XVIII: Снятые ограничения (1/2)

В комнате было тускло, и слабое освещение стало заботой лишь одной настольной лампы. Ева подхватила двумя пальцами короткую выпавшую прядь и подняла её повыше, чтобы подцепить под шпильку. Осмотрев своё лицо с разных сторон, она убедилась в том, что все волосы были убраны наверх, и водрузила себе на голову старую блёкло-коричневую кепку, забытую отцом когда-то давно. Белую рубашку она одёрнула и зачем-то отряхнула от пыли и без того чистые штаны. Весь вид её не привлекал особого внимания и не вызывал ничуточки интереса. Конечно, по её лицу всё ещё было заметно, что идёт женщина, но её пол уже не так сильно бросался в глаза. Неожиданный, но долгожданный стук оповестил её о приятном госте, и она отвлеклась от разглядывания себя в зеркале, чтобы поспешить открыть Ханджи дверь.

— У тебя тут такие милые бабуси живут, — с порога заявила она, проходя вглубь небольшой квартиры. Оглядевшись по сторонам, Ханджи вопросительно посмотрела на Еву, и та жестом пригласила пройти дальше. Устоять от манящего вида прекрасного в своей мягкости кресла Ханджи совершенно не могла, потому с шумным возгласом, приправленным выдохом, плюхнулась прямо в объятья мебельного друга. В районе, где жила Ева, было намного тише, чем в местах, близких к центру. Голова до сих пор чуть-чуть гудела, а затёкшая спина напоминала о сорока минутах сидения на жёстком стуле, и Ханджи, откинувшись на такой же мягкий подголовник, прикрыла зудящие глаза.

— Я могу заварить чай, не хочешь? — не привыкшая к гостям, Ева по наитию двинулась в направлении кухоньки, совсем небольшого помещения со старенькой плитой и парой шкафчиков, но Ханджи, не открывая глаз, замахала отрицательно рукой. — Да, квартиру помогла снять госпожа Северлин, знаешь же такую?

— Знаю, знаю, — добродушно ответила Ханджи и в довесок к собственным словам утвердительно закачала головой. Она не раз пересекалась с ней на советах, но не имела счастья пообщаться лично. Со стороны та женщина казалась ей строгой, но справедливой, и она часто любила отстаивать своё мнение в спорах с ректором. — Не думала, что вас связывали такие крепкие отношения.

— Наверное, она заменила мне всю семью, — Ева присела на краешек кровати напротив кресла, в котором расположилась её подруга. — Здесь тихо и спокойно, народу почти нет. И по деньгам выходит ненакладно. Я могу без проблем существовать. Практически весь дом состоит из пожилых людей, с одной стороны — старый никому не нужный парк, а с другой — булочная. Мне кажется порой, что бабушки и не в курсе, что я эльдийка, — как-то безрадостно засмеялась Ева. Ханджи посмотрела на неё с необъятной жалостью в глазах так, что такое глубокое чувство нельзя было не заметить. Ева поспешила перевести тему. — Ты же не пойдёшь в костюме?

— Точно, — опомнившись, Ханджи подалась вперёд и схватилась за голову. — Ещё и шляпка!

Ева улыбнулась и, сделав комплимент столь милой вещице на голове подруги, предложила ей широкие штаны, немного заляпанные краской, за что она принесла свои извинения, и чёрную рубашку, которая оказалась великовата Ханджи. Все вещи когда-то достались Еве от отца, который ушёл в никуда, совершенно ничего не взяв с собой. Мать, обуздываемая горечью неожиданного предательства, порывалась выкинуть всё до последнего клочка, но Ева отвоевала какую-то часть вещей, хоть и сама была бесконечно оскорблена и обижена его исчезновением.

— Господин Аккерман согласился заехать за нами? — с сомнением спросила погромче Ева и, чтобы Ханджи переоделась, ушла на кухню. Постучав пальцами по кружке, она подумала, что Леви нужно будет как-то отплатить за такое благородное великодушие, обладателем которого он оказался. Совершенно понятно было, что просто за ней ему нет никакого смысла ехать, пусть Ева осталась бы и единственной женщиной на свете, да и она сама никогда и ни за что не попросила бы о такой услуге. Но Ханджи лишь своим присутствием разительно меняла ход дела.

— Как ты официально, — с укором произнесла Ханджи и фукнула. — Можешь звать его просто Леви. По крайней мере, когда мы наедине. Я готова! — Ева вернулась в комнату и присела туда же, где сидела ранее. Последовав её примеру, Ханджи тоже снова развалилась на кресле и потянулась всем телом. — Он никогда не может мне отказать, — с величайшей гордостью вернулась она к предмету разговора.

— Зачем ты вообще купила автомобиль? — Еве действительно было невдомёк: в университет Ханджи приходила всегда пешком, да и водить как-то не горела желанием, всё-таки Леви не в первый раз был своего рода таксистом. Сама Ева ни за что бы не купила такой агрегат, и не только за неимением на то денег. Ей доставляло большое удовольствие прогуливаться по улицам и присматривать новые пейзажи. Конечно, личный транспорт, причём любого толка, был большим плюсом по сравнению с толкучкой в трамваях или автобусах.

— В научных целях, — бесхитростный и искренний ответ Ханджи совсем обескуражил Еву, и та поспешила объяснить, что значили её слова. — Мне очень было интересно узнать, как он устроен.  Неведомая штука какая-то… Взяла самую простенькую модель. Первый месяц я вообще не отходила от машины, но водить всё ещё ужасно боюсь, поэтому настояла на том, чтобы Леви получил права. Уже, если честно, и не помню, как уговорила его. Но то было сложно.

— На его месте я бы взимала с тебя плату, — заключила Ева, по-доброму усмехнувшись. Жалованье Ханджи и Леви спокойно позволяло многое, что было недоступно ей. Они без сложностей могли снимать не просто комнату, но и апартаменты в центре города, посещать дорогие заведения, приобретать что-то, что стоило баснословные деньги. Ей же хватало на съём двух комнат на чердаке, одна из которых была превращена в кухню, с небольшими удобствами. Разница в положении была разительная, и получаемые Евой деньги составляли лишь четверть того, что было в итоге у Ханджи. Но даже такая, казалась бы, мелочь была всё ещё намного лучше безрадостного существования большинства эльдийцев, поэтому Ева не могла и не желала жаловаться, а завидовать не имело никакого смысла, по её мнению.

— Жестокая ты женщина, — Ханджи погрозила пальцем и рассмеялась, когда Ева напыщенно и горделиво откинула от себя воображаемые волосы. — Мы пойдём?

— Далеко, — она качнула головой. — Это почти в другой стороне города. Поедем на трамвае. Они ещё ходят в это время, — Ева поднялась со своего места и взялась за маленькую сумку на тонком ремешке через плечо, куда собиралась положить гребешок и мешочек с монетами.

— Ты повязку не наденешь? — Ханджи было, в сущности, всё равно, окажется ли на её подруге этот неуместный, по её мнению, кусочек ткани или нет, но вопрос возник сам собой.

— Знаешь, я раньше очень ответственно подходила к её ношению, всегда за пределами университета таскала её, не снимая, — Ева покосилась на повязку, которая бесхозно лежала на подоконнике.  — Но… как бы так выразиться? — она обратилась взглядом к Ханджи. — В последнее время всё чаще не надеваю её. Чувствовать себя без неё всё равно что быть свободной, даже дышать легче. Здесь неподалёку живёт ещё одна эльдийка, я знаю это, потому что видела когда-то её в гетто. С тех пор как она живёт здесь, я ни разу не видела на её руке повязки. Так что меня немного успокаивает мысль, что я не одна такая. Тем более если попадёмся полиции, то прикидывайся дурой, мол, не знала, кто я.

— Не говори так, — Ханджи шутка показалась совсем несмешной, и Ева присела вновь.

— Нет, послушай, пообещай мне, что, если что-то случится, ты сделаешь вид, что не знаешь меня, — голос её был полон серьёзности, которая немного даже напугала Ханджи.

— Ева! — она попыталась сгладить напряжённость, что возникла от чужих слов.

— Все мы когда-нибудь попадёмся, — грустно рассудила Ева и после недолгой паузы продолжила, — я должна признаться. Ты за последние десять лет моя первая настоящая подруга, и я никак не могу понять, почему ты со мной общаешься, — Ева не хотела печалиться по пустякам, но оставлять свои вопросы без ответов не хотелось ещё больше. На самом деле в Марлии существовал определённый типаж марлийцев, кто был давно разочарован в политике государства и не поддерживал сегрегацию общества. Процент марлийских пацифистов был крайне мал, настолько ничтожен, что было сложно и представить, что найдётся хоть сколько-то людей, мыслящих иным от политики государства образом, даже в одном здании. Никто из них не выходил на манифестации и не требовал закрытия гетто или отмены повязок, но такие люди относились к эльдийцам если не с добротой, то хотя бы с безобидным равнодушием. Кто-то был против всего, что делалось политиками, кто-то поддерживал отдельные аспекты. Еве взаправду очень повезло, что за всю жизнь ей удалось встретить целых три человека, кто не бросал в неё камни в прямом и переносном смысле, и их отношением она очень дорожила. Ей хотелось верить, что Адель, приглядывая за ней, послала этих людей, чтобы ей не так тяжело было нести своё бремя.

— Не знаю, — Ханджи отстранённо поглядела в окно. Её никогда не учили ненависти и злобе, нянечки в их крохотном приюте на пятьдесят человек вкладывали в неё всегда другие ценности. — Я просто родилась не в то время?

— Ой, я жуткая плакса, пошли лучше! — Ева подскочила с кресла и принялась тереть безымянными пальцами уголки глаз, подняв свой вздрогнувший от эмоций взор на потолок, — а то боюсь, не успеем!

Вдвоём они в непривычной для себя форме одежды тихо выдвинулись из квартиры, стараясь бесшумно спуститься по лестнице так, как непослушные дети пытаются тайком полакомиться сладким и не разбить на пути к цели пару баночек, которыми мама прикрыла вкуснейшие конфеты. На самой улице, пусть до этого Ева и говорила, что в её районе обычно стояла тишина, в этот час было довольно шумно. То тут, то там возникали компании людей разного возраста, которые шли, переговариваясь друг с другом о всякой чепухе. Единственное, что оставалось неизменным, присутствие всего одного полицейского на весь квартал.

Время постепенно приближалось к ночи, и на главной площади часовая башня пробила девять раз. Предпоследний вечерний трамвай был переполнен. Люди ехали по разным делам, кто-то возвращался из центра после окончания праздника, кто-то решил продлить себе веселье и ехал позвенеть стаканами в каком-нибудь баре. Подвыпивший мужчина, то и дело засыпавший от размеренной тряски, ронял свою тяжёлую по весу, но облегчённую спиртным голову на плечо Ханджи, и Ева поменялась с ней местами. Когда трамвай остановился неподалёку от пункта назначения, она почти выпрыгнула из повозки, во всей возможной брезгливости отряхнув рубашку. Ханджи окрестила Еву спасителем и громко рассмеялась.

— Мы зайдём с чёрного входа.

— Зачем? — Ханджи вылупила глаза на Еву, искренне не понимая, что та задумала.

— Конечно же, чтоб получить лучшие места. Смотри! — она с озорством подмигнула и поспешила вперёд, позвав жестом за собой.

На пороге чёрного входа никого не было, и, по словам Евы, нужно было чуть-чуть подождать. Но не прошло и тридцати секунд, как в дверном проёме появилась тучная, низкорослая женщина. По заляпанному серо-сиреневому фартуку, который потерял весь свой цвет за столько лет, и убранным в тугую гульку рыжим волосам можно было понять, что она была связана с кухней. Позади неё ярко-жёлтым расползался свет ламп из заведения. Ева откашлялась, натянула кепку пониже и подошла к женщине ближе, пока та соскрёбывала с большой железной тарелки остатки еды прямо на улицу.

—  Красотка, какие планы на вечер? — голос Евы был отличен её настоящего, она пыталась сделать его мужественнее обычного, что рассмешило Ханджи.

— Чего? — протянула гневно слабовидящая женщина, силясь вглядеться в того наглеца, который стоял перед ней. Ева не выдержала и громко захохотала. — Ева! Ах ты паршивка такая! Иди сюда! Я из тебя дурь выбью!

Женщина разъярённо бросила тарелку, и та с грохотом скатилась со ступенек. Схватив старое потрёпанное полотенце, висевшее на её плече, она принялась хлестать Еву, которая отскакивала от неё, как от струи горячей воды.

— Я пришла в гости, Мартина, сжалься! — взмолилась наигранно Ева, спрятавшись наконец-то за спиной растерянной Ханджи.

— А это кто? — с подозрением женщина окинула взором незнакомку.

—  Моя подруга, — Ева встала рядом с Ханджи. Мартина выглядела строго, но глубоко в душе ощутила радость за свою подопечную, о чём той очень хорошо было известно.

— Эльдийка? — поинтересовалась женщина, закинув полотенце на плечо и поставив руки на свои бёдра.

— Марлийка.

—  Ох, есть в тебе что-то такое, что марлийцы липнут к тебе, как мухи на паутину.

—  Ты не исключение, — подмигнула Ева, и Мартина закатила глаза, покачав головой. — Организуешь столик?

—  Заходите, что уж с вас, — она раскрыла пошире двери чёрного входа.

Бар Мартины был достоянием всей её семьи, поддерживавшей заведение на протяжении уже четырёх десятков лет, но он разительно был не похож на «Широкие ворота», куда созывала Ханджи коллег. В самом баре, в отличие от кухни, было очень тускло, и над каждым столиком висела незамысловатая лампа, светившая еле-еле. Каменный пол был кривым и несуразным, тут и там стояли бочки, и где-то в углу заведения на аккордеоне играл народные песни простоватого вида мужичок. Посетители бара были одеты небогато, лица их не выражали благородства, и в целом то были обычные работяги: кто с жёнами, кто с любовницами, а кто с друзьями пришёл расслабиться в праздничный вечер. Мартина провела Еву и Ханджи в отдалённый уголок, импровизированно отделённый деревянным стеллажом, который был уставлен пустыми бутылками в качестве декора. Перечислив по памяти, что можно было поесть и выпить здесь, Ева посоветовала попробовать блюдо под названием «морские ушки», на что Ханджи с удовольствием согласилась. Пиво в массивных деревянных кружках подали быстро, обслуживала сама Мартина. В ожидании закусок разговор шёл о всяком.

— Так чем ты думаешь заниматься дальше? — Ханджи сделала ещё глоток и поблагодарила Еву за пододвинутые поближе «морские ушки», которые только принесли.

— Не знаю, — лениво бросила она и откинулась на спинку стула, доедая картофельные лепёшки. — Последнее время только и думаю, что не смогу проработать в университете ещё хоть немного. В принципе моё нахождение там — уже большая удача, но чувствую, что скоро меня попросят собрать вещички. Нужно будет думать, где работать. Выйду замуж за кого-нибудь и умру от старости в окружении внуков.

— Вроде идея неплохая, но от тебя звучит совсем неоптимистично, — Ханджи вздохнула и попросила проходившую мимо официантку принести любого вина.

— Возможно, — Ева подалась вперёд и поставила локти на стол, положив подбородок на сцепленные в замок кисти рук. —  Мне кажется, этот путь не для меня. Не потому, что я люблю одиночество. Я просто не думаю, что смогу быть хорошей матерью и женой. Понимаешь ли, я не видела нормального примера в своей семье.

—  Ты сирота? — удивлённо спросила Ханджи.

— Если бы… — тяжело выдохнув, Ева вспомнила мать, о состоянии которой не справлялась с того самого поминального дня. —  Не очень хотелось бы уделять такое драгоценное время этой суке, пропади она пропадом, — одна мысль о той чудовищной женщине, что имела право зваться её матерью, приводила Еву в бешенство. —  А твоя семья что?

—  Я своих родителей не видела, — Ханджи сделала паузу, чтобы разлить принесённое вино по стаканам, которые поставила Мартина, — с того момента, как мне было два года. Даже и представить не могу, как они выглядели, на кого я больше была похожа. Такие тени, даже не силуэты, в голове. И без понятия при каких таких обстоятельствах я их потеряла, что случилось? Да уж…

— Извини, что-то какой-то разговор у нас, — прикусила губу Ева, отняла локти от стола и, ухватившись за стакан, болтнула в нём вино.

— Да брось! —  улыбнулась Ханджи. —  Уже столько раз переживала эту тему, что она вообще волнения не вызывает. Наверное, мы с Леви поэтому и сдружились. Он сирота, я сирота. Только мне чуть-чуть больше повезло. Я выросла в приюте поприличнее. Нас было немного, поэтому нам всем удавалось получить свою долю внимания. Пусть, конечно, отсутствие родителей и заставляло грустить больше, чем то нужно было ребёнку.

—  Да, что-то у нас у всех детство не задалось, — пришла к выводу Ева, и обе женщины выпили своё вино залпом, поминая упущенные ребяческие радости.

—  Ещё?

—  Ещё.

Стрелки часов давно перевалили за десять. Алкоголь живым румянцем задерживался на щеках Евы и Ханджи. Разговоры становились то смешнее, то грустнее. Больше болтала Зоэ, рассказывая о забавных случаях на естественно-научной кафедре и о курьёзностях, приключавшихся с Леви. Внимательно слушая, Ева душевно смеялась с историй о том, как он помогал Ханджи зазывать молодых людей на её факультет, как они вместе отмечали встречу Нового года и она потеряла Леви, и много ещё других историй. Еве делиться особо нечем было, поэтому она с удовольствием внимала подруге. Её очень восхищало то, каким образом Ханджи удавалось удерживать на плаву свой факультет. Студенты, посвятившие себя медицине, были скромны и трудолюбивы, среди них почти не было аристократов, только дети зажиточных горожан и поднявшихся своим трудом рабочих. Такой контингент совершенно отличался от студентов исторического и военного факультетов, где сплошь и рядом сидело потомство богатых марлийцев, обеспеченных высокими чинами и состоянием.