XXV: Далеко отсюда (1/2)

Каждое движение её дрожавших ресниц было медленным, тягучим, несвойственным живому человеку. Она смотрела на Леви, как на призрака или демона во плоти, но не как на спасителя. Чудовищный пожар, наслаждавшийся какофонией из плача и недовольных возгласов, разрастался за её спиной, плясал в измятых, еле-еле заметно влажных кудрях, грозился поглотить и её. И Леви не мог ничего другого предпринять, кроме как сильнее ухватиться за её запястье.

— Вы ранены? — спросил он грубым, охрипшим голосом, и пересохшее горло загорелось не хуже огня позади неё.

— Как вы оказались здесь? — Ева медленно попыталась высвободить свою руку, и Леви послушно отпустил её, чувствуя, как ладонь ещё помнила властное прикосновение.

— Неважно. Отсюда нужно уходить.

— Куда? — она засмеялась неестественно и страшно, но пугающая маска безумия рассыпалась под натиском эмоций, и Ева не удержалась на ногах. Леви подхватил её, притянув к себе, и она крепко ухватилась за него. То были объятья, лишённые всякой нежности, объятья, почти что жестокие, властные. Ничего другого она не могла себе позволить и бесцеремонно положила голову на плечо Леви, вцепившись в рукава его рубашки. Спасение было так близко, и так жадно она принимала его из последних сил.

— Пойдёмте, — прошептал Леви неуловимо и положил тёплые руки на плечи Евы, но она отстранилась слишком быстро и посмотрела вопиюще пустым взглядом на него. И он осознал в мгновение, что Ева была на грани почти что сумасшествия, и лучше бы она рыдала без остановки. Кому как не ему была знакома эта тьма в глазах страждущего?

— Мне нужно кое-что сделать, — голос её был взволнованным, но чересчур тихим, таким, что превратился в бормотание, — мне нужно кое-что сказать.

— Что именно? — слишком резко прозвучал Леви и осёкся, но переживать за кого-то так сильно его не учили, поэтому он сам себя еле-еле держал в руках. И поведение Евы для него было непредсказуемым, словно по минному полю ходить.

— Я всего лишь отыщу соседку, подождите тут, пожалуйста, — совсем по-детски она несколько раз тыкнула сразу двумя указательными пальцами под ноги Леви и резко развернулась, растворяясь в толпе и оставив его в таком одиночестве, будто её никогда и не существовало.

Подслеповатая старушка, сидевшая прямо на земле возле клумбы, выглядела удручающе, как и подобало человеку, потерявшему всё: перепачканные сажей морщинистое лицо и ночная сорочка, босые мраморные ноги с выступавшими венами, костлявые пальцы, хватавшие траву. Ева неспециально толкнула кого-то плечом, пробираясь к своей «знакомой», и вслед ей возмущённо прилетели неприятные, грубые слова, но она шла без остановки вперёд. Кое-как опустившись на колени перед пожилой женщиной, по чьим щекам беспрерывным ручьём стекали поблескивающие слёзы размером с жемчужины, Ева аккуратно обхватила дрожавшими ладонями чужую руку и несильно сжала её. Старушка испуганно прищурилась, но поток слёз хлынул вновь из её красных бесцветных глаз, и Ева заговорила медленно и вкрадчиво.

— Госпожа Кауэр, это я, — выдохнула она, и женщина внимательно прислушалась. — Это я. Ева.

— Ева, девочка моя, — воскликнула старушка и захныкала, как если бы вернулась в детство, — ты жива, — голос женщины был точно скрежет ножа по блюдцу.

— Госпожа, пожалуйста, тише, — Ева приблизилась к лицу женщины, боясь, что та её не услышит, — со мной всё в порядке. С вами всё хорошо, я рада. У меня к вам небольшая просьба, — женщина остервенело закивала, будто готова была броситься под поезд, если бы Ева попросила, — не говорите полиции, что я жила на чердаке.

— Но почему? — с непониманием старушка уставилась на неё. Если никто о ней не вспомнит, то проблем будет меньше, а если всё же проболтается, то чему быть, того не миновать. Нужно было обезопасить себя любым способом.

— Я, к сожалению, не могу сказать вам об этом.

— Ева, ты в безопасности? — с заботливым волнением в голосе отозвалась старушка.

Она не могла не посмотреть туда, где её ожидал Леви.

— Да, в полной. Я ещё навещу вас. Берегите себя, — Ева поцеловала тыльную сторону руки, которую она держала в ладонях, и поднялась, так же исчезнув в толпе, как и появилась.

— Да уж, вспыхнуло, как спичка, — заговорила девушка, когда Ева проходила мимо неё, прижалась ближе к своему возлюбленному, и он погладил её по голове. — Мне кажется, пожар начался не с чердака, смотри, — она указала куда-то пальцем.

— Согласен, — задумчиво отозвался молодой человек. — С предпоследнего этажа, наверное.

Ева остановилась перед Леви и не двигалась более. Он понял, она хотела послушать, что говорили люди. Но вид её был более болезненным, чем мог быть у настоящего больного. Неясно было, дрожали ли её губы, или кривая полуулыбка действительно вырисовывалась на её лице. Потускневшие глаза из-под опущенных ресниц смотрели куда-то в сторону, и её руки безвольно упали вдоль тела. Позади слышалось, как люди из соседних домов пытались потушить булочную, пока пожарная машина петляла по узким улочкам. Но большинство предпочло не геройствовать, и их можно было понять.

— Проклятые эльдийцы, — запричитал мужчина с серьёзным, непроницаемым лицом.

— Чего сразу эльдийцы? — спросила недоверчиво женщина, стоявшая в домашней одежде и явно прибежавшая из соседнего дома.

— Да я тут слышал от своего знакомого, он из полиции. Так вот, кхем-кхем, поговаривают, что появилась преступная группировка эльдийцев и другой дряни из сбежавших пленных. Они планируют устраивать разного рода диверсии, — зашептал мужчина, приблизившись к собеседнице, но его вполне удовлетворяло, что его громкий шёпот слышали почти все.

— Бросьте вы, — с неловкостью в голосе отмахнулась она и сделала шаг назад.

— Я вас уверяю, что не вру. Троих поймали и пытали, они уже многое рассказали, — настаивал на своём мужчина.

— Ева, пойдёмте, — Леви хотел протянуть ей руку, но удержал себя. А Ева не могла сдвинуться с места.

— От этих ублюдков можно что угодно ожидать, — невозмутимо вмешался в разговор другой мужчина, и в её стиснутых кулаках впервые за всё время появились проблески хоть каких-то эмоций. Тошнота накатывала волнами к самому горлу, у неё кружилась голова, и она всё ещё не могла позволить себе даже пикнуть, чтобы не привлекать лишнее внимание. Её труды, её нажитое имущество, которое она ни у кого не отняла, не своровала, растворялось в огне. А ей страшно было повернуться и ещё раз посмотреть туда, где исчезало всё, что у неё было, потому что она обязательно расплачется, обязательно впадёт в невыносимую бесконечную истерику, если увидит горящий дом. Ева — самая настоящая эльдийка, злобная, отвратительная и мерзкая эльдийка, но разве она устроила пожар? Так почему же у марлийцев так легко найти виновного? Она наконец-то подняла взгляд, полный немого осуждения, на Леви. Разве он не был причастен к этой лжи, что марлийцы не стеснялись выдумывать?

— Идём? — ему не хотелось спрашивать её, но голос сам исказился до неузнаваемости.

И Ева последовала за ним. Не только потому, что ей больше некуда было идти сейчас, но и потому, что она искренне хотела верить, Леви не соврёт про неё, он не впутает её в ту ложь, в какую он впутывал остальных эльдийцев. Ева просто хотела верить, хотела найти ему оправдание, потому что сердце ныло, оно горело так же, как горел старый шестнадцатый дом в Девятом переулке.

Леви шёл медленно, но Ева не спешила его догонять. Она плелась сзади тихо и почти беззвучно, он с сомнением посматривал через плечо, не надумала ли она вернуться. Но она шла, и в тёмном переулке её фигура казалась почти неразличимой. От былой Евы, статной, жившей в одно мгновенье, неуловимой и манящей, не осталось ничего, но, в сущности, то была самая настоящая Ева, долго жившая чужими эмоциями. И с тяжёлым сердцем Леви должен был признать, что он чувствовал эту неподдельность в каждом её движении. Послушно она села в автомобиль.

— Мне нечем вам отплатить, — заговорила она бесцветным голосом, смотря себе под ноги.

— Я не просил с вас денег, — он прибавил скорости. Запах гари разъедал пазухи носа, хотелось уже наконец-то умыться, чтобы смыть его с себя.

— Так… как вы оказались тут?

Леви сжал руль. Как он оказался на месте пожара? Он и сам не мог объяснить. Такую хитрую штуку своими силами ему бы ни за что не удалось провернуть. И он без всяких проблем поверил бы, что их встречу устроил кто-то третий с даром предвидения. Не имев никакого настроения для веселья и уехав от своей университетской знакомой, которая праздновала день рождения и зачем-то позвала его, хотя они не настолько были близки, Леви хотел сократить путь до дома, но его планам помешала авария, приключившаяся с гужевой повозкой. Проезд был закрыт, и пришлось петлять по незнакомым улицам, а трата топлива загнала его ещё дальше от дома. В какой-то момент незамысловатой поездки он стал узнавать пролетавшие мимо дома и совершенно неожиданно для себя понял, что оказался в районе, где проживала Ева. И тогда-то он увидел, как сквозь небо и крыши домов пробивался непроницаемый столб дыма, и что-то тревожное, тянущее наводнило его душу. В любой другой ситуации он проехал бы мимо, но пульсирующая мысль, что дым слишком близко к дому Евы, не давала покоя.

— Который час? — вдруг спросила она, так и не получив должного ответа на прошлый вопрос. Руки её, тонкие и блёклые, покоились на острых коленях, кое-как прикрытых тканью домашнего платья, перепачканного сажей и землёй. Вся её поза была чересчур смиренной и безжизненной, словно она была приговорённая к смерти. И Леви на секунду показалось, будто бы он и вправду везёт её на какую-то казнь.

— Четверть десятого, — ответил он, бросив мимолётный взгляд на наручные часы и снова уставившись на дорогу.

— Вот дура, у меня же тоже есть часы, — без тени иронии заметила она и подняла руку. Ева посмотрела на циферблат, но выражение её лица было странным, она будто бы и вовсе не понимала, для чего все эти стрелки, ползущие вперёд. — Значит, я простояла там целых десять минут.

Время не ощущалось, оно сжалось до одной секунды для неё. Бестолковые десять минут, как она обозначила их у себя в голове, казались лишь мгновением. И всё, что было до этого момента, стёрлось из памяти.

Леви ехал медленнее, чтобы «усыпить» Еву. Но она не спала, и по ней даже было видно, что мыслить она тоже не могла. С таким пустым, серым и безучастным лицом она походила на цветок, раскрывающийся лишь ночью, при свете дня. Так же была опущена её голова, как падает закрывшийся бутон. Видеть её в таком состоянии было всё равно что вскрыть старые раны и посыпать на них солью. И Леви не знал, что ему было больше не по душе: Ева в таком состоянии или то, что она поневоле заставляла его переживать теперь.