XV: Пир во время чумы (2/2)

— Что? — с пренебрежением в тоне отозвался Леви. — Я не собираюсь бесплатно работать извозчиком.

— Я могу отплатить объятьями? — Ханджи широко раскинула руки в стороны и склонила слегка голову.

— Знаешь, государство как-то присудило мне награду за альтруизм, — брезгливо оглядев раскрытые объятья, вспомнил Леви.

— Я говорила тебе, как я тебя люблю? — Ханджи хлопнула в ладоши и перевела поражённый взгляд на наручные часы. — Оказывается, я опаздываю, ребятушки! Ева, скажи Леви, где мы завтра будем! Леви, проводи Еву до кафедры! — раздав рекомендации, Ханджи исчезла из вида этих двоих так же быстро, как и появилась.

— Вы долго собираетесь ходить в этом? — Леви презрительно оглядел не в меру пышный наряд. Не последовавший за этим ответ дал понять ему, что его мнением особо не интересуются, и наступившая тишина была прервана Евой, которая не собиралась задерживаться ни на минуту. Шурша юбкой, состоявшей из нескольких слоёв тяжёлой ткани, она прошла вперёд мимо Леви, но он, к её удивлению, последовал за ней.

— Зачем вы идёте за мной? — раздражённо бросила через плечо Ева. Леви шёл спокойно, изредка поглядывая на картины на стенах.

— Мне хочется посмотреть, насколько неуклюже вы будете подниматься по лестнице, — его голос звучал бесхитростно, словно не очередная колкость сорвалась с его губ. Ева возмущённо ускорила шаг, но вскоре осознала, что столь опрометчивый поступок был ошибкой: не привыкшая к такому наряду, она быстро упала на колени, будто сдулась как лопнувший пузырь. Хотелось выругаться, но она не позволяла лишнему бранному слову вырваться из неё, пока она в стенах пусть и пустого университета. — Вы решили поднять мне настроение так скоро. Похвально.

— Помолчите, если не собираетесь помочь, — Ева пыталась подняться, но без какой-либо опоры то было почти невозможно. Леви подошёл к спасительной для неё стене, до которой ещё нужно было доползти, и сложил руки на груди, смотря на Еву сверху вниз. — Думаете, не поднимусь? — со злостью она схватилась за юбку и медленно начала подниматься, позабыв о любой грации. Со стороны она взаправду выглядела до ужаса комично, и Леви прыснул со смеха. — Я так рада, что развеселила вас! Это очень почётно!

— Что же такого в вас нашёл тот студент? — Леви, сжалившись, подхватил Еву за локоть и потянул вверх. Встав на ноги, она ошеломлённо посмотрела на него.

— О чём таком вы подумали? — её замешательству не было предела. Она и представить не могла, что её могут так пошло заподозрить в какой-то связи со студентом.

— Скажите название бара, и мы разойдёмся.

— Не переводите тему! Вы бы лучше за собой следили и за своими студентками, — не выдержав, выдала Ева и покрепче ухватилась за юбку.

— Что вы несёте? — Леви решительно не понимал, к чему она клонит, и Ева посмотрела на него как на дурака.

— А вы точно профессор? Они вроде умными должны быть. Вами студентки ходят любуются, а вы меня спрашиваете, что я несу? Вы вообще ничего не видите дальше своего носа? — в её голове не укладывалось, как можно было быть таким слепым к юным воздыхательницам. Воистину, чужая душа потёмки. Еве казалось, что Леви просто равнодушно игнорирует влюблённые взгляды поклонниц, но у него действительно и мысли не было, что студентки могут интересоваться им. Ева чуть не издала нервный смешок. — Будьте повнимательнее, что ли, — уже тише сказала она.

— Вас от жары лихорадит, что вы позволяете себе такую смелость в отношении марлийцев? Моё терпение не безгранично, — Леви указал собеседнице на место. — Советую надевать шляпу, чтобы не оказаться на допросе в полиции.

— Терпеть не могу шляпы, — прошептала почти неслышно Ева.

Леви повторяться не стал и убрал руку с локтя Евы, которая сразу почувствовала неудобство в передвижении без опоры. Единственное, что позволяло ей быть хоть немного подвижнее, чем сейчас, это задрать неудобную юбку повыше, как она делала это вчера, но при мужчине совершать подобное было непозволительной роскошью. Приходилось довольствоваться черепашьими шагами и непризрачной возможностью подвернуть ногу.

— Это бар, в котором я работала. Он находится неподалёку от гетто, и хозяйка меня не сдаст полиции, даже если я приду без повязки. Пусть и народец там бывает не из приятных, но зато всем плевать на эльдийцев, и выпивка что надо, — Ева поняла, что нужно быть посдержаннее. — Улица Независимости, спросите про Мартину, вам скажут, как добраться до бара.

— Ступеньки.

— Вижу.

Ева поднималась медленно и тяжело и уже успела несколько раз проклясть это ужасное платье, желая выкинуть его без сожалений прямо сейчас. Леви в молчании довёл её до кафедры художественного направления и собирался было уйти восвояси без каких-либо прощаний и бесед, но Ева неожиданно столкнулась с новой проблемой: туго завязанный шнур на корсете никак не хотел поддаваться её пальцам.

За свои бренные двадцать семь лет жизни Еве, конечно, не в новинку была близость с мужчиной, тем более без какого на то ни было подтекста. К тому же конкретно Аккерман уже был удостоен чести видеть её в купальном костюме, но такая обезоруживающая во всех смыслах ситуация неумолимо заставляла её прочувствовать неловкость на наивысшем уровне, будто ей снова было пятнадцать лет. Одно дело держать под руку или поправлять повязку, но снимать одежду — совсем другое. Поэтому как никогда ранее собственный голос безжалостно выдавал её бурное волнение, когда она тихо попросила Леви немного задержаться, чтобы помочь ей. Отказывать он на удивление не стал, но успел попросить её повторить просьбу, потому что, видите ли, не расслышал, что она там пробубнила себе под нос.

Его пальцы, ледяные в такую опаляющую щёки июльскую жару, совершенно неожиданно для Евы коснулись плотной ткани корсета, когда она повернулась к нему спиной, и в её голове вереницей пролетели воспоминания о том, как он уже имел случай касаться её, но в тот момент всё ощущалось иначе, и она не могла объяснить, что именно стало по-другому. И даже через такую ткань она ощущала движение его пальцев, задевавших её так, словно никакого корсета на ней и не было вовсе. Проклятый шнур не хотел никак поддаваться даже сильным рукам Леви, и Еве приходилось терпеть рывки вперёд и назад в неудачных попытках развязать то, что она собственными силами накрутила с утра, поскольку шнуровка постоянно ослабевала. Сгореть от стыда было мало, она хотела провалиться под землю как можно скорее.

— Придётся порвать, — Леви заметно надоело пытаться сохранить целостность корсета и шнурка, который был завязан чуть ли не морским узлом.

— Я в любом случае сожгу это платье, как только оно будет снято, — Ева прикусила ноготь в нетерпении, и Леви хмыкнул.

— Тогда советую ухватиться за стол, — Ева немедленно последовала совету Леви и вцепилась до побеления костяшек в столешницу. Он же натянул два шнура настолько, насколько мог, и рванул их со всей силы в разные стороны, разрывая узел.

— Ах! — вырвалось бессовестно из неё, и Еву по инерции дёрнуло назад. Она подалась вперёд, чтобы удержать равновесие. Скользкие шнурки несчастно расползлись в стороны, обнажив крохотный участок кожи на пояснице. Леви потёр ребро ладоней и отвёл взгляд. — Благодарю, — еле-еле слышно пролепетала Ева, не поворачиваясь, и ухватилась за края корсета на спине. — И откуда у вас столько силы? — вопрос прозвучал как само собой разумеющееся, и Ева не желала получать никакого ответа, потому что надеялась, что её не услышат. Леви, пусть и не был высокого роста и даже уступал Еве не меньше нескольких сантиметров, обладал внушительной мускулатурой. Она зачем-то представила во всех красках, как он выполняет какие-то физические упражнения, и в очередной раз кляла себя на чём свет стоит за своё богатое воображение.

— Поживёте в приюте, поймёте откуда, — бросил он.

— Вчера я пооткровенничала, теперь ваша очередь? — Ева потянулась за платьем, которое носила обычно и в котором пришла в университет.

— То есть мне остаться? — Леви вновь повернулся к ней, когда она всё так же одной рукой придерживала корсет, а другой пыталась расстегнуть зачем-то застёгнутые пуговицы на платье, висевшем на стуле.

— Нет уж, достаточно посмотрели, благодарю, — она чуть раздражённо махнула рукой в сторону двери, и Леви, почесав участок кожи возле уха, оставил Еву в гордом одиночестве без ответов на тему, которая довольно сильно интересовала её, хоть она и не хотела того признавать. Как только дверь захлопнулась, Ева почувствовала дикую слабость в ногах и почти что сползла на заскрипевший стул, отпустив наконец-то ненавистный корсет, безжалостно расползавшийся в разные стороны и обнажавший нежную кожу на спине женщины.

Она чувствовала сейчас лишь то, как неистово горели её щеки и трещал по швам главный принцип её жизни и работы.

— Блять...