III: Очарованность и очарование (2/2)

В последнее время его шея ужасно болела, Зоэ смеялась и говорила, что это из-за тяжести знаний, переполнивших светлую и мудрую голову Леви. Она настаивала, чтобы они поехали на море в отпуск, но Леви не хотел в очередной раз видеть где-то вдалеке военные корабли, которые и так мозолили глаза своей прорисованностью во всех учебниках истории. Народу было привычно развлекаться по соседству с военным флотом, но его такое времяпрепровождение вообще никак не завлекало. Он хотел бы поехать в горы, но Ханджи недавно только сняла гипс с переломанной ноги от бурной алкогольной ночи, а больше друзей у него и не было.

Леви открыл дверь и почти с порога швырнул тетрадь на стол. Рядом вскрикнуло что-то крайне писклявое, и Леви раздражённо повернулся к источнику невыносимого звука.

— Что вы так пугаете? — театрально прихватившись за сердце, пробубнила Ева и вновь взяла ручку, которую откинула в испуге.

— Вы ещё здесь? — он оглядел кафедру. — Надеюсь, с вашего факультета больше никого нет?

— О, к вашему великому сожалению, вы всё пропустили, — Ева закатила глаза и пальцем очертила по щеке путь воображаемой слезы. Леви еле-еле заметно улыбнулся — от Евы эта улыбка оказалась скрытой. — Не понимаю, к чему такие возмущения, когда на кафедре нас всего пятеро.

— Всего пятеро, значит. Не думал, что на вашем факультете есть что-то, из-за чего можно задерживаться на работе, — он повесил пиджак на спинку стула и уселся за стол, положив одну руку на саму спинку, а другой — отстукивая непонятный ритм по колену. «Что-то в Еве изменилось», — подумал он. Может, кое-как завязанные, запутавшиеся локоны придавали ей какой-то другой вид? В руках женщины теперь уже была кисточка, а стол заставлен красками. Он не видел, что было изображено на её холсте, но это что-то было, кажется, красным. Неужели ему ещё и беспорядок терпеть на кафедре?

— Конечно, куда нам до самого главного и святого факультета во всей империи, — Ева была раздражена не на шутку. Понятное дело, в военизированном государстве мало кому было интересно искусство, музыка, живопись. И даже когда такие несчастные находились, они всегда помнили, что в любой момент их кафедра может закрыться. Так уже случалось. Ева постоянно ощущала на шее дыхание конца всех её мечтаний и планов. Но она не унывала: если это произойдёт, она просто утопится в ближайшей к дому реке.

Леви внутренне усмехнулся. Возможно, у него было что ещё добавить, но он решил не начинать бездумный спор. Тем более он не считал искусство такой уж не нужной государству вещью. Долго сдерживать нации под куполом ненависти не получится. А через искусство можно также нести определённую мысль.

— Забудьте, — осеклась Ева зачем-то. Исторический факультет был важен, но в ней говорила детская обида.

В кабинете наступила тишина, прерываемая лишь росчерками ручки и плеском воды. Леви внимательно вчитывался в книгу, но то и дело поглядывал в сторону женщины, что-то выводившей на холсте. Её движения то были плавными, то резко отрывистыми. Она набирала кистью неожиданные цвета, долго всматривалась в палитру. Интересной особенностью была мимика Евы во время работы: она то по-смешному растягивала губы, то округляла их. Несколько секунд она могла стоять неподвижно. Чему-то она улыбалась, а в следующую секунду хмурилась. «Когда же она уйдёт?», — подумал Леви, потому что прошло уже по меньшей мере два с половиной часа.

— Я никуда не уйду, — нараспев произнесла она и наклонилась ближе к работе.

— Что? — ошарашенный Леви уставился на женщину.

— Я умею читать мысли, пойдет? — нахально осекла его Ева, и оттого одна бровь Леви нервно дернулась и выгнулась. — Вы постоянно то и дело пялитесь на меня, понятное дело, что вы хотите, чтобы я освободила кафедру.

— Пялюсь? — раздражённо спросил Леви. — Зачем мне пялиться на вас? Я лишь думаю о том, когда заставить вас оттирать стол от ваших красок, с которыми вы, похоже, вообще не управляетесь.

— Не переживайте, я скину эту работу на Чезаре, — ласково улыбнулась Ева, обмакивая кисточку в воде и вытирая её о потрёпанную тряпочку.

— Не думал, что вы из женщин, которые используют мужчин, — усмехнулся Леви и вновь уставился в книгу. Да что она с ним постоянно пререкается? Мало того, что занимает его кафедру, так ещё и постоянно спорит с ним. А Ева представляла, как стакан с водой, окрашенной в что-то страшное, летит в Леви. Несчастная кисточка в её руках стала жертвой тщательной сушки и распушила свои оставшиеся три пера.

— Я бы на вашем месте была аккуратнее со мной, — угрожающе губы Евы расползлись в улыбке. Леви повернулся к ней и наклонил голову влево, прищурив почерневшие глаза. — Возможно, я и вами воспользуюсь. Вы всё-таки мужчина, а передо мной сложно устоять.

— Не смешите меня. У всех эльдиек такое раздутое самомнение? — надменно цокнул Леви и демонстративно отвернулся от Евы, уткнувшись в книгу.

— Не самомнение, а всего лишь факты. Откуда вы знаете, что я эльдийка? — испуганно спросила Ева.

— Я имел честь общаться с вашей наставницей, — сухо ответил Леви.

Он хотел сказать что-то ещё, но не стал. Однако теперь в голову не лез ни один текст, буквы сливались в одну сплошную кашу. Эта женщина знатно выбесила его. До чего были глупы и бессмысленны её рассуждения о собственной значимости. Раздражала, и тем не менее даже стало интересно, как она, будучи эльдийкой, ещё стала преподавательницей в первом и главном университете.

— Если вы хотите что-то спросить, то спрашивайте, — со вздохом произнесла она, что-то подтирая на картине новой чистой тряпочкой.

— С чего вы взяли, что я хочу что-то у вас спросить? — Леви не отворачивал головы от книги, хотя давно уже не вчитывался в текст.

— Когда вы о чём-то задумываетесь перед вопросом, ваши пальцы замирают на несколько секунд, — она дирижировала себе кисточкой.

— Пытаетесь разыгрывать из себя великого комбинатора? — устало спросил он.

Ева ничего не ответила. Она взяла в руки довольно тяжёлый холст и вытянула с ним руки вперед, разглядывая издалека детали. Только тогда, когда она поставила картину у окна, Леви увидел, что на картине было изображено: пустой алый небосклон и университетская площадь из окна двести четвёртой аудитории. Акварельные пушистые пятна соединялись друг с другом, воплощая в себе совершенно новые цвета. Картина была поразительно живой, и Леви вглядывался в каждую деталь, с поэтичной точностью передававшей реальность.

— На акварель нужно смотреть издалека, — изрекла Ева и посмотрела за окно. Там художница-природа рисовала уже совсем другими красками. Один за одним зажигались фонари. Женщина удручённо посмотрела на часы, висевшие на стене за Леви, и он заметил мимолётные изменения в её лице. Ева достала из сумки повязку, завязала её кое-как на руке, словно напомнила ему о так и незаданном вслух вопросе.

— Так… — было начал он, но Ева его перебила.

— Проводите даму до дома. Она будет очень благодарна, — Ева мило улыбнулась и мягко сложила руки на груди крест-накрест.

— Не обязан, — отрезал Леви всё её кокетство.

— Я отвечу на все ваши вопросы и даже постараюсь сделать так, чтобы нас завтра же переселили с вашей кафедры, — Ева потеряла всю нежность, беззаботность и игривость в голосе.

— В какой стороне ваш дом?