XIV. I'm with you (1/2)

I'll be the one, if you want me to

Я стану тем самым, если ты хочешь этого

Anywhere, I would've followed you

Я бы последовал за тобой куда угодно

Say something, I'm giving up on you

Скажи что-нибудь, или я отрекусь от тебя

Say Something — A Great Big World feat. Christina Aguilera</p>

— А чего это ты не на стадионе? — удивленно проговорил Барнс, войдя в гостиную.

Роджерс, стоящий у подоконника с чашкой горячего чая, оглянулся. Он не ответил, лишь кивнул на улицу. Панорамные окна как раз выходили на спортивную площадку, где постоянно тренировался Стив. Ежедневно, рано утром, он бегал шестьдесят километров и занимался на турниках, чтобы поддерживать себя в форме, словно за него это не сделает сыворотка. Барнс подошёл к другу, пытаясь понять причину, по которой тот сегодня не тренировался. И тут же понял. В пасмурную погоду, по лужам, в шесть градусов тепла — она бегала по полю в одних шортах и толстовке, будто ей правила и вовсе не писаны.

— Я вставал в четыре, она уже моталась, — как-то обеспокоенно говорил Роджерс. — Сейчас почти десять, а она всё так же бегает.

Джеймс, поджав губы, громко выдохнул. Сунул руки в карманы, облокотился на угол выступающей стены и не сводил взгляда с того, как она, периодически что-то придерживая на бедре, перепрыгивала через расставленные «преграды». Нога её точно продолжала беспокоить. Соколова была просто сумасшедшей. С её состоянием, с тем, как она блевала кровью чуть ли не каждый день, не бегали вот так по стадиону. Но Барнс продолжал стоять. Он видел, что Саша была в наушниках, полностью ограничив себя от мира, а ещё видел, как она периодически морщилась от боли в бедре. За время его присутствия она сделала четыре круга, ни разу не остановившись. Он всё ждал, когда же она сделает передышку или упадёт, постанывая от боли. Ведь знал, что на такие дистанции её надолго не хватало.

— Ваш вчерашний диалог был занятным, — послышался голос Ванды сзади, и Барнс обернулся, убирая локоть с подоконника. — Мне чертовски захотелось пообщаться с Александрой поближе.

— Попробуешь залезть к ней в голову — прикончу, — с угрозой кинул Барнс, прожигая девушку взглядом.

— У-у, — протянула она, — не боишься, что я и тебя рассудка могу лишить?

Ванда, хоть и была на стороне Капитана, всё равно не испытывала к Барнсу особой симпатии. Хотя не нравился он ей только тем, что над ним Гидра не поиздевалась так, как над ней с братом. Пусть его и обнуляли с помощью электричества, которое пропускали через голову, но уж точно не выкачивали литрами кровь, чтобы заменить разработками, дающими магию или сверхскорость. Они были из одного набора, которому предстояло разрушить мир своими способностями. И Ванде иногда казалось, что она бы тоже с удовольствием избавилась от собственной магии, лишь бы жить как обычный человек.

Джеймс ничего не ответил, лишь повернулся лицом к окну, замечая, что Соколова наконец сменила бег на ходьбу. Поправив короткий хвостик, она принялась разминать спину, будто не сделала этого раньше. Окинув друга взглядом, Стив улыбнулся и, мягко сжав плечо Джеймса, тихо проговорил:

— Решай что-то, иначе не успеешь станцевать, как я с Пегги, — и отошёл от окна, оставляя Барнса одного.

Он говорил так, словно что-то знал. А ведь, на самом деле, Соколова была трудной, невыносимой. И только Барнс и мог её вынести, потому что она была такой же, как и он. С теми же повадками, привычками и методами сопротивления. И точно так же хорошо научилась скрывать свои эмоции. Это всё усложняло.

Саша обернулась, тут же замечая в окне мужчину. Она никак не отреагировала, лишь ускорила шаг к лавочкам. Хотя внутри что-то щелкнуло. Убеждала саму себя не поддаваться вчерашним его словам, ведь «прости» не сотрут из жизни пять лет невыносимого ада. Так или иначе, Джеймс больше не мог её ненавидеть, а у неё повод не исчез. Вот и жили на одной территории, как кошка с собакой. Она пыталась скрыться от его колкого взгляда, следующего за ней по пятам.

Сев на лавочку, она принялась перевязывать шнурки. Кожа на ногах была красной от пронизывающего до костей холода, а вот по животу стекали капельки пота. Всё же бегала она огромное количество времени. Из-за Барнса Соколова не могла спать. Опять. То у неё кошмары, то она просто не могла сомкнуть глаз, будто спать могла только с ним. Даже задумывалась, не являлась ли она причиной бессонницы Джеймса. Ведь раньше, когда они спали в одной постели, мужчина лишь изредка просыпался посреди ночи от собственных воспоминаний. Она почувствовала вибрацию в кармане и тут же расплылась в улыбке, отвечая на видеозвонок. Поднялась с места - просто стоять на одном месте в такую погоду было невыносимо холодно.

На экране высветилось лицо Джессики.

— Чёрт, выглядишь так, словно тебя мучили в карцере, — хохотнула девушка, когда Саша ответила на звонок.

— Спасибо за комплимент, Джесс, — закатила глаза девушка. — Как вы там?

— Охране я проплатила, надо что-то решать с обучением, в Хаммерфесте не велик выбор школ, — Джессика начала рыться в каких-то бумажках.

— Я подумала, может, вы в Испанию переедете на некоторое время? Или в Австралию, — попыталась остановить её Саша. Джесс подняла вопросительный взгляд.

Соколова задумалась над этим, когда Дрейков показал ей фотографию Мишель. Он знал, где она, с кем она и чем занимается. Он в любой момент мог щёлкнуть пальцами и приказать одной из вдов убить или забрать в Красную комнату маленькую Мишель. И всё это из-за Александры и её желания быть свободной. Она знала, что Норвегия больше не была безопасным местом для дочери, знала, что найти посредников, которые смогут оберегать её дом в другой стране, — очень тяжело, но не было ничего важнее, чем сохранить малышке жизнь. Испания и Австралия очень отличались климатом от Норвегии, но если сменить его в таком раннем возрасте, можно избежать всяких проблем со здоровьем. Вот только Соколову терзали сомнения насчет всего этого.

— Это из-за Комнаты? — снизив тон, спросила Джесс.

— Выбери страну, в которой сама захочешь жить. Перевезешь туда и мужа с сыном, и Мишель, — решила пойти другим путём.

А что ей оставалось делать? Ведь она практически не принимала участия в жизни дочери. Приезжала редко, видела только через телефон. Джессика и сама чудесно знает места, где можно спрятаться, в том числе и помнит про преимущество густонаселенных стран. Она справится с просьбой Соколовой. Девушка по ту сторону экрана кивнула и, глянув куда-то перед собой, расплылась в широкой улыбке, наконец передавая телефон Мишель. Соколова направилась в здание, поправив наушник рукой. В такие моменты она не замечала ничего и никого вокруг себя, потому увлечённо слушая дочь. Мишель говорила на ломанном английском, совмещая его с русским и немного норвежским. Рассказывала, что у неё начал шататься передний зуб и даже продемонстрировала, толкая его пальцем. Саша поднималась по ступенькам медленно, боясь, что её кто-то мог заметить.

— Джесс сказала, что мне нужно ходить в школу, — внезапно сменила тему девочка.

Соколова громко выдохнула, останавливаясь у входа в холл. Ей ужасно хотелось пить, но внутри были практически все Мстители. Решив, что сможет перетерпеть, она вернулась обратно в коридор и, вызвав лифт, наконец ответила:

— Все ходят в школу. И тебе нужно, — звучало так, будто не могла объяснить нормально. Сама терпеть не могла сгребать всех под одну гребенку, а только что сравнила собственную дочь с семью миллиардами населения планеты. — Там есть математика, ты любишь математику.

— А еще там есть английский, а я его не люблю, — надув губы, проговорила Мишель.

— Если согласишься, Джесс отвезет тебя в Диснейленд, — пошла через шантаж и тут же ущипнула себя за ногу. Снова шла против собственных принципов, не так нужно было действовать на пятилетнего ребенка, нужно было доказать необходимость обучения, а не подкупать её. Послышался радостный писк Мишель. — Звёздочка, я наберу тебе немного позже, — тут же затараторила, увидев в отражении дверей лифта приближающуюся фигуру Романовой. — Люблю тебя.

И тут же отключилась, не дождавшись ответа дочери. Наташа остановилась около Александры, вместо неё нажимая на кнопку вызова. Они не поздоровались друг с другом, и обе нервно кусали внутреннюю сторону щеки. Романова думала о разговоре с Соколовой той ночью и даже понимала, что та была права, вот только с собой сделать ничего не могла. Им нужно было забыть старые обиды, зарыть топор войны где-то очень далеко. Двери раздвинулись, и Саша влетела в кабину, словно боялась, что Наташа выпустит пулю ей вслед. Встав друг напротив друга, нажали необходимые этажи. Тишина всё также не нарушалась.

Соколова смотрела на Романову исподлобья, будто та была ей должна весь мир. По сути — практически так и было, ведь жизнь пошла по наклонной именно после её предательства. Саша всегда была слишком далеко от дома, а раньше могла ощущать его только рядом с ней. Наташа когда-то была настоящей сестрой для Саши. Вот только куда всё это делось? Откуда взялось столько ненависти, столько «дефективности» в её сторону? Этого Соколова не знала, могла лишь бить себя по лицу в глубине души за доверие к этому человеку. Раньше она видела в ней только прекрасное, искреннее, а сейчас — кромешную темноту, из которой доносилась старая песня с мотивом «ла-лай-ла-лай». Но хотела ли Саша, чтобы Романова прошла через те круги ада, через которые прошла она сама? Нет. Впервые не хотела, чтобы той всё вернулось бумерангом, словно именно Романова приказывала издеваться над Соколовой. Саше нужно было проработать эту детскую травму.

— Саша, — наконец окликнула её Романова, выходя на том же этаже, что и девушка. — Саша, постой.

Вот только Соколова останавливаться не хотела. И дело было вовсе не в отвратном характере, а в том, что чувствовала она себя рядом с Наташей уязвимой, незащищенной. Перестала идти только тогда, когда Романова выросла прямо перед ней, выставив руки вперед и схватив за плечи, будто боялась, что Саша куда-то убежит от неё. Она, конечно, вольна была сделать это, только здесь бежать было некуда. Втянув носом воздух, она попыталась расслабиться, чтобы Наташа не начала читать её язык тела, но это хреново получилось. Взглянула на неё устало, ощущая, как по спине продолжали стекать капельки пота. В тот момент Соколова больше всего на свете хотела попасть в душ.

— Я хочу извиниться за свои слова, — начала Романова, беря себя за локти. Было видно, что слова из неё шли туго, будто она видела свою вину, но не знала, как оправдаться.

— Не за слова нужно извиняться, — спокойно ответила Соколова, но при этом брови слегка дрогнули, — дефективность для меня не больше, чем достижение. За действия нужно извиняться, Наташа. Когда ты думала, что уничтожила Дрейкова, нас разом заперли в стенах академии. Мы год сидели не двигаясь, чтобы создать ощущение, что генерал умер, — Саша обхватила себя руками. Вот о какой уязвимости шла речь. Наташа знала устой Красной комнаты, но не видела всей правды. — А потом нас всех разом начали рассылать по разным объектам. Я всё думала, когда ты придешь. А по итогу сама сбежала, во время задания. В две тысячи двенадцатом за мной гонялась Красная комната, пока ты сама стала членом команды Мстителей и напрочь забыла о моём существовании.

Наташа опустила глаза в пол. Её ткнули носом в собственное дерьмо, и она не знала, как отмыться. 2012 стал для Романовой новым началом, шансом всё исправить. Она с задором вспоминала Будапешт, ведь была уверена, что сделала всё на отлично. Думала, что вдов распустили, что все они свободны. А их буквально держали под куполом, запрещая даже сделать лишнее движение. Потом, в две тысячи пятнадцатом, когда Ванда достала из её головы воспоминания о Красной комнате, её качнуло не по-детски, вызвав всё давно забытое, таившееся в подкорках мозга. Тогда была мысль, что, возможно, всё ещё не закончено. И черт бы её побрал во второй раз не проверить, мёртв ли Дрейков на самом деле. Они с Еленой рисковали жизнью, уничтожая Красную комнату, а она как стояла во главе со своим предводителем — так и стоит. Да, большую часть вдов они спасли, но лишь тех, кто контролировался биологическим оружием, все остальные оставались огромной угрозой для мира. Точно так же, как и оставался генерал Дрейков.

Она не придумала ничего умнее, чем опуститься перед Соколовой на колени, снова и снова начиная просить прощения. Это ошарашило Александру. Все бы ничего, вот только голос Наташи сломался, и она вот-вот готова была расплакаться. Соколова упала рядом с ней на колени, не позволяя перед собой так унижаться, и, схватив двумя руками голову Романовой, прижала к себе, чувствуя, как плечи девушки начинали трястись. Она в тот момент почувствовала, что Романова жалела о своём поступке настолько сильно, что готова была умереть, лишь бы всё исправить. Саша, положив подбородок ей на плечо, лишь гладила её по спине, наконец ощущая, что какой-то узел на сердце развязался. Она простила Наташу. По крайней мере за то, что было сделано до её побега. Всё же она постоянно её спасала.

— Прошу тебя, Соколица, прошу, — Наташа хваталась пальцами за ткань толстовки Саши, словно боялась потерять связь с реальностью.

— Чш-ш, — тихо проговаривала девушка, — всё нормально. Я давно тебя простила.

Романова лишь качала головой, не веря словам. Кто бы что не говорил о том, что прощать нужно уметь, Соколовой это давалось тяжело. Ей легче было убить человека, чем простить его. Это понятие всегда задевало её внутреннюю гордость. Тот, кто причинил ей боль, должен был получить взамен боль, а никак не прощение. Она не хотела унижаться, давая человеку шанс одними лишь словами получить обратно поломанную часть её души. Прощение — понятие не для неё. Саша ненавидела его просить, лучше, чтобы её избили до полусмерти, сделали что угодно, лишь бы она не говорила это злополучное слово. Человек, умеющий прощать, имеет широкую душу. Такими людьми были многие Мстители, и отец Александры. Это она точно помнила. Он никогда даже голоса не повышал на неё, когда она ломала что-то, принадлежавшее ему.

— Таша, — Соколова слегка отстранилась, беря лицо подруги себе в ладони. Она аккуратно провела пальцами по её щекам, убирая следы от слез. — Ты знаешь, что я отменная лгунья, но не в этом случае. Ты сделала намного больше хорошего для меня, чем плохого. А у меня просто сохранилась детская обида.

— Боже…

Наташа выдохнула, тут же падая в её объятия. В тот момент она почувствовала, что частичка её души вернулась на место, вернулась домой. Она вернула Соколову, зная, что теперь у неё снова будет та, с кем они смогут выжить в какой угодно ситуации. Её родственная душа, способная спасти даже из самого ада. Без Саши было тяжело. Соколова поднялась, подав Романовой руку и окончательно стерев слезы с её щек. Небольшой осадок, конечно, оставался, так всегда бывает, но главное было сделано: Соколова перешагнула через саму себя, разрушила постоянный принцип. И гордилась этим.

— Есть просьба, — заговорила Саша и, увидев кивок Романовой, продолжила. — Мне нужно встать с тобой в спарринг, мне кажется, что я стала намного сильнее с последнего раза. Хочу проверить.

— И бей не жалея, — в унисон проговорили они, тихо смеясь.

— Что насчет вечера? — спросила Наташа, вытирая уголки глаз. — Тогда жду тебя в восемь в спортзале.