Том 2. Глава 63. Давно не виделись (1/2)

Это была Эрьяра. Именно та, которую Нуска помнил: выложенная мощёным камнем, красивая и сверкающая, полная разодетых и праздношатающихся аристократов. Лекарь ожидал, что в столице его встретят военные отряды, марширующие вдоль улиц солдаты и серьёзные, нахмуренные лица сурии. Но всё было так же, как и всегда: лавочники распродавали своё барахло и съестное, ночные забегаловки постепенно зажигали огни, а люди, довольные и счастливые, спешили по своим делам. Словно войны и вовсе не было, а все слухи, случайно дошедшие до Арценты, были чьей-то выдумкой.

Огромный вооруженный отряд совсем не вписывался в эту расслабленную обстановку. Люди провожали их задумчивыми взглядами и вновь возвращались к пустой болтовне. Нуска с некоторым изумлением наблюдал за этим и в какой-то момент понял, что совершенно не рад вновь оказаться здесь.

Ему не нравились эти высокие каменные стены, эти твёрдые дорожки под ногами и эти сытые рожи богатых hvee. Пускай некоторые улочки и хранили в себе приятные воспоминания, но их было настолько мало, что в какую-то секунду Нуска просто застыл на месте, удивлённо разглядывая дома, снующих торговцев, бедняков и богатеев.

Неужели Нуска прожил здесь несколько лет? Неужели это место называл домом? Сейчас, вновь попав сюда, лекарь не смог припомнить ни одного хорошего воспоминания из своей прошлой жизни.

Он был бедняком и изгоем, привлекающим слишком много внимания своей внешностью. Он умел лишь то, чему когда-то обучил его отец, — лечить. Медяки, которые он зарабатывал, в тот же день уходили на еду, свечи, тряпьё и мыльные корни. Изредка случалось, что больной оказывался щедрым — тогда Нуске выпадал шанс выпить и отведать кусок поджаренного с маслом мяса. Так и проходили дни, недели, месяцы.

И Нуска, застывший ровно напротив своего старого обветшалого жилья, сейчас раздумывал над тем, что… практически все восемнадцать лет своей жизни он ничего не видел и был несчастен, даже не осознавая этого?

Нуску настолько поразила эта мысль, что он так и продолжал стоять, пока другие отряды стройными шумными рядами проходили мимо. Члены четвёртого отряда же просто стояли поодаль, дожидаясь, пока их командир сдвинется с места. Оанн же оказался смелее остальных — он подошёл и снова коснулся волос лекаря пальцами.

— Господин Нуска, Ваши волосы уже почти белые. Остальные начинают задавать вопросы.

Лекарь только поморщился и накинул на голову капюшон, а затем, всего на несколько секунд повернувшись к своему отряду, бросил через плечо:

— Да, верно, я не арцент, а хаванец. Если кого-то подобное не устраивает, то это может стать хорошей причиной, чтобы покинуть войска и присоединиться к местной страже.

Пятеро солдат только вылупили глаза от такой дерзкой прямолинейности. Разве офицер может так просто сознаваться в таком проступке? Не отправится ли Нуска после этого под трибунал? И не сочтут ли их причастными к обману, если они примут решение остаться в отряде сурии, посмевшего обмануть все военное командование?

Нуска же почувствовал, будто с его плеч свалилось сразу несколько неподъёмных мешков. Наконец-то он снова свободен, наконец-то может не притворяться тем, кем не является. И, потоптавшись ещё немного напротив покосившегося и криво сложенного деревянного домишки, лекарь уверенным шагом направился дальше.

Ничто не держало его здесь. И не было ни одного воспоминания, которое смогло бы заставить его задержаться у этой хибары хоть ненадолго.

Отряд Нуски вновь стал меньше. Оанн, Ойми, Варла и Гард решили продолжить свой путь на границу в рядах четвертого отряда, а остальные предпочли его покинуть. И тогда лекарь во второй раз испытал облегчение: чем меньше людей будет под его командованием, тем лучше.

Нуска не стал вместе со всеми разбивать лагерь и в который раз за прошедшие дни воздвигать палатку. Он просто пару минут понаблюдал за работой своего отряда, а затем скрылся в толпе. Лекаря манило странное ощущение чужого присутствия — оно гнало его дальше, вглубь города, на оживлённые улицы.

Этим вечером проходя под одним из фонарей, Нуска выхватил взглядом из толпы облачённую в плащ фигуру. Они шли навстречу друг к другу и, в тот момент, когда поравнялись, застыли плечом к плечу. Не сговариваясь, они обменялись взглядами, внимательно изучая лица друг друга.

— Нуска.

— Вьен.

Лекарю было трудно предположить, по какому судьбоносному стечению обстоятельств они оба могли оказаться здесь в один день и один час.

— Верно, ты думаешь, что я тебя преследую? — с усмешкой проговорил арцент.

— А разве это не так? — переспросил Нуска. Он не ожидал, что брат решит оправдываться.

— Ты никогда не задумывался, почему две повозки могут ехать, не сворачивая, по одному и тому же пути, а, Нуска? — продолжая усмехаться, тихо поинтересовался Вьен. Его тонкие брови взметнулись насмешливо вверх, а глаза опасно блеснули.

— Я не люблю сложные сравнения. Может, старший брат выразится попроще? — с нажимом сказал Нуска и натянуто улыбнулся в ответ.

— Потому что они направляются в одно и то же место, — покачав головой, разъяснил Вьен таким тоном, будто разговаривал с тупым. — Пойдём.

И Вьен, нисколько не смущаясь, развернулся на месте, чтобы продолжить свой путь в противоположную сторону — туда, куда шёл Нуска.

— Если ты хочешь отомстить мне или… — повысив голос, начал лекарь, но не успел закончить — Вьен замотал головой и нахмурился, оглядываясь по сторонам.

— Будь тише. Я не собираюсь сегодня обнажать оружие. Поговорим.

Нуска не знал, что предпринять, но, кажется, ему не оставляли выбора. Да и между ними действительно имелось слишком много разногласий, которые необходимо было уладить — хоть словами, хоть в бою.

На улицах было немноголюдно. Последние прохожие поспешно затворяли за собой двери, а по периметру всего города парами расходились солдаты, прочёсывая каждый переулок. Хоть люди и выглядели такими же беззаботными, как и раньше, но, видимо, Син заведомо побеспокоился о безопасности жителей столицы. Введение запрета на ночные прогулки и патрулей наверняка было правильным решением, но это заставило Нуску хорошенько поволноваться.

«Разве стражники Эрьяры не знают Вьена в лицо? Да и остальные жители? Его ведь прилюдно судили, он даже некоторое время провёл в местной темнице. Если его поймают, то казнят, а я ещё и по лбу получу за то, что разгуливал с ним за ручку прямо посередь города».

Однако вскоре они шмыгнули в переулок и окольными путями быстро вышли в трущобы. Нуске здесь был знаком каждый уголок и каждая выгребная яма. Серые каменные стены домов сменились разношёрстными постройками: большая часть бедняков отстраивали жильё своими силами и кто из чего горазд. Один — деревянный, другой — из старательно подобранных расколотых кирпичей, третий — вовсе из какого-то мусора, глины и палок. И лекарь в который раз с удивлением перечислял в своей голове имена местных жителей — он помнил их всех. И также помнил, что каждый из них хотя бы раз в жизни плюнул ему в лицо или спину, словом или делом.

«Я всегда ненавидел знать, аристократов, богачей. Считал, что эти hvee спят на мешках с золотом, пока мы — на голом полу. Так-то оно так и есть, но… а разве бедняки лучше?»

Внезапно накатившая волна воспоминаний с примесью разочарования вновь захлестнула Нуску с головой до такой степени, что он и забыл, в чьей компании находится.

Маленький трущобный мир Нуски за какой-то год стал просто огромен — он узнал стольких людей, что ежедневно путался в их именах и лицах, он повидал столькое, что мог бы уже часами травить байки для зевак на товарной улице. И теперь, вновь увидев свой скромный угол, он вдруг осознал, что эти столичные трущобы — лишь маленький клочок огромного полотна.

И что всё, во что он верил, было отчасти ложью.

— Вьен, ты всё ещё веришь, что аристократы — это причина смерти нашей семьи?

— А ты, значит, теперь думаешь иначе?

В этом вопросе смеха больше не было — лишь яд.

Нуска покачал головой.

— Что бедняки, что богачи. Люди — это просто люди.

Нуска послушно плёлся следом за Вьеном и думал о том, что ему пришлось пересечь половину Скидана, чтобы понять это.

Когда из тёмных переулков они наконец вышли на свет, лекарь огляделся. Это место было ему незнакомо. Хоть здесь и находился трактир, но не было видно ни посетителей, ни прохожих. Лишь крысы, услышав чужие шаги, бросились врассыпную.

И Вьен, и Нуска, привыкшие к городской живности, лишь проводили их взглядами, а затем ступили в тёмное покосившееся здание, внутри которого горела одна единственная свеча.

За стойкой оказался никто иной, как один из членов семьи Вьена — только на этот раз лицо Тинея было пуще прежнего разукрашено шрамами и ожогами, а правая сторона лица и вовсе была перебинтована. Не говоря ни слова, «трактирщик» наполнил для гостей две пинты эля, с грохотом установил их на стол и ушёл обратно за стойку — протирать её от слоя многолетней пыли.

Нуске же было трудно даже представить, что происходит. В голову настойчиво лезли мысли о ловушке, хитроумном плане, попытке выманить его в трущобы и там же поджарить до золотистой корочки, но… разве Вьен поступил бы так? Для чего ему пользоваться доверием Нуски, если он мог бы прикончить его в любой момент молниеносным ударом в шею?