XIII. Left outside alone (1/2)

«Это было как смертный приговор: знать, что я никогда не смогу обнять тебя, никогда не смогу рассказать тебе, что же ты для меня значишь» — Сесилия Ахерн.</p>

Where&#039;s my love — SYML</p>

Понятие судьбы относительно. Мы списываем на судьбу все наши неудачи, случайные события или встречи, но никогда не задумываемся, вдруг «судьба» — это банальный результат наших действий и решений в прошлом? Ведь, так или иначе, делая выбор, мы автоматически меняем ход будущего, тем самым создавая дополнительное разветвление вселенной. Почему, когда решение кажется нам неверным, мы считаем нужным озвучить это? «Если бы я тогда сделал по-другому…» Не сделал бы. Мы всегда остаемся теми же людьми, в том же моменте, с тем же мышлением, поэтому и сделаем тоже самое. Никакой матрицы времени не существует. И прошлое изменить нельзя, верить в обратное - глупость. Фатум — это не больше, чем наше подсознание, размеры которого бесконечны. Откуда приходят сны? Вы слышали бредни учёных? Всё на планете Земля пытаются объяснить наукой, даже там, где ею и не пахнет. Тех, кто думает, что мы живем в иллюзии, тут же принимают за умалишённых и прячут в психбольницы. Но вдруг вся реальность - нереальна?

За это ответственен снова фатум. Он пудрит мозги, размывает глупыми домыслами сознание, заключает в бесконечную тёмную петлю сна. Сна, из которого тяжело выбраться, и после которого мы ничего не помним. Крепкого сна, в котором происходит непонятное, необъяснимое. И пусть учёные попробуют что-нибудь доказать.

Она спала, уткнувшись лицом куда-то в угол кровати и закинув ногу на подлокотник. Казалось, в тот момент в ней не было никакой опасности — Соколова была не в состоянии даже связать двух слов. За кроватью стояла пустая бутылка виски, которую она стащила вчера ночью из личного бара Старка. Больше она ничем не могла себе помочь — напиться, чтобы просто мозг отключился — вот и всё решение проблем. А что ей оставалось делать? Врезать Романовой, чтобы та её в мгновение ока повалила на пол и заломила руки? Саша знала, что это безвариантный проигрыш. Выплакаться? Так она и так дала слабину, сидя в той злополучной столовой и пытаясь донести свои мысли до Наташи. Эмоции в ней накапливались жутко долго. И с каждым подобным разом их становилось всё больше, и они все ближе подходили к допустимой границе.

Ей ничего не снилось. Точнее, она не видела снов, не вызванных толстыми пальчиками Дрейкова. Знала только, что ей ужасно хреново. Помутнение становилось всё сильнее, будто не просто от выпитого алкоголя. Она понимала, что необходимо сделать десять злополучных шагов, чтобы попасть в ванную. Оттолкнувшись рукой от стены, рывком поднялась и понеслась к ванной, закрыв дверь на замок. Рухнула на колени, выворачивая желудок наизнанку перед унитазом. Рвота попадала на волосы, отчего она в перерывах между позывами с отвращением морщилась. Рукой скрутив волосы, сунула их под футболку, чтобы как-то облегчить себе задачу. Следующий подход вышел не алкоголем, а снова кровью, будто у неё её были многолитровые запасы. Ноги стояли по обе стороны от унитаза, словно он был мисочкой, а сама Александра кое-как держалась пальцами за сиденье. Чувствуя, что слюноотделение уменьшалось, она поднялась на ноги, медленно шаркая к раковине.

И, только она взялась за кран, ей будто отключили свет. Соколова с грохотом упала на пол, полностью отключаясь. Только из носа быстро потек ручеёк крови, быстро пачкая мраморный пол.

Уорд позволил себе позавтракать в столовой Мстителей. Он наедался до отвала, ведя интеллектуальную беседу с Роджерсом, интересовался его изменениями, Гидрой в том числе. У них развитие было практически на одном уровне: что один, что другой ничего не понимали в технологиях и новейших изобретениях. Их максимум — синус девяноста градусов, дальше оба боялись шагнуть. Кэп жевал тосты, передержанные на сковороде, агент же предпочел остатки пиццы с неизвестной датой приготовления. Их разговор был обыденным для супергероев, Стив только успевал отвечать на вопросы и улыбаться, вспоминая былые времена. Создавалось ощущение, что он душой всё ещё был в сороковых.

Барнс передвигался бесшумно, словно тень, поэтому Грант вздрогнул, когда он появился в столовой. Джеймсу не нравился этот агент, в нём было что-то мутное. Или же его просто не прельщал тот факт, что Уорд спал в одной комнате с Соколовой. Последнее он мысленно опровергал. Поздоровавшись со Стивом, мужчина наклонился к нижнему ящику, доставая запечатанную упаковку с хлопьями. В отличие от Роджерса, Барнс на еду не жаловался. Залил хлопья холодным молоком и принялся завтракать, пытаясь не вникать в разговор присутствующих.

— Джеймс, — позвал его Уорд. Мужчина, крепко сжав челюсти, медленно обернулся. — Я читал в досье Соколовой, что она смогла обезоружить того парня, который внутри тебя.

Барнс громко выдохнул, сильнее сжимая ложку в руках. В тот момент ему хотелось запустить ею ему в лоб.

— Никакого парня внутри меня нет, — отрезал он, за один присест приканчивая завтрак и поднимаясь на ноги. — Ты же за ней следить должен, что здесь сидишь?

— Она спит, — пожал плечами Уорд. — Не смотри на меня так, я буквально тормошил её за ноги, пытаясь разбудить — никакой реакции.

Этот придурок говорил так, словно его развитие остановилось лет в четырнадцать. И то, подростки в таком возрасте были намного умнее. Барнс стоял в метре от него, прожигая взглядом каждый миллиметр кожи мужчины. В тот момент в голове Джеймса сложился пазл, загорелась лампочка, толкая его куда-то вперёд.

— Идиот.

Он сорвался с места. Ринулся к аварийной лестнице, напрочь забывая о существовании лифта. Хватаясь за перила, разом перешагивал сразу по несколько ступеней. Джеймс не знал, что им двигало, знал лишь, что придурок Уорд, приставленный следить за Соколовой, упустил момент, когда она потеряла сознание. У неё это случалось ещё до повторного попадания в Красную комнату, после болевого шока от выломанного бедра, с которым она ещё умудрялась бегать, сцепив зубы. Это было что-то вроде осложнения, как у людей после войны.

Оказавшись на нужном этаже, он бросился в конец коридора, ища светящуюся надпись на двери. Рассеянно, будто и вовсе не видел ничего, кроме темноты. Вот она. Предпоследняя.

Ему в глаза тут же бросилась пустая кровать со стянутым на пол одеялом. Уорд — долбоёб. Барнс почему-то тут же решил проверить ванную, хотя логичнее было бы кинуться искать её на этаже или проверять окна. Дернул ручку, надеясь открыть дверь, но не тут то было. Джеймсу понадобился всего один удар бионической рукой, чтобы высадить замок со всем его содержимым. Она лежала на полу в собственной крови, только недавно переставшей лить из носа. Барнс упал рядом, поднимая её голову и прислушиваясь к дыханию. Оно было еле ощутимым, так же как и пульс. Тут же обернулся, пытаясь найти, что могло спровоцировать подобное, и увидел капли крови на ободке унитаза. Это происходило с ней снова.

— Какого черта… — послышался голос Уорда, наконец появившегося в комнате.

Барнс не ответил, даже не удостоил его взглядом. Бережно подняв тело Александры с пола, он обогнул Гранта и проследовал к её кровати. Сначала думал оставить всё так, но что-то его дернуло кинуть на неё взгляд. Не увидел шевеления грудной клетки. Широко шагнув, схватился пальцами за её запястье, где пульс уже практически не прощупывался. Ему в тот момент захотелось прострелить Уорду голову, чтобы всё её содержимое размазалось по стенам. Именно с таким взглядом он к нему и обернулся. Странно, но Джеймс действительно не знал, что делать. Он метался между Соколовой и Грантом, пытаясь придумать, что ему нужно. Но, по счастливому стечению обстоятельств, в проходе появился Роджерс, вопросительно смотря на происходящее.

— Стив, с мед-этажа принеси мне шприцы с адреналином и лидокаином, — и снова застыл, складывая ладони на грудной клетке Александры, — и еще один пустой, только быстрее!

Джеймс сделал три нажатия, тут же щупая пульс на шее, где он лучше всего чувствовался. Всё так же. Повторил маневр, громко дыша.

— Я слышал, вам нужно это, — медленно расставляя слова, проговорил появившийся Вижн.

Барнс мигом забрал оба шприца. По желтоватому цвету содержимого определил, где находился адреналин, и снял защитный колпачок.

— Э не, я не дам её колоть, — перехватил живую руку мужчины Уорд. — Мало ли, что ты ей вколешь.

— Ты головой ударился? — гаркнул Барнс, дёргая рукой.

Но Уорд тут же схватил его за руку снова. В этот раз Джеймс не сдержал себя. Ему даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы завалить Гранта. Лишь размахнулся бионикой, попадая тому в челюсть. Он бы продолжил получать удовольствие от этих действий, стирая с Уорда смазливое личико, но помнил о Соколовой, всё также лежавшей без сознания. Джеймс не стал искать место на руке, знал, что не нащупает его достаточно быстро. Но он помнил, что на ребрах у неё всегда выступала вена, потому что туда заходил шрам со спины, который Наташа когда-то неправильно заштопала. И действительно, там было даже видно очень медленный пульс, словно сердце находилось в режиме энергосбережения. Она лишь слегка дёрнулась, когда он медленно выдавил содержимое шприца. Должно подействовать.

— Неа, Соколова, — качнул головой по истечению двух минут, снова кладя руки ей на грудь. — Не умрешь ты рядом со мной. Первый раз не умерла и сейчас не умрёшь, — и нажатиями пытался сделать хоть что-то, чтобы она сейчас вот так просто не скончалась на его глазах.

А ведь ещё недавно Джеймс на самом деле хотел собственноручно пустить ей пулю в лоб, сделать всё, лишь бы она задыхалась от боли, лишь бы не жила в этом мире. А сейчас — боролся за её существование, будто она была любовью всей его жизни. В нём, наверное, проснулась совесть или чувство вины за своё прошлое, раз он был готов спасти даже убийцу из ада. Соколова сейчас находилась где-то на втором из семи кругов. Плясала чечётку, радостно махая руками. Но эти нехитрые манипуляции выдернули её, будто сами черти дали ей пинка под зад. Когда Джеймс приложил пальцы к её яремной вене, он почувствовал стремительное нарастание частоты ударов её сердца. А следом почувствовал на своём запястье кольцо её пальцев. Она раскрыла глаза так же неожиданно, как потеряла сознание.

Она наблюдала за его действиями, но не двигалась, видя, что он на самом деле пытался ей помочь. Тяжело дыша, она стиснула зубы, когда первую иглу сменила вторая. Лидокаин по составу был немного слабее, чем морфий, которого в штабе Мстителей не водилось, но кололся он болезненно.

— Потерпи ещё секунду, — тихо проговорил мужчина, набирая в чистый шприц кровь из вены. — Я хочу попросить в лаборатории глянуть, что ввел тебе Щ.И.Т.

Выровнявшись, Джеймс хотел было шагнуть к выходу, но Соколова всё так же держала его запястье.

— Спасибо.

Единственное, что смогла выдавить из себя. Где-то в своём собственном аду она слышала удар бионики о череп Уорда, и слышала, как тот пытался остановить Барнса. Остановил бы — и вряд ли она сейчас бы лежала на кровати, глядя на то, как агент размазывал по лицу сочившуюся из губы кровь. Он глянул на неё исподлобья, словно винил во всем произошедшем, а Соколова лишь тихо хмыкнула, запустив руку в волосы и вновь отвернувшись к стене. Ей казалось, что она превращалась в слабую, ни на что не способную девочку, каковой была до Красной комнаты. Ей не нравилось, что её жизнь теперь заключалась в уколе обезболивающего и бутылке с алкоголем. Раньше отвлечением служил сам побег или время, проведённое с Мишель. Сейчас же она была экспериментом и источником информации, с которым никто не хотел лишний раз возиться.

Она безмолвно просила спасти её, пустить пулю в лоб, лишь бы ей не приходилось видеть те картинки, которые рисовал Дрейков в её голове. Он медленно сводил её с ума. В ней мизерная доза того препарата, что вводили полноценным вдовам, в ней мизерное количество смелости, чтобы самостоятельно прекратить собственные мучения. И что теперь ей оставалось делать? Плакать и терпеть каждый раз этот поток крови, выходящий из её рта? Она постоянно отталкивала Барнса, постоянно твердила, что в удачный момент проткнёт его чем-то острым, а сама же принимала его помощь. Но только он мог ей помочь — никто другой. Он знал слишком много.

Саша была эдакой маленькой девочкой, свернувшейся в клубочек на белоснежной постели и ожидавшей смертного приговора. Ей нужна была помощь. Нужен был разговор. Она не пускала из себя слёзы, только поджала трясущиеся руки ко рту, тихо выдыхая. Вольна была кричать, да не могла. Слышала, как за спиной Уорд тихо материл Барнса, приговаривая, что пустит его под трибунал, как ходил туда-сюда, не в состоянии найти себе места. От этого Александра не могла уснуть. Ведь стоило закрыть глаза — этот придурок начинал говорить с кем-то по телефону, стучать ящиками, скрипеть кроватью. Она не делала ему замечаний, знала, что все её слова в итоге обернутся тремя весёлыми буквами, посылающими его куда подальше.

Поэтому, взяв одеяло и подушку, она вышла в коридор, всё так же пошатываясь. Место на ребрах болело, кожа была странно натянута. Саша решила лечь на диване на этаже, будто у неё и вовсе не было комнаты. Это по крайней мере лучше, чем находиться в обществе человека, не уважающего чужое личное пространство, не говоря уже о том, что Уорд делал это нарочно, желая привлечь внимание Соколовой. Чувствовала она себя хуже, чем обычно. Тело ломило, даже пронизывало ощутимым холодом, в руках был легкий тремор. В коридоре гулял сквозняк, словно на улице было лето, а не конец осени. Ей повезло улечься на кожаной софе около окна с задвинутыми жалюзи. Спрятав нос под одеяло, она уже хотела было начать считать овец, как услышала, что в нескольких метрах от диванчика кто-то остановился.

— Соколова, — это был Барнс. Снова. Шлялся здесь, будто специально пытался на неё наткнуться. — Возьми мой ключ и ляг у меня.

— Пошёл к черту, — пробубнила девушка, хотя ещё полчаса назад благодарила его за спасённую жизнь. Его забота была ни к чему, он всё так же ненавидел её, как и она его. Взаимная ненависть, абсолютно не мешающая жить.

— Не выёживайся, — вздохнул Джеймс. — Я всё равно там не ночую.

Александра поднялась, скручивая одеяло себе под мышку. Она знала, почему он там не ночевал. Он не спал вовсе. Человеку, который не может сомкнуть глаз ни на секунду, кровать не нужна. Поэтому он бегал по стадиону, находящемуся за зданием штаба Мстителей, пил пиво, сидя в самом тёмном углу столовой или просто шнырял по коридорам, слушая тишину. Так можно было сойти с ума. Обычный человек уже давно бы двинул коньки, но он — превосходный эксперимент Гидры — жил без сна уже очень долго. И никаких симптомов — ни синяков под глазами, ни усталости, ни раздражительности. Барнс оставался точно таким же, со своими тараканами и неконтролируемой агрессией. А ещё Соколова знала, что Джеймс не спал из-за кошмаров, вызванных воспоминаниями Зимнего солдата. То ли это были проявления совести, то ли его медленно приближающийся конец. С подобной травмой вряд ли долго останешься в здравом уме.

Она обогнула его, забрав карту из руки. И, глянув на номер комнаты, быстро сориентировалась, двигаясь вдоль по коридору к лестнице. Барнс жил на два этажа выше в самой крайней комнате рядом с библиотекой. Понятно, почему его туда поселили, он же больше ничем не мог отвлечь себя, кроме как чтением. Соколова любила читать. Вот только в последнее время закладка в начатой книге никуда не сдвигалась. Книга так и осталась в том мизерном трейлере, где она кое-как пыталась вправить себе бедро.