Том 2. Глава 60. Покидая Арценту (2/2)

Нуска, сдерживая огненную дэ в теле арцента, стараясь очистить от неё тело, попутно судорожно соображал. Конечно, он способен сейчас спасти его, но… Лекарь вынужден покинуть Жамина, оставить его один на один с болезнью, сжирающей тело. Если Нуска не поймёт, как избавиться от проявлений перегрузки, то Жамин всё равно умрёт. Не сегодня, так через месяц.

«Он постоянно читает книги. Обучается. Возможно ли, что в его теле очень много энергии, доставшейся от Герье, но он не умеет ей пользоваться? И каналы его настолько неразвиты, что неспособны сдерживать такой напор энергии? Получается… Его мать была из Герье, но отец, скорее всего, не был умелым сурии. Поэтому… Он получился неправильным…?»

Нуска не смог подобрать слова точнее. Как бы ему ни было обидно за Жамина, но… С каждым поколением сурии становились сильнее. Энергия в теле возрастала, а каналы росли, обрамляя каждый капилляр в теле. Из-за этого и появилась болезнь вроде перегрузки дэ в каналах: человеческое тело уже не было способно удержать настолько сильный поток энергии; он стал доводить своих владельцев до безумия, до исступления, до смерти.

Лекарь провёл в комнате арцента несколько часов. Лучи звезды с пола медленно взобрались по стене и исчезли — настал закат. В бледно-красном цвете, осветившем город, Жамин наконец открыл глаза. Нуска как раз держал руки на животе арцента и ногах, подавляя последние всполохи энергии. К сожалению, Жамин не был риром — и Нуска не мог рассеять его энергию так просто.

Стоило арценту приоткрыть глаза, как его лицо перекосило от бешенства. Глаза, волосы и кожа вспыхнули — Нуска понимал, что арцент бы сейчас пылал, будь он чуть более опытным сурии.

— Зачем… Зачем ты вернулся?! — прохрипел Жамин, порываясь встать, но тут же с участившимся дыханием упал обратно на матрац.

Выбор у Нуски был невелик. И с тяжёлым сердцем, дрожащим от слабости голосом он промолвил:

— Украл вина. Надеялся, что ты прикроешь, Жамин.

— Ты! Ты обещал мне… Ты!!! Как ты смеешь себя называть сурии, когда даже не держишь данное слово!!!

Крик стоял раздирающий. Будто Нуска не чужого вина выкрал, а как минимум сжёг дом торговца дотла. И уже через несколько секунд Жамин вскочил и набросился на Нуску, целясь в него огненными всполохами, прожигая его руки и лицо огнём.

Лекарь успел вовремя вскинуть руку, защищаясь щитом. Но жар всё равно стоял удушающий, а искры больно жгли тело. Нуска смотрел на искорёженное лицо арцента, чьи мягкие волосы сейчас щекотали ему щёки, и думал, что они могли бы стать хорошими друзьями… Когда-нибудь в другой жизни.

Жамин нависал сверху, прижимал Нуску к полу и практически плевался огнём. С его тела срывались языки огня, которые обжигали стены и пол, окрашивая их чёрным, заставляли тлеть стол и матрац. Нуска, морщась, чувствовал, что его рабочая рука и лицо сильно пострадали, но… может, оно и к лучшему? Кто будет приглядываться к изуродованному новобранцу?

— Прости, Жамин, — устало отозвался Нуска. Ловко нашарив в кармане короткий клинок Оанна, лекарь вогнал его в одну из крупных вен над ключицей арцента. Жамин взревел — хватаясь за пронзённое плечо, он потоками испускал мощную огненную дэ. Никто бы сейчас не посмел назвать этого сурии слабым — накопившейся в его теле энергии было достаточно, чтобы сжечь Арценту, превратить город в пепел.

На этот раз Нуска повалил Жамина на пол: придавив его своим весом, лекарь рывком вынул кинжал, позволяя крови свободно течь.

«Убью разом двух куропаток. Жамину полезно потерять пару литров крови».

Больше Нуска не думал. Надавив на шею арцента, не позволяя ему подняться, лекарь прикоснулся губами к пронзённому плечу. Отсасывая больную кровь, как яд, Нуска чувствовал, как в него проникает пагубная, чужеродная энергия, обжигающая нутро.

Лекарю было с чем сравнить эту боль: жжётся, раздирает, но не так, как кровь Сина или Гирру. Чем больше он вытерпит, тем дольше и сильнее будет эффект: он сможет долгое время не выдавать свои хаванские корни, обманывая всех вокруг.

Сначала Жамин сопротивлялся. Брыкался, шипел и царапал плечи и спину Нуски, отталкивал кулаками. Лекарь терпел. Вскоре хватка арцента начала слабеть, взгляд стал отстранённым, а руки медленно упали на пол. Нуска вскинул голову, утирая губы и подбородок от крови, он одним касанием пальцев залечил рану. Кровотечение было остановлено, а обескровленный арцент развалился на полу в луже собственной крови. Нуска в этот момент молился всем духам, чтобы в комнату случайно не забрёл Оанн или другие торговцы, потому что подобная сцена больше походила на попытку убийства, а не излечения.

— Ты… Ты пытался меня… убить? — вдруг прохрипел Жамин, медленно переводя взгляд на Нуску.

Лекарь непонимающе уставился в ответ. Неужели Жамин успел повредиться рассудком? Этот арцент с самого начала был в полном распоряжении Нуски — если бы лекарь хотел покончить с ним, то давно бы это сделал. Но зачем? Было ли у Жамина что-то, что можно украсть? Был ли Жамин какой-то важной фигурой в Арценте? Нет. В этом с самого начала не было никакого смысла.

Стены, вылепленные из глины, обуглились, но устояли, а вот стол и матрац нещадно пострадали — запах гари пропитал дом целиком. Нуска, закашлявшись, уселся рядом, внимательно рассматривая Жамина и оценивая его состояние.

— Ты почти умер от перегрузки дэ в каналах. Я позволил тебе сначала выплеснуть излишки энергии, а затем пустил кровь. Если бы я хотел твоей смерти, то мне бы ничего не помешало, — покачал головой Нуска.

Жамин долго молчал. Эти тёмные глаза цвета дерева и переливающиеся медью кудри, а также отстранённый взгляд…

— Жамин, кем тебе приходился… арцент Галан? — Нуска не выдержал и всё же задал этот вопрос. — Ты действительно… происходишь из рода Герье?

Сначала глаза арцента расширились от удивления, но затем он медленно качнул головой, отворачиваясь к стене. Нуска уже думал, что не дождётся ответа, но через несколько минут всё же услышал:

— Галан был младшим братом моей матери. Когда родился я, мать впала в немилость и питалась одними объедками. Её положение было хуже раба или слуги — любой мог посмеяться над ней, вылить ей на голову помои, швырнуть её лицом в выгребную яму. И всё потому, что я… оказался слабым и неспособным сурии. Тогда она сбежала и бросила меня среди Герье — каждый день меня… Надо мной… — Жамин судорожно вздохнул и замолчал. Нуска отвёл взгляд. — Когда её вернули, она уже была беременна Оанном. На последних месяцах беременности им удалось прочувствовать чуждую энергию — Оанн был полукровкой. Это стало бы самым настоящим позором семьи, а потому… Они просто обрезали матери волосы, одели её в тряпьё и выкинули на улицу с одной золотой монетой, которую затолкали ей прямо в глотку. Я помню, что мать… сутки пыталась вызвать у себя рвоту, выплюнуть эту монету, чтобы мы поели.

Нуска поморщился, представляя всё это. В какой-то момент он даже ощутил облегчение от осознания того, что все Герье уже мертвы.

— Мать ненавидела меня и Оанна. Иногда я думаю, может… лучше бы я не рождался?

Это было уже слишком. Нуска приблизился и уложил голову арцента к себе на колени. Переложить его на матрац сейчас не было никакой возможности — спальное место прогорело насквозь.

— Жамин, я рад, что ты жив. И что ты родился. Если тебе удастся справиться с болезнью, то ты станешь хорошим сурии и торговцем. А Оанн…

— Оанн исчез вместе с тобой. Я был тут… совершенно один, Нуска. Меня бросила мать, меня бросил брат. И оба — ради чужаков.

В одно мгновение взгляд Жамина стал холодным как лёд. В нём больше не было безудержной ярости и злобы — только непереносимый холод и отчуждение.

— Нуска, ты ведь хотел сбежать? Уходи. Покинь уже Арценту. Я правда не могу больше выносить это… Ты моложе, чем я, даже Оанн привязался к тебе сильнее, чем к собственному брату… Нуска, просто уходи.

Жамин почти плакал. Его чёрные глаза закрылись, словно он даже видеть Нуску больше не мог.

Лекарь почувствовал укол в самое сердце. Он прожил здесь недолго, с Жамином часто цапался, приносил ему неприятности, но… Разве Нуска сейчас не спас его? Разве не делился золотом, которое зарабатывал? Не помогал с уборкой, не подсказывал, какие книги лучше взять в библиотеке? Разве Нуска… заслужил такое обращение? И был для Жамина кем-то чужим?

Очень медленно Нуска поднялся на подгибающихся дрожащих ногах. Ни сил, ни дэ в его теле, к удивлению, не оказалось. Как и желания задерживаться в Арценте хоть на секунду.

Нуска перенёс матрац из своей комнаты в комнату Жамина, уложил потерявшего сознание арцента на простынь и укрыл мокрыми простынями. Неизвестно, как долго протянет Жамин, но… На всякий случай лекарь также набросал на бумаге несколько страниц рекомендаций, трав и лекарств, которые помогли бы ему протянуть подольше.

Остатки одежды, небольшое количество провизии — всё это Нуска уложил в кожаную сумку, а меч устроил на поясе у бедра.

Кинжал и несколько золотых монет лекарь оставил на кухне на столе. В последний раз посмотреть на уставшее и болезненное лицо Жамина Нуска тоже не решился — он боялся увидеть там отпечаток неприязни.

«Верно. Просто я не принадлежу этому месту и должен поскорее его покинуть. Как человеческий организм отторгает все лишнее и чуждое, так и Арцента отвергает меня. Но если так будет в каждом месте, куда я пойду? Что если… Я так и не найду города и дома, который меня примет? Что тогда? Я буду шататься из города в город, лечить одного сурии за другим, чтобы получать плевки в спину?»

Видимо, такова судьба любого сироты. Если Жамин хотя бы знал свою мать и у него был брат, то Нуска… Нуска был совершенно один в этой большой стране и на этом огромном континенте.

* * *</p>

В последний раз воспользовавшись радушием торговцев, Нуска вымыл волосы колодезной водой во дворе и нанёс на них чёрную краску. Лекарь в точности следовал всем рекомендациям Гирру, но многие прядки всё равно отказывались краситься, продолжали отдавать серебром. А Нуска только хмурился и наносил краску снова и снова, пока каждый волос не стал иссиня-чёрным.

Собрав отросшие волосы в короткий хвост простой бечёвкой и приведя себя в порядок, Нуска бросил последний взгляд на небольшой глиняный домик. Больше он сюда не вернётся. Возможно, никогда.

Не без сожаления лекарь затворил за собой покосившиеся ворота и побрёл в другую часть города. Там, по словам Гирру, набирали новобранцев.

Нуске часто доводилось покидать города, особенно в последний год. И каждый раз он делал это с сожалением: проблемы, настигшие Арценту, не были разрешены, но Нуска понимал, что он и не тот, кто должен этим заниматься. Возможно, он бы пожелал когда-нибудь вновь побывать в лесных племенах, в Карборе, Рире, Арценте, чтобы узнать, что там… теперь всё хорошо? Что больше не приносят в жертву детей, что больше не строят славу на обмане, что больше не выживают кое-как и не притесняют слабых.

Прогуливаясь по пустынным жёлтым переулкам, Нуска вдруг подумал, что, наверное, это и есть его мечта. Он хотел, чтобы в Скидане слабые были равны сильным, безродные — аристократам, а женщины — мужчинам. Конечно, сравнивать их нельзя, но… Первые не должны страдать из-за вторых.

С ещё большей горечью Нуска осознал, что он действительно безродный и слабый. Оставалось ему стать женщиной — и он был бы полной противоположностью эрда, который происходил из самой знатной семьи и был сильнее всех на континенте.

Лекарь вдруг застыл. На город опустился вечер, и в воздухе подрагивал лишь свет от зажжённых в фонарях огней. Люди успели разбежаться по домам, где сейчас ужинали и укладывали детей спать. Нуска стоял и думал, разглядывая песок под ногами, что, возможно, он не заслуживает того, чтобы оставаться рядом с самим правителем…? Не слишком ли велика пропасть между ними? Не слишком ли… Нуска слабый, простой и безродный нищий, который повис на шее молодого, знатного и сильного аристократа?

Никогда ранее лекарю не приходила в голову эта мысль. Конечно, он иногда задумывался, почему ему оказывали особое внимание, считал себя недостойным, но… А нужен ли он эрду?

— … а заслужил ли я особое отношение такого человека? — проговорил Нуска вслух.

Вдруг мимо тенью проскочила собака. Нуска сначала не уделил ей особого внимания, занятый своими мыслями, но затем увидел тайком пробравшуюся следом вторую тень и нахмурился. Не хочет ли кто-то навредить бедному животному?

Нуска проследил. В узком переулке сидел мальчик, одетый в красные одежды, и кормил животное мясным пирожком. Лекарь сразу приметил, что ребёнок не из простых — яркие одежды и отросшие до плеч волосы выдавали высокий статус, как и тот пирожок с мясом, который он с такой лёгкостью отдавал животному.

С ещё большим изумлением Нуска узнал в животном ту дворнягу, которой вылечил глаз. Кажется, сейчас она чувствовала себя на порядок лучше и с радостью ела с рук мальчишки. Нуска улыбнулся и уже хотел уходить, когда увидел, как ребёнок, чуть ли не плача от каких-то своих мыслей, начал обнимать бродяжку, расчесывая её свалявшуюся шерсть.

Выглядело это так, будто они друзья. И, будто бы, не только мальчик помогал собаке, но и она ему.

Этот мир… слишком сложен. Нуска развернулся и медленно поплёлся прочь из тёмного переулка. Он не мог соотнести себя с собакой — всё-таки он человек. И эта собака всё равно не была равной знатному мальчику, а тот никогда бы не смог забрать её домой.

Значит ли это, что привязанность, которую Нуска испытывает, невозможно воплотить в жизнь? Они так и останутся на уровне… на уровне бездомной собаки и богатого аристократа, подкармливающего с рук голодное животное?

— Неважно, — вдруг решил Нуска. — Если будет необходимо… Я стану кем-то значимым. Я добьюсь своего вне зависимости от того, что думает об этом Скидан и все аристократы здесь вместе взятые. Заслуживаю я или нет, получится у меня или нет. Знатным или бедным, аристократом или босым… Я добьюсь своего места не только под светом, но и по правую руку от Сина.

Так решил Нуска, наконец уверенным шагом направляясь к видневшимся на краю города казармам. Скорее всего, сегодня дождаться распределения не удастся, но… Он может заночевать и на улице. Ведь он привык так спать, верно? Да и ночи в Арценте на редкость жаркие. Он не замёрзнет, не умрёт, не заболеет.

Встав у вручную возведённых из палок и камней ворот, Нуска с грустной улыбкой просто плюхнулся на задницу и расселся, вскидывая голову к небу. Из-за огней звёзды были не такими яркими, как на открытой местности, но всё ещё легко читались на небосводе.

Миллионы ярких разноцветных точек разукрашивали небо. Путь духов длинной белёсой полосой угадывался на бесконечном чёрном полотне: Нуска как-то в детстве слышал, что именно там обитают все духи.

Кто такие духи? Великие души. Люди, которые были великими настолько, что не смогли исчезнуть бесследно — они поселились в рассказах людей и на небесах, оберегая своих приемников от ошибок. Так считали скиданцы.

«И я знаю, что многие пророчат Сину будущее великого духа. Чтобы он, даже умерев, продолжал защищать Скидан от напастей. И разве это… правильно?»

Нуска вдруг с ужасом осознал, что оберегать Скидан не одну жизнь, а целую вечность — это не награда. Это тяжкая ноша, длинною в миллион жизней.

Тогда… мог бы и Нуска стать великим духом, чтобы сделать жизнь Сина чуть проще после смерти?

Это были мысли совсем уже уставшего, развалившегося на песке лекаря, который дремал, не обращая внимание ни на что вокруг. Стражники и капитаны уже спали, не к кому было проситься в войска и не с кем было говорить. Нужно дождаться рассвета и тогда… И тогда Нуска станет на шаг ближе к своей цели.