XVII: Блестящая иллюзия (1/2)

Леви не мог надышаться тяжёлым воздухом, пропитанным влагой и паром дождливой ночи. Его прогулка по городу, которую он решил устроить себе формально, показалась ему уже не такой потрясающей идеей, какой могла бы её назвать Ханджи, постоянно взывающая то к совести Леви, то к его благоразумию, когда он в очередной раз предпочитал остаться дома. Пропаренная плитка городских улочек плавилась под беспощадным солнцем. Те, кто мог себе позволить, прятались под тонко плетёнными зонтиками, остальные же либо перебирались от тени к тени, либо предпочитали не вылезать из-под навесов кафе и ресторанов. С почти полным отсутствием желания Леви шёл по главной и поистине самой дорогой улице города. И в обычное время она отличалась красотой украшений, вывесок и огромных витрин, но в день основания столицы казалось, что даже макушки фонарей блестели не тусклее золотых украшений красавиц, прогуливавшихся вдоль торгового ряда. Каждый год правительство не скупилось на главный столичный праздник.

Леви добрёл до ресторана, носившего роскошное название «Гиацинт», которое было на устах многих, и заведение, стоявшее немало лет на том самом месте, на каком сейчас невольно оказался Аккерман, успело за свой долгий срок собрать немало любителей посидеть в богато обставленных залах и оставить приличную сумму за блюда великолепного качества. Все знали, что если человек может позволить себе «Гиацинт», то сомнений в обеспеченности оного никаких нет. Жалованье Леви не стесняло его в развлечениях, и он имел возможность спокойно отобедать здесь в любое время. Он мог бы, конечно, найти менее затратное место в угоду своей бережливости, но до другого ресторана нужно было пройти ещё много и много метров, а продолжать свою прогулку и заводить самого себя так далеко он не хотел. День был утомителен и без лишних движений.

В ресторане было довольно шумно, и почти все столики были заняты, но Леви повезло: прямо перед его приходом одна из пар отобедала и собиралась рассчитываться. Особо не вчитываясь в меню, он выбрал какой-то суп, название которого сразу испарилось из его памяти, и что-то сытное в качестве гарнира. В Леви никогда не было особой любви к подобным развлечениям — сидеть часами в ресторанах с одухотворённым видом, поэтому вылощенная атмосфера заведения навевала скуку. В ожидании блюд он погрузился в собственные мысли и волей-неволей вспомнил вчерашний резкий разговор с полковником. Леви тяжело выдохнул. Многие считали его ровней себе, и хорошо, что к этой части людей относился и тот, с кем он вёл такой разговор. Что именно его вывело из себя: грубые высказывания о женщинах или же неуместная похабная ремарка в отношении одной определённой? Леви потёр переносицу.

Ему, в первую очередь для себя, нужно было чётко определить, что происходило с ним. Но именно такой простой шаг оказался самым сложным. Нет, Леви когда-то давно в детстве, чуть ли не в возрасте пяти лет испытывал симпатию к одной девочке, с которой рос в приюте, но то было чересчур давно, да и никак нельзя было опираться на этот мимолётный опыт. В длинном потоке своих мыслей он не единожды старался отогнать от себя образ Евы, возникавший как из ниоткуда. И в итоге он пришёл к одному нехитрому выводу: если то просто небольшое сексуальное влечение, то проблемы в таком случае нет никакой и переживать не за что, но если это нечто большее, то опасения вовсе не были напрасны. Марлиец, имевший высокую должность, водивший дружбу с сильными мира сего, пропагандист, муж своего государства, неровно дышал к эльдийке? Сюжет для фантастического рассказа или несмешной анекдот. Леви никак не хотелось, чтобы именно второй вариант оказался реальностью. Какой из них двоих был правдив, ещё предстояло выяснить, однако злодейка-судьба насмешливо предложила не откладывать момент. Сердце Леви, покрытое пылью строгости и отрешённости, то самое сердце, обладатель которого не находил ничего выдающегося или романтичного в обычной мышце, перегонявшей кровь, оно пропустило удар и болезненно замерло.

— Ева? — её имя, произнесённое шёпотом, оглушило Леви. Стук его сердца был страшным, непозволительным для почти здорового человека. Опершись на руку своего кавалера, молодая особа в шёлковом платье и со шляпкой по последней моде, стоявшая возле хостеса, отдалённо напоминала Еву Римия. Леви даже, казалось, немного привстал, будто такой жест мог чем-то помочь разглядеть поближе женщину.

«Ева» повернулась лицом к залу, и Леви понял, что как никогда обознался. Он поставил локоть на стол и прикрыл кистью руки разочарованное лицо. Всё в один миг стало слишком очевидным для него. Как же глупо он себя чувствовал, как же глупо собственный разум обвёл его вокруг пальца. Леви с поразительной досадой вспомнил о том, что Ева терпеть не могла любого рода шляпки. Такая бестолковая информация бессовестно отложилась у него в памяти. Это изначально не могла быть Римия, не говоря уже о том, что даже по закону её невозможно было увидеть в этот час в «Гиацинте».

Получится ли теперь отдалиться от неё? Но почему он должен был отдаляться? Так ведь тому было много причин, и очевиднейшая из них — происхождение их обоих, и потом, неужели из памяти вылетела его карьера? Рой противоречащих друг другу мыслей давил на голову, как тяжёлая кипа книг. Он должен был оставаться хладнокровен, чтобы не притянуть по собственной прихоти ещё бо́льшие неприятности. Но он не хотел быть таким. Или хотел? Любой другой на его месте основательно не знал бы, к какой восклицающей части себя прислушиваться, но Леви был не таким. Не прикоснувшись к еде, он поспешил рассчитаться. Официант угрюмо оглядел нетронутое блюдо. От собственного мыслительного процесса Леви стало душно даже в таком прохладном помещении, как нижний зал «Гиацинта». Уходя, он по случайности прошёл мимо столика женщины, взбудоражившей его память, и мысль, что Ева совершенно отлична от незнакомки за столом, проскользнула в его голове без разрешения, вызывая глупое чувство, подобное тому, когда взрослый человек попадается на очевиднейшую детскую уловку. Но продолжение той мысли, почему же Ева не такая, было задушено ещё в самом зачатке.

Леви прошёлся немного вперёд, буквально сделав шагов двадцать от входа в ресторан, остановился, посмотрел назад, туда, откуда пришёл. В какое душевное смятение его могли привести собственные мысли. Достав из нагрудного кармана часы на цепочке, он бросил бестолковый взгляд на стрелки и подумал, что пора было выдвигаться на главную площадь. Солнце давно не было в зените, и на улице становилось всё шумнее и шумнее.

— Господин Аккерман!

Знакомый голос со звонкими нотами нежности и воодушевления зазвучал совсем рядом, и Леви опасливо обернулся, отвлёкшись от собственных туманных мыслей. Позади него, в метрах десяти, шла Эльке под руку со своим отцом. Улизнув с репетиции на полчаса для встречи с ним, она не ожидала увидеть Аккермана вот так случайно на улице. Неземная радость была под стать её весёлому летнему платью, в котором она походила издалека на забавного цыплёнка. Уве Крамер удивлённо посмотрел на свою дочку, уж чересчур весёлой она ему показалась.

— Господин Аккерман, добрый день, — уже спокойнее поприветствовала своего преподавателя Эльке, когда они с отцом подошли поближе к Леви. Тот кивнул в знак приветствия и пожал руку, добродушно протянутую.

— Давно не виделись, господин Аккерман, — прочистив горло, начал Уве таким тоном, словно они с Леви были повязаны давнишним крепким знакомством. Отец Эльке оглядел его немного недоверчиво, впервые за долгое время он начал о чём-то догадываться. По его мнению, Эльке была ещё слишком юна для замужества, он хотел, чтобы она основательно занялась карьерой, но если рассматривать Аккермана в качестве жениха, то подобные узы будут хорошим подспорьем для её успехов в будущем. Конечно, разница в возрасте ему не очень нравилась, но такой вариант был лучше относительно каких-нибудь никудышных сверстников, пускавших слюни на имущество семьи Крамер. Эльке заметила странную мнительность во взгляде отца и поняла, что допустила ошибку. — Прекрасная погода для такого дня, не правда ли?

— Да, отличная, — сухо ответил Леви.

— Вы были на демонстрации? — Эльке не терпелось узнать, где уже побывал он и как оценивал всё то, что было подготовлено университетом и её силами, в частности, но она пыталась вести себя очень сдержанно при отце, к действиям и словам которого она не показывала столько интереса, сколько уделила Леви в этой минутной беседе.

— Нет.

Эльке забыла, что хотела сказать, настолько она была поражена равнодушием к тому, что сделал университет. Но, подавив в себе это неприятное чувство, она всё же улыбнулась и с облегчением подумала, что уж театральное представление он точно не пропустит. И столь сладкая мысль успокаивала её, потому что от начала и до конца постановка была под руководством самой Эльке. Он бы точно не пропустил такое.

— А на представление пойдёте? — безмятежно спросила она.

— Собирался именно туда, — задумчиво произнёс Леви, смотря куда-то вперёд. Несомненно, Эльке была рада больше всех такому ответу, её пальцы на руке отца даже невольно сжались, что не ускользнуло от Уве. Девушка и правда была сегодня несколько беспечна в выражении чувств.

— Эльке нынче веселей обычного, диву даюсь, — засмеялся мужчина, и его дочь с вмиг порозовевшими щеками испуганно взглянула на него. Леви бросил непроницаемый взгляд через плечо и подумал, что Эльке действительно бодрее обычного. В его голове стрелой метнулись слова Евы о внимании со стороны студенток, и он ещё раз взглянул на Эльке, которая опустила глаза и смотрела себе под ноги, спрятав свои пунцовые щёки. Неожиданная хмурость испортила весь внешний вид Леви. — Ну, что там моя дочурка? Справляется с учёбой? — неожиданно начал свой допрос Уве.

— Да, она отличная студентка, — заключил с неохотой Леви. Ему совершенно не хотелось вести каких-либо бесед с Уве. Он, неприятной наружности человек, по мнению Леви, не понравился ему ещё при знакомстве.

— Крамер другой быть и не может, — искренне захохотал Уве. — Недаром её даже попросили писать целый сценарий для дня основания! — бахвалился он. Леви подумал, что ничего другого человек с раздутым самомнением сказать и не может. Его даже с некоторой степенью удивляло, как Эльке не передалась та неприятная черта отца — бахвальство. Всем, чем можно было похвалиться, он непременно хвастался. Будь то новая отделка в спальне или дочь. Даже автомобиль он приобрёл один из первых и нанял водителя, чтобы не ударить в грязь лицом, потому что негоже уже разъезжать на конях. У человека удивительных силы и роста были ужасные комплексы по отношению к собственному отцу, деду Эльке, который в том же возрасте, что и Уве, был уже министром, а не каким-то капитаном столичной полиции.

Он пытался вести расслабленную беседу, рассказывал о новых знакомствах и планах на лето, в общем, старался забить чужую голову ненужной информацией настолько, насколько хватило бы его навыков в словоблудии. Но Леви отвечал односложно и ничего не рассказывал о себе. Сама Эльке устала от излишней болтовни отца, который ничем ей не помогал, а только раздражал их с Леви. Она несколько раз порывалась остановить Уве, но тот и не слышал её вовсе, продолжая вести свою задушевную беседу. Наконец-то виднелась главная площадь, на которой должно было состояться заключительное мероприятие — театрализация подвига Героса.

— А вы сегодня не планировали посетить праздничный банкет? — будто невзначай поинтересовался Уве, поглядывая на Леви с нетерпением.

— Нет, я в последние дни себя плохо чувствую. Видимо, простудился, — солгал Леви без зазрений совести.

— Жалость какая, люблю слушать ваши речи, вы звучите очень вдохновляюще, — Уве похвалил Леви, но тот ответил на одобрение лишь кротким кивком, задев совсем на чуточку самолюбие Крамера.

— Отец, занимайте ваше место, — Эльке наконец-то отпустила его  руку и указала ему открытой ладонью туда, где он должен был сидеть. Огромная площадь была уставлена скамьями, а перед ними стояла большая сцена с той самой декорацией, вышедшей из-под кисти Евы и Чезаре. Для знати и политических деятелей был отведён специально охраняемый сектор со всеми удобствами, также отдельные места, но поскромнее, были выделены университету. Леви имел право сесть в том секторе, куда направлялся Уве, но предпочёл остаться с коллегами.

— Леви, ты что, встретил клоуна по дороге? — спросила, засмеявшись, одна из преподавательниц исторического факультета, когда завидела его хмурое лицо.

— Нет, — бросил он раздражённо и сел на свободное место. Никто не знал, как нелюбовь Леви к клоунам стала достоянием всего университета, но ему действительно не нравились эти разукрашенные шуты, которые вечно лезли к прохожим со своими несмешными шутками. А сегодня было бы грех не наткнуться хотя бы на одного.

Леви перекинул ногу на ногу, сложил руки на груди и спокойно оглядел собравшихся. Люди разных сословий, профессий и возраста заняли все сидячие места на площади, остальные, кому не так сильно посчастливилось, занимали промежутки между стульями, толпились у входа на главную площадь. Всеобщий шум от бесцельной болтовни и смеха разлетался в воздухе. Вечерело, и прохладный летний ветерок трепал флаги, вывешенные через каждый метр.

— Можно? — Эльке возникла слово ниоткуда и указала на место рядом с Леви. Он небрежно ответил, что она может садиться, где её душе угодно, и девушка аккуратно присела рядом, расправив своё цыплячье платье, чтобы оно не помялось. Убранные наверх волосы вкупе с длинным нарядом добавляли ей к лицу несколько лет и придавали её чертам особый тонкий шарм, свойственный дамам чуть постарше. Невозможно было укрыться от почти неуловимого аромата, исходившего от неё. Её парфюм напоминал что-то фруктовое, совсем неподходящее ей по характеру.

Фанфары известили о начале представления, сцену затемнили как могли в это время суток. Показались первые актёры, и зрители, не удержав восхищения, зааплодировали. По главной площади прошёлся одобрительный возглас. Леви почти не вслушивался в реплики, пару раз он бросил кроткий взгляд на Эльке, сидящую подле, и в его голове возникла неоднозначная мысль: она как будто подстроила то, что они сидели сейчас рядом. Если бы Ева не обратила его внимание на поклонниц, тайно воздыхавших по нему, то вряд ли он придал поведению Крамер столько значения. Не раз они оставались одни на кафедре, допоздна засиживаясь за какими-то докладами, но никогда ранее Эльке не использовала духи. Леви подумал, что поток мыслей заводил его куда-то не туда. Он сделал глубокий вдох и сосредоточился на выступавших.

Как только Эльке внутренне почувствовала, что Леви увлечён происходившим на сцене, она украдкой понемногу стала любоваться им. Пусть сам для себя он не определил, правдивы ли были его предположения, но Эльке действительно принарядилась именно для своего преподавателя и даже выпросила отца купить маленький бутылёк духов в качестве будущего подарка на день рождения. Никогда ранее не пользовавшаяся парфюмом, она ужасно боялась переборщить, поэтому капнула ароматной воды на пару мест. Сесть рядом получилось случайно, но Эльке точно считала сегодняшний день лучшим днём в своей жизни.