XVI: Сердца трёх (2/2)

— На твоём месте я бы не тратила молодость на ожидание какого-то мужчины. Ты ещё совсем юна, у тебя всё впереди, — устало подытожила она.

— Я, кажется, не просила вас давать мне советы.

— Ах, я всегда отличалась бесцеремонностью, — попытка небольшой шуткой разрядить обстановку не увенчалась успехом. — Может, меня и можно было сейчас в чём-то обвинить, но это же ты начала этот разговор, — Ева посмотрела прямо в потемневшие от злобы глаза Эльке. — Я уже принесла тебе извинения за то, что не смогла держать язык за зубами. Приятно с тобой разговаривать, но меня, кажется, зовут.

Конечно же, Еву никто не звал, но нужно было уйти поскорее, пока ещё чего не случилось.

— Я не хочу быть с тобой врагами. Всё, что мне нужно, это дальше существовать спокойно. И если мы с Леви, — Ева осеклась, сделав паузу от понимания по исказившемуся лицу Эльке, какой непозволительной оплошностью стала её фамильярность, — с господином Аккерманом, прошу прощения. Если мы с ним пересекаемся, это не несёт какого-то скрытого смысла. Так. Просто. Получилось.

— Он вам нравится?

Ева растерянно на секунду замялась и посмотрела безотчётно туда, где стоял профессор Аккерман. У Эльке точно дыхание спёрло. Эта секунда бесконечной паузы, этот задумчиво смущённый взгляд женщины, отбирающей её первую любовь, вбили ей гвоздь в самое сердце. И помыслить было страшно всего лишь на толику, что она была достаточно близка к тому, чтобы её самые ужасные предположения стали невыносимой реальностью.

— Ну, не думаю.

Слова Евы на выдохе звучали недостаточно решительно по суждениям Эльке. Нового рода сомнение возникло в её мыслях: а какого мнения об этой мерзкой женщине был сам Леви? Что, если… С ужасом понимая, что время не на её стороне, Эльке испытывала такую душевную боль, что готова была упасть прямо здесь, лишь бы отдышаться. Ни одно событие в жизни не принесло ей столько страданий: ни смерть дедушки, когда ей было три года, ни исчезновение матери из её жизни. Всё это было пустым звуком. Когда Римия успела обзавестись какими-то чувствами к Леви? К её Леви? Пустота в сердце давила на рёбра, и руки Эльке тянулись к лицу, чтобы расцарапать собственную кожу от бессилия, но внешне она выглядела, как застывшая статуя в королевском саду.

— Надеюсь, я ответила на все твои вопросы? — Ева собиралась было уйти, но ледяная рука Эльке, схватившая её за запястье, пригвоздила женщину к месту.

— Стоять, — Эльке всё сильнее и сильнее сдавливала Еве руку, словно точно собиралась переломать чужие кости, но та стойко держалась, не проронив не слова. Первый раз в жизни она применила силу в отношении кого-то, но никак по-другому у неё не выходило выплеснуть скопившуюся ярость.

— Отпусти мою руку и лучше подумай о том, как стать в его глазах чем-то большим, чем студенткой, — жгучая саднящая боль от сдавливания и натяжения кожи под стальными пальцами Эльке нестерпимо обжигала само сознание Евы, ей приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не закричать и не вырвать руку из нечеловеческой хватки. Отшвырнув от себя запястье Евы, как нечто противное, Эльке демонстративно вытерла свою ладонь о край юбки. Под тенью каменного навеса никто бы всё равно не увидел эту сцену.

— Спасибо за беспокойство.

Ева чуть ли не убегала прочь, оставив Эльке за спиной. Натянув посильнее рукав и прижав к груди руку, она хотела поскорее скрыться где-нибудь. На запястье красными бороздами остались ожоги от разъярённого жеста Крамер. Одно лишь радовало, что схватилась она за нерабочую левую руку. То, как Ева буквально не чувствовала её до самого плеча, было бы катастрофой, если бы рука оказалось правой: о рисовании на время точно пришлось бы забыть. Слёзы нехотя собрались в уголках глаз, но она не могла уйти, поэтому лишь на пару минут спряталась за деревом, чтобы перевести дыхание. Римия однозначно не боялась Эльке. Вновь посмотрев на свою руку, она прикинула в уме, появятся ли синяки на запястье.

Переведя дух и выйдя из-за дерева, Ева увидела, что Эльке уже как ни в чём не бывало раздавала приказы налево и направо студентам, задействованным в марше и демонстрации. На её лице было ни тени ярости, которой она одарила сполна Еву. И та подумала, что делать такой же отстранённый вид, несмотря на затаившуюся обиду, — самый лучший выход.

— Так, что тут у вас? — пытаясь звучать как можно расслабленнее, Ева подошла к своим студентам, отвечавшим за пошив костюмов, и принялась вглядываться расплывавшимся взглядом в собственные эскизы.

Под палящем солнцем студенты и преподаватели продолжали репетировать, исправлять недочёты, которые не учли на прошлых репетициях, и им было совершенно невдомёк, какая драма одним актом развернулась под тенью университетских стен. На репетиции присутствовал почти весь преподавательский состав университета со всех факультетов, и в первую очередь следить за порядком было поручено военному факультету, который то и дело пытался влезть в рабочий процесс со своими комментариями.

— Аккерман, давненько тебя не видел, — высокий статный мужчина в летах, одетый в строгую военную форму и по привычке державшийся как по струнке, протянул для рукопожатия руку. Его хватка была крепкой, но полна радушной приветливости.

— И я вас, — сдержанно отозвался Леви, потому что не был настолько рад видеть отставного полковника, славившегося заносчивостью, впрочем, свойственной всему военному факультету, негласно считавшегося главным. Полковник вмиг снова стал нарочито серьёзным и, сложив руки на груди, принялся следить за репетирующими, будто хоть в чём-то смыслил из увиденного, кроме марша. Леви невольно проследил за его взглядом, который, казалось, был направлен на Еву Римия, стоявшую поодаль и разговаривавшую со студенткой, которая всё вкладывала и вкладывала в руки женщины какие-то листы.

— Хорошенькая, — заключил полковник, словно точно знал, что Леви заметил, куда были направлены его глаза. — Такими не грех и воспользоваться. Жаль, конечно, что эльдийка, — разочарованно цыкнул мужчина. Идеология идеологией, но военные могли позволить себе всякое в отношении и эльдийцев, и пленённых народов, особенно если среди них были вполне симпатичные женщины. — Знаешь, помню один раз привезли нам пленных с запада, когда мне было столько же, сколько тебе, там такая горячая красотка была. Фигурка, что надо, волосы длинные, огненно-рыжие такие, и грудь, ты бы видел, какая у неё грудь была! Я её тогда три дня из кабинета не выпускал. Смотрю на эту эльдийку, и думаю, жаль, что я уже не так молод.

— Держите свои фантазии при себе.

— Что? — полковник растерянно посмотрел на Леви, который выглядел ещё мрачнее, чем мог выглядеть в любое другое время. — Что-то не так? — грубая усмешка разрезала лицо полковника, и он своей тяжёлой рукой по-дружески хлопнул Леви по плечу. — Неужто ты сам положил на неё глаз? — теперь он уже смеялся во весь голос, привлекая лишнее внимание.

— Я просто не люблю выслушивать похабщину, — Леви терпел мерзкий гортанный смех рядом и старался не подавать виду, что он имеет хотя бы малейшее отношение к Еве. В университете ни для кого не был секрет, что Леви рос в приюте, но его происхождение было подкорректировано Андре Северлином, который придумал для мальчика новую историю жизни. Его родители просто погибли в пожаре, и эта версия давала ему больше преимущества, чем настоящие обстоятельства, в которых он был рождённым от невесть кого сыном обычной проститутки. Поэтому выслушивать омерзительные сальные комментарии в отношении других женщин ему основательно не хотелось ни при каких условиях.

— Да я же шучу, ты чего? — наконец-то успокоился полковник и сделал вид, что потерял интерес к этой теме. Они не были близкими друзьями с Леви, их знакомство было заочным. Но молодого человека, добившегося всего своими усилиями и водившего знакомство со всем эшелоном власти, полковник считал ровней себе, поэтому не обижался никак на резкий тон Аккермана, к которому уже привык. Однако же смутные сомнения в честности молодого человека перед ним всё же закрались в его душе, хоть и он знал, что Леви довольно прямолинеен и не лжив в собственных ответах. В его взгляде, определённо направленном на эльдийку, не чувствовалось нежности или хотя бы частицы теплоты. Для него сложно было понять, как выглядит влюблённый Леви, но что-то точно требующее объяснений и наводящее на подозрения виделось даже в его позе. Недаром мужчина дослужился до полковника, природная чуйка как никогда была полезна в общении с врагом. Ева неожиданно скрылась из вида, завернув туда, где стояли пошитые костюмы, и Леви, выждав ещё пару минут, откланялся и последовал туда же, куда ушла Ева. Полковник усмехнулся и подумал, что такую ситуацию точно нельзя упускать. Неужели эта эльдийка охомутала такого как Аккерман с какой-то своей целью? Не угрожает ли ему в таком случае прямая опасность? Что-то здесь было нечисто.

В то же время Ева уже который раз останавливалась, давая себе небольшие передышки, поскольку левая рука предательски дрожала На костюме нужно было перешить эмблему, и ни у кого не было времени на это, кроме как у Евы, превращённой в этот день в обслугу. Одновременно зашивать и держать вещь на весу в почти полевых условиях было неудобно, но перетаскивать костюмы на скамью было нецелесообразно. Сосредоточенность сквозила в каждом вымученном движении Евы, но чья-то рука схватила её за плечо, и нитки с иглами полетели вниз.

— Отпусти! — бессознательно вскрикнула Ева и в ужасе повернулась к тому, кто коснулся её плеча. Леви озадаченно уставился на неё, перепуганную, всего-то хотев отвести её подальше от посторонних глаз. — А, это вы, — подуспокоившись, она покосилась на нарушителя спокойствия, словно вовсе была не рада его видеть. — Прошу прощения. Не подходите со спины, у меня были иголки в руках. Если бы я вам случайно в глаз попала? — она опустилась на корточки и принялась искать иголку на брусчатке. Леви еле-еле заметно огляделся по сторонам. — Раз уж вы меня перепугали, не откажите в помощи.

Посмотрев на Еву, которая безуспешно водила рукой по камням в поисках иголки, Леви, сжалившись, опустился рядом и почти сразу же нашёл злосчастную пропажу. Непозволительно близкое между ними расстояние не могло уйти от них обоих незамеченным. В голове бессмысленным вихрем крутился вопрос, заданный Эльке, и Ева резко выхватила иголку из его рук и живо поднялась на ноги. Леви же посмотрел на неё снизу вверх и медленно встал во весь рост. Что-то странным образом изменилось между ними за этот короткий промежуток времени, будто сам воздух между ними был наэлектризован. Больше не пойми откуда взявшейся неловкости, стеснения в каждом лишнем движении, она чувствовала страх поджидавшей её неопределённости. Ева сразу же отвернулась, принявшись за работу, лишь бы не смотреть лишний раз в глаза Аккерману.

— Больше не попадайтесь на глаза никому с военной кафедры, — твёрдо заявил он, словно оспорить это утверждение никак не получится. Ева выглядела недоумённо, и в её голове справедливо возник логичный вопрос, но поворачиваться вновь она не хотела, притворно не выказав никакого бешеного интереса к его словам.

— И в чём дело? — мнительно, но слегка отстранённо поинтересовалась она, протыкая ткань иголкой. Желания вдаваться в подробности и какие-то тщательные объяснения у Леви не было, неужели того, что он сказал, было недостаточно? Тишина затянулась, и Ева повернулась вполоборота, выжидающе смотря на Леви. Напряжённо сложенные на груди руки и нахмуренные пуще прежнего брови не сулили ничего хорошего, и она слегка махнула рукой, прерывая дальнейший диалог, будто не так уж ей и хотелось слышать его объяснения. — Понятно. Спасибо за наставление, — она хотела поскорее разобраться со всеми делами и наконец-то отправиться домой. Уж там ей действительно было чем заняться: ждали и стирка, и готовка. И непременно хотелось, чтобы Леви уже поскорее скрылся из её вида, но отчего-то тот продолжал стоять позади неё.

— Это может быть опасно.

— Для кого? Для исторического факультета? — бестолково среагировала она на столь подробное объяснение. — Я понимаю, что моё нахождение здесь уже крупная проблема, но избегать кого-то с военной кафедры уже слишком, мне кажется.

Леви было и хотел сказать ей, что опасность грозит в первую очередь ей, но остановил себя и лишь раздражённо поправил галстук, впервые настолько помешавший ему.

— Моё дело — предупредить, — бросил он и ушёл восвояси, оставив Еву в отвратительном положении, когда ничего не понятно и неоткуда ждать ответа. Послышалась громкая оркестровая музыка, что несомненно значило одно: началась финальная репетиция.