста», которое Брайн проигнорировал. Она- свидетелей, она не сможет промолчать об случившемся или же сойдёт с катушек, проведёт остаток дней в псих лечебнице, разве это- лучше? Она виновата, что допустила такое.

Но по-честному, он убил её, потому что ненавидел Андре за то, что она была бездейственной к тому, когда его мучил Марк. Это предательство, что ж. таков был её выбор.

Парень проследил, чтобы сестра умерла и налил себе виски, затолкал вату в ноздри и выпил таблеток, течь вроде прекращалась.

Ладно, это пиздец. Но никто из знакомых не видел его, соседи, вроде, тоже, нужно стереть следы, нож выкинуть куда подальше и незаметно смыться. 20:52 на часах.

На улице мрак, ночь как в августе, тепло, сады пока цвели, пели сверчки и цикады, шумели басы. В паре кварталов отсюда подростки устроили вечеринку.

Никто не должен прийти. Только не паниковать, если паниковать, то ты – помрёшь, мысли практично. Плакать будем на могилах и только на могилах. Труп не закопать- во дворе их скоро найдут, у тебя нет машины чтобы вывезти их, поэтому, окей пусть лежат. Надо срочно уничтожить улики! Чем их можно уничтожить? Спирт, отбеливатель, антисептик или какая-то похожая химическая шняга. Матильду можно не трогать, надо убрать только нижний этаж, сжечь эту толстовку с джинсами, чёрт, где их сжечь…

В кармане затрещал телефон, Брайн подпрыгнул на месте, подскользнулся о кровь и пластом упал рядом с Андре, треснувшись головой и разлив оставшиесчя в бокеле виски. Это звонил Тим.

-Алё, ты где?

-Ааааа… это тяжёлый вопрос.

Как душит сладковатый запах крови с оседающим привкусом железа.

-В смысле? С тобой всё нормально?

- Да да, поклянись мне, что соврёшь любому, что я в это время был с тобой.

-Чего? Зачем?

-Тим, поклянись, прошу. Любому. Абсолютно. От этого зависит моя жизнь.

-Эм, ну хорошо, но при условии, что ты расскажешь зачем.

-Только если ты это не расскажешь другим. Никому. Вообще.

-Хорошо, я понял. С тобой точно всё нормально?

-Ага. Пока.

Брайн встал на ноги и решительно направился к кладовке. Вроде, у нас должен быть и антисептик, и отбеливатель, на худой конец можно использовать алкоголь или духи, в аптечке должен быть спирт.

Два часа он маниакально оттирал всё вокруг, всю кровь, в том числе и на лестнице, в ряд сложил трупы в гостиной. Его бесили, его вымораживали красные пятна, разрезающие бежевый пол. Он ходил в одноразовой маске, чтобы не задохнуться от химикатов, которыми пропах весь дом, не смотря на распахнутые окна. Парень негромко включил телик. Промыл лицо и руки от липкой жижи, обработал всё, что только можно. Всё. Встал вопрос о одежде. Так, надо сходить наверх, в его бывшей комнате должно быть что-то схожее с этой толстовкой и джинсами, подтирая за собой след. Это он и совершил. Роясь в перчатках среди одежды и прочего хлама ему на глаза попалась маска на всё лицо и шею. Чёрная маска с броским ораньжевым смайлом. Хех, он часто пугал ею Матильду с Андре ночью, когда кто-то из них приходил на кухню за водой или поесть на ночь. Отличное дополнение к чёрному худи, джинсам, кедам…

Брайна резко пронзила виновность за убийство, но приступ оказался хоть и травматичным, но быстрым. Гадёныш, не сдержался. Ахах, ну что, поиграй тогда в русскую рулетку с тем, поймают ли тебя, как ты вообще ещё соображаешь? Ахах. Нормальный бы человек давно вырубился от всего этого дерьма, от совести, от отбеливателя, но тебя, животное, ничего не берёт. Или это везение, или ты реально урод. Хотя быть уродом в этом мире не такая уж и плохая участь.

Парень язвительно ухмыльнулся чужому, но смутно знакомому, голосу в своей башке и одел маску со смайлом вместе с тёмными одеждами, завернул испачканные шмотки в политиэновый пакет, чтобы позже уничтожить.

Он ушёл через заднюю дверь, словно крыса, пробираясь по улицам тихого пригорода. Его видел лишь маленький мальчик, его зовут Дик, он топал от бабушки домой, на соседнюю улицу. Мальчик остолбенел, увидев незнакомое создание в кустах, но Брайн поспешно скрылся, как лис. Вероятно, он не так чётко запомнился единицам пьяных подростков, сновавшим по улицам, но парня не покидало паранойное ощущение слежки, будто кто-то снисходительно, покровительствует, присматривает за ним, видя насквозь. Видимо, его присмотрел Сатана. Звучит паршиво, но есть это он, то я не против, главное, чтобы он спас мою жизнь, если в обмен я буду обязан всю жизнь служить.

Как просто ярость воспламеняется в преступление, во взрыв. Как за минуту накопившиеся обида ушла, как агрессия превратилась в крик и затихла в ту же секунду. Как это просто, удивительно, как атомный взрыв. А после взрыва звенящая тишь. Ничего, кроме как ничего. Глубокое спокойствие, едва нарушаемое внешними дуновениями, как возня с сокрытиями улик. Всего-то. Так непривычно. Так плевать.

Он шёл, ехал до самого рассвета, не чувствуя ни времени, ни усталости, погружённый в какие-то метаморфозные изменения, что очнулся, лишь пройдя частный сектор и подойдя к шоссе. Он сменил маску на медицинскую, заказал убер и к шести утра безшумно вошёл в свою комнату, которую делил с Юнги. Тому он придумал байку, что пошёл в незнакомый клуб со своей командой по плаванью и там немного потерялся, шатался ночь напролёт с Тимом. Тим рассказал всё как есть.

Последующий год полиция подозревала Брайна, но не было веских улик на него, Тим сдержал слово, обеспечив алиби, потому, потенциального убийцу и главного подозреваемого пришлось отпустить, а дело -свернуть.

Между тем, у Айзека было не такое ровное состояние, как казалось в начале. Его крыша отъезжала, его посещали галлюцинации с тонким человеком- мужчиной в разноцветных костюмах, не в зависимости, где, когда, с кем, он следил, он бдил. Часто виделась Матильда в какой-то похожей на неё девушке, явились какие-то больные, испорченные, незнакомые ему раньше мысли к женскому полу, которые мучили его в догадках и стыде.

Желание разрушить себя, чувствовать боль, презрение, осуждение, страдания давали о себе знать, он боролся с навождением совести, с убеждением, что после проступка наступает наказание, что он сознательно или несознательно стремился исполнить, погубить себя, от чего он сам же и спасал себя, зачастую. Потом это убеждение иступилось, Брайна тянуло творить социапатские выходки, как подростку, одновременно жаждущего внимания и задовавщегося вопросом «А что будет если?», например, он старательно вызывал на эмоции Юнги, чтобы тот треснул его или хотя бы грубо оскорбил его, беззастенчиво засматривался на одногруппниц, особенно на несовершеннолетних, много раз нёс какую-то ересь или откровения, чтобы вызвать недоумение у присутсвующих, пугал ночью прохожих, идя в маске, иногда случались жуткие приступы лунатизма, он начал курить кое-что пожестче травки. Однажды, в один такой приступ ненависти к себе, парень проснулся от знакомого едкого запах, и обнаружил, что поливает свою правую руку отбеливателем. В итоге он облил обе руки. Марк однажды в детвстве так облил его руки, когда увидел, что Брайн попытался сам тихо отстирать рубашку для воскресных походов в церковь. Кожа быстро обновилась, но местами оставались химические ожоги, а после новой выходки руки стали выглядеть ещё хуже. И именно после этого резонанса он всюду ходил в перчатках.

Его характер стал хладнокровнее, хотя до этого он только выбрался из замкнутости, хотя это уже была закрытость другого рода. Закрытость как у психа, который может придумать очередную дичь и поспешить творить её, а не мальчика в депрессии, обожающего Достоевского.

И ещё за это время он понял важный урок. Кровь- то не смывается. Никак. Её. Не. Смоешь. Удручающе, не так ли?

И тогда, когда после первой годовщины той бойни ослабли его потребности в безрассудстве, Брайн нашёл болле надёжный способ ослабить стены его собственного рассудка. Наркотики. Ему нравилась травка, опиум, ему нравился остекленевший взгляд, как у плюшевого зверя, ему нравилось быть пассивным, ему становилось плевать на будущее, прошлое и настоящее.

Он понял, что он теперь тот, кто есть, и от этого не сбежишь.

Убийца. Да, признай, все меняются, не зацикливайся, смирись.

И это медленно, местами болезненно, не без помощи Тима, но получалось. Не благодаря, а вопреки он будто освободился, он стал совсем другим. Жестокий мир размяк, ему можно всё, чего бояться, где есть кризис, там есть и перемены.

Ещё через год он стал более эмоциональным, даже душой компании, сдал в аренду дом, постоянно снимал, имел круг верных знакомых, посещал пары, не всегда удачно вязал конект с девушками, перестал удивляться и почти не переживал, обрёл лёгкость, а его убийство вдохновляло его, хоть он и старался реже вспоминать об этом. Его отношения с девушкой Синди Баффи дали ему надежду на нормальную жизнь. Он не вёл себя как мудак, не издевался, как ожидал и боялся, а расстались не из-за его чудаковатого поведения, а из-за переезда Синди в Чикаго. В такой студенческой жизни его главным вопросом и заботой оставался Тонкий Человек, который не пропадал, а наоборот, только укреплялся. Он же посещал Тима, пока из него не вырвался Гомо и не совершил первое убийство. Это совсем другая история. Важно лишь то, что Брайн помог избавиться от трупа и сумбурное убийство получилось удачным. Такие вещи, как правило, сближают, и этот случай не был исключением. После этого случая Пан прицепился с новыми силами.

Он любил задавать в чужой голове философские вопросы, рассуждать, демонстрационно склонял на что-то, давал непрошенный совет, но Брайн старался игнорировать Панишмена, как тот сам называл себя, и за месяцев пять привык. Тульпа, тульпа и только. Спустя некоторое время он влюбился так, как ни влюблялся ни разу до, но девушка не ответила взаимностью, и по сему Пан свёл Брайна с ума, усугубив давление. Не смотря на поддержку друга, Брайн не сдержался и совершил ужасное, надругавшись над ней и её телом. Его вера в себя рухнула. Он не убил девушку, она молчала о случившимся, потом пошли другие жертвы, которых тот уже не жалел. Он разочаровался в себе, потому, пустился во вседозволенность и безумие, преследуя цель сгореть в этом разврате с кровью, в этих бабочках с дофамином, в тюрьме, в ругательствах друга, лишь бы больше не существовал такой человек, как Брайн Айзек.

И он и в правду не существовал для полиции и интернета. Любители городских легенд и фильмов ужасов создали фандом по страшилкам, где беззастенчиво взяли его личность, додумавшись сложить изнасилования-убийства с резнёй в его семье, по итогу которого получился Маерс, а иногда и Богомол- объект упивания Пен и прочих подростков. Холодный, но заботливый, извращенец, но вежливый, жестокий, но влекущий. Одиннадцать жертв за два года.

Ахах, это, конечно, не все, был как-то забавный случай, когда они приехали на лето в дом родителей Тима, на берегу озера в Мэне, Брайну уж чересчур понравилась их молодая соседка. Девушка как-то зашла к ним поздно вечером за мукой для панкейков, Брайн собирался изнасиловать её, но она не то что не сопротивлялась, а питала взаимную симпатию, вздыхая по Маерсу, что обескуражило парня, от чего он принялся читать мораль о происходящем, но девушка всё же добилась близости. Тим смеялся так, что свалился со стула, на котором сидел. Но хотел того или нет, но Маерс повлиял на Брайна. Имя, лицо, искажённая биография. Впемешку с правдой, спокойно витала по интернету. Он незаметно подстраивался под имидж, ненавидя себя за это и споря, так ли сильно он отличался от образа.

Говоря, что одиннадцать- не точное число, я имел в виду, что у Брайна было куда больше романтических интересов за всё время, но они решались мирно, поэтично, временами, что, хотитевы того или нет, подтверждает не тотальную испорченность парня даже в пиздецовые времена, и наличие нравственных ценностей, чувств, принципов. Он убивал, издевался, записывая это кассеты, везде перевозя их с собой, над теми девушками, кто не воспринимал его всерьёз и потешались, токсично относились к нему, водили за нос грубыми манипуляциями для созависимых. Возможно, это не обеляет Айзека, но всё же.

Тем временем, Тим тоже совершал убийства, но отнють не из-за любви, а Брайн смог сойтись с Гомо. Он был взрывным нытиком, с которым Брайн вёл себя как шут.

История строилась как вполне удачный тетрис, и они боялись, что однажды неловко положат ход и проиграют уровень, а проигравший уровень всегда мог оказаться последним. В то время происходило много событий, и не смотря на всё, этим двум (или трём) придуркам было хорошо и весело. Они бросали вызовы Пану, за что платили, напивались, находились на одной волне наркотического трипа, шутили, снимали, работали, признавались, спорили, дрались, рефлексировали, объяснялись, жили, и хоть не озвучивали вслух, но наслаждались.

Потом, окончив колледж, Пан более плотно приблизился к ним. Он предложил (на самом деле поставил перед фактом) работы в его липовой кинокомпании «Ай Ю Интертеймонт», через которую он официально будет перекидывать им оплату за другие услуги- заказные убийства. Три с половиной куска за одну каждому. Они не имеют прав распространяться о этом секрете, но им можно творить «вещи по профессии», то есть, попутно продавать сценарии, снимать и сниматься в фильмах, сериалах и далее в том же духе, но не забывать о заданиях. К тому моменту парни понимали, что им не сбежать, и, вероятно, их достанут из преисподни и воскрешат, как Бена, потому, подписали трудовой договор, переехали в особняк, где прожили почти год. В кратце, это место было весьма отъехавшим, даже с их стандартами «хорошо и плохо», потому, согласились на первое же предложение Пана умотать в Бруклин. Там они чуть скислию, хотя и чувствовали себя в безопасности и относительном комфорте, большой город незаметно подпитывался от них, студенческие годы прошли, они оказались одни. Брайн с той поры не нападал на женщин, Тим как-то посуровел. Айзек понимал, что состояние друга обусловлено и внутренней борьбой самореализации, поиске надежды на, творить или пошло оно в жопу. Они оба ждали непонятно чего, перенасытившись приключениями и похождениями, и этим непонятным оказалась Пен. Что должно было следовать потом, не мог уточнить никто и самым большим страхом Брайна по этому поводу стало возвращение в прежнюю отчуждённую карусель безумия с оседающим прикусом меди, которая теперь казалась невыносимой. Здесь, в Бруклине, парень чувствовал себя совсем оголённым, совсем не к месту, чужаком, но при этом как бездомный на улице. Насчёт Тима он предполагал, что тот катает сценарий на фильм, а это- прекрасно, всё равно полезней чем сидеть и страдать перед теликом вместе.

Маску он носил из-за скребущего позора, по которому и отрёкся от католичества, а также ещё гомонящей нелогичной паранойи.