VIII. Memories (2/2)

Нет. Нет. Нет. Они не могли вот так просто, словно семейная пара, ехать в центр, чтобы погулять с ребенком. Они НЕ семейная пара. максимум — пара наёмных убийц, умеющих работать и не оставлять за собой следов. Какого черта всё это сейчас происходило Соколова не понимала. Знала лишь то, что её это неимоверно сильно раздражало, а внутри загорался какой-то огонек, который она усиленно пыталась потушить. Этот огонек ей точно не нужен был. В особенности если он работал с сторону Барнса.

Выйдя на улицу, Саша обернулась в сторону Джессики, провожающей их.

— От этой машины нужно избавиться, — кивнула на угнанное авто, всё также стоящее во дворе.

— Как давно я не занималась подобным, — улыбнулась девушка. — Вот бы ты в этот раз на подольше задержалась, я тут со скуки пухну.

Соколова покачала головой, широко улыбаясь, но не показывая зубов. Что же Джессика скажет, когда узнает, что Саша вернулась не просто на «подольше», а навсегда. Теперь в городе перестанут ходить легенды, люди просто увидят порождение их ночных кошмаров в виде женщины, в одиночку воспитывающей ребенка. Они же все думали, что у неё на голове демонические рожки и по городу она ходит с автоматом Калашникова. Хотя, даже если им сказать, что вот она — Соколова, они попросту не поверят. Уж больно Саша смешивалась с местным колоритом, хоть и язык знала плохо. Здесь было довольно много русских, в нескольких километрах от города было небольшое поселение, где жили украинцы, там даже традиции соблюдали.

Мишель подбежала к пристройке и постучала кулачком по закрытой панели. Присев, Соколова провернула ключ и подняла затвор, открывая вид на внедорожник Chevrolet Equinox. Джеймс, стоящий сзади, нахмурился. И снова неизменный вопрос — откуда. Откуда у Соколовой были такие деньжища, чтобы содержать такой дом, машины еще и, видимо, платить Джессике. Она буквально побиралась на улице, как показывали разведданные, а в реальности всё настолько шикарно, что Старк бы позавидовал. Саша же с таким темпераментом, что молчать бы не стала, обязательно да где-нибудь прокололась. А тут молчала, как партизанка.

Когда девочка побежала внутрь гаража, а Барнс поравнялся с Соколовой, та сквозь зубы процедила:

— Никакого переднего сиденья.

Мужчина хмыкнул, проходя как раз таки к переднему сиденью. Саша скрипнула челюстями, ощущая, невыносимую тягу втащить ему по смазливому лицу. Сердце тарабанило в привычном ритме, словно подговаривало мозг работать слаженно, чтобы тогда и руки девушки тоже начинали трястись. Они оба сели впереди. Только Александра за рулём, а Джеймс рядом, предварительно проверив, девочку. В глубине души девушка молилась, чтобы произошло что-то, что заставит её выставить мужчину из гостевого дома. Она жалела о предложении пожить «столько, сколько он посчитает необходимым». Взгляд у него был плотоядным, с проблесками чего-то такого знакомого, только понять не могла чего именно.

По радио играла популярная песня Сии, и Мишель повторяла некоторые слова. С английским у неё было туго, и это заставляло Сашу задумываться о переезде. Норвегия была хорошим местом для начала новой жизни, но в окружении норвежцев, вырастить билингва — сложно. Джессика говорила на английском, русском и испанском, в городе обходилась классическими фразами «Добрый день», «Покупаю», «Как ваши дела? Хорошо». Саша и этих фраз не знала, часто выражалась на русском, а когда её не понимали переходила на английский. Мишель же говорила смешанным норвежским и русским языками. Джесс научила её читать и периодически давала в руки записи матери. Таким образом Соколова-младшая знала парочку ругательств на украинском, только произносила их неправильно.

Улицы Хаммерфеста были светлыми даже в вечернее время суток. Город понемногу начинал приобретать рождественские краски, хотя праздник ожидался только через месяц, чисто и приветливо. Самое то, чтобы жить размеренной и не примечательной жизнью. население — восемь тысяч человек. Освещаемость здесь повышали с середины ноября, потому что в городе начиналась полярная ночь. И это завораживало. небо темное-темное, а создавалось ощущение, что на улице солнечный день. Саше это было привычно, будто она и вовсе никуда не уезжала, а вот Джеймс даже вперед наклонился, чтобы рассматривать иллюминации развешенные над дорогой. Недолеченный столетний Барнс внезапно оказался в цивилизации.

Внезапно тишина, сменяемая только голосом Мишель, прекратилась. Джеймс оживил в себе умение раздражать Соколову.

— Я, пока общался с Мишель, заметил, что она делает дюжину ошибок в построении предложения. Ты ничего не думаешь с этим делать? — создавалось ощущение, что Барнс на самом деле включил в себе нерадивого отца, внезапно решившего появится в жизни своей «единственной» дочери.

Саша хотела было нажать по тормозам, но вспомнила о ребенке сидящем на заднем сидении. Ноздри лишь слегка раздулись, и она, кинув взгляд в зеркало дальнего вида, попыталась спокойно ответить.

— Я не видела её полтора года, Барнс, — сглотнула, всё также успокаивая саму себя, — только по видеосвязи в интернет-кафе. Она живет здесь с момента рождения, в окружении Норвежцев, а на английском говорит только Джессика. Как ты думаешь, по какой сраной причине она не говорит на нужном тебе языке? — нахмурилась, кидая на мужчину злобный взгляд. Держать себя в руках у неё не получилось. Сжав руль до побеления в костяшках, она облизала губы.

— Где её отец? — перевел на не лучшую тему Джеймс.

Ничего умнее Соколова не смогла придумать. Как-то нервно двинула плечами и проговорила:

— Я убила его. Попался под горячую руку.

Джеймс качнул головой, криво улыбаясь. Вполне в её стиле, раньше ведь Саша только так и жила: чуть что — сразу пистолет в руки. Единственное решение всех проблем. Сейчас, вроде бы, научилась говорить. И то, не говорить, а орать, жестикулировать руками, выбешивать своим поведением и, только в последнюю очередь, брать в руки оружие. Теперь это даже было похоже на правду. Она говорила невозмутимо, даже не задумываясь. Кинув взгляд на Мишель, Барнс про себя задался вопросом, почему Соколова не боится говорить подобное при ребёнке. А сама девушка, словно прочла его мысли, ответила:

— Она растет в реальном мире. С реальной информацией. Я, конечно не говорю, каков именно род моей деятельности, но она знает обо всём. Знаешь, какой у неё любимый Мститель? — внезапно рассмеялась Саша.

— Кэ-эп, — взвизгнула девочка, и Соколова рассмеялась еще сильнее. — Она такая сильная!

— Он такой сильный, — поправила дочь девушка, и тут же в зеркале дальнего вида увидела глубокие размышления пятилетки. Хотела было добавить, что-то вроде: «Вы одной крови», а потом укусила себя за язык. Для Барнса это значило бы совсем другое, не то, что для неё. — Приехали.

Джеймс подобное в чистом разуме видел на выставке Говарда Старка в сорок четвертом. Только тогда это всё только развивалось, а тут — музыка, огни, крики — обыденное дело. Он и сам был словно ребенок, открыл широко глаза и наблюдал за происходящим, пока его за палец не потянула Мишель. Мужчина был в перчатках, полноценно скрывал бионику, а отросшие волосы были спрятаны под бейсболку. Его оправдали, а он продолжал скрываться, а Соколова в розыске и вела себя так, будто не её ищут.

В основном Саша только за Мишель и моталась, успевая только за её «туда хочу». Ради дочери она готова была потратить все деньги мира, сделать что угодно. Девочке подобные праздники устраивали часто, особенно когда Джессика с сыном куда-то ходили, обязательно брали с собой и Соколову-младшую. Но сегодня праздник был двойным. Барнсу лишь приходилось таскать за собой моток сахарной ваты, который Мишель не доела.

— Мама отказывается идти в тир, — надув губы, подошла к Джеймсу девочка.

Мужчина поднял взгляд на Соколову, на лице которой не было никакого азарта. Ей явно не нравилась идея с тиром.

— И правильно, твоей матери нельзя оружие в руки давать, — глядя в глаза Саше, ответил Мишель Барнс.

— Чья б корова мычала, а твоя б помалкивала, Барнс, — и, подойдя ближе, добавила: — Ты перебил в три раза больше народу, я бы на твоем месте не ёрничала, — вскинув бровью, отошла на безопасное расстояние.

Сжав челюсти, Барнс прищурился, пытаясь придумать ответ. Но внутри что-то щелкнуло, переключая все разумные решения на то, чтобы унизить Соколову примерно к тому же месту, куда сегодня она унизила его. Уровня плинтуса было вполне достаточно.

— Давай пари? — с вызовом проговорил. — Кто больше выбьет фишек?

— На что пари? — тут же с таким же вызовом спросила Александра, пряча руки в карманы джинсов.

— Выигрываю я — загадываю одно желание тебе.

— Если я — ты сегодня же съезжаешь, — перебила Барнса Александра. — Учти, я уже давно не промазываю.

Джеймс улыбнулся. Её «уже давно не промазываю» — сущий бред. Она все также не могла правильно выстроить перед собой цель, особенно когда в ней играл азарт. А еще он создаст условие, из-за которого она промажет как минимум в три мишени. Мишель ощущала не меньший азарт. Хотя она не понимала спора матери и дяди Барнса, ей жутко хотелось огромного розового слона, висящего под потолком тира. Поэтому как только оба взрослых сорвались с места, она ринулась за ними.

— Этот Калаш меня пугает, — прошептала Саша, получив автомат. — Ну что ж, сыграем?

Джеймс лишь улыбнулся и, встав по правую руку от Соколовой, впился взглядом в её профиль. Палец на спусковом крючке дрогнул. Первую мишень она промазала. Набрав грудь воздух, крепко сжала челюсти, понимая, что Барнс это делал специально. Следующая мишень — цель. Мужчина улыбнулся и перевел взгляд на её палец. Мимо. Смысла продолжать не было, даже после следующих восемнадцати целей, она получила бейсболку с медведем — символом Хаммерфеста.

— Если я сейчас также встану, ты тоже промажешь все, — процедила Саша, крепко стискивая кулаки.

— Посмотрим, — хмыкнул мужчина и, немного колеблясь, решил всё же снять обе перчатки.

Ему не понадобилось и минуты, чтобы выбить все мишени. Соколова стояла даже ближе, буквально дышала ему в шею, так сильно надеясь, что он промажет. Но этого не случилось. Теперь она торчала ему одно желание, а дочь таскалась со слоном в два раза больше неё самой. Остаток вечера Джеймс пытался сводить всё к одной и той же теме, на что Александра лишь отмалчивалась. Ей не нравились все эти археологические раскопки в её мозгах, которые он проводил в попытке найти ответы на все свои вопросы. А ему не нравилось, что она не может ответить, и они бы просто разбежаться в разные стороны, никогда больше не встречаясь. Вот только сойтись на одном не могли. Потому что как только их взгляды сталкивались, происходил самый настоящий атомный взрыв: Барнсу хотелось придушить Соколову, она же в свою очередь наставляла на него дуло пистолета. И так по кругу.

Припарковавшись во дворе, Саша обернулась на заднее сиденье, замечая что Мишель давно уже спала, вцепившись в новую игрушку и со съехавшей на бок кепкой, которую выиграла ей мать. Выйдя из машины, Соколова хотела было взять дочь на руки, но в который раз за день столкнулась с Барнсом, решившим сделать тоже самое.

— Даже не думай, — тихо проговорила девушка, крепко сжимая заднюю дверь. Они будто отражали действия друг друга.

— Я просто отнесу её наверх, — попытался спокойно ответить мужчина, но получилось немного грубее.

— Хочешь еще одной руки лишиться? Я предупредила, хоть пальцем прикоснешься к моей дочери, я тебе её откромсаю, — теперь уже прошипела и, если бы её организм мог заживо сжигать взглядом, именно это и произошло бы.

Аккуратно, беря под голову Мишель, Саша закрыла заднюю дверь автомобиля и понесла девочку в дом, оставив Джеймсу возможность взять розового слона. Мишель тихо посапывала, когда Соколова сняла с неё верхнюю одежду и обувь и уложила в кровать, решив, что будить дочь ради переодевания не стоило. Оставив мягкий поцелуй на лбу девочки, девушка вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Ей нужно было избавиться от Барнса. Теперь в голове складывалось то, что она ничего ему не должна, ведь когда-то и сама спасла ему жизнь. Значит — у неё есть серьезные основание попросить его выселиться. Сделала бы это, если бы не проиграла. Хотя кто ей сказал, что она обязана выполнять его голимые желания? Это же не клятва кровью, и никак не подписанный договор. Детская игра. А дети редко выполняют свои обещания.

С этими мыслями Соколова упала на кровать в своей комнате. Не раздеваясь, она погрузилась в сон, куда лучше не стоило бы погружаться.

Дрейков отлично продумал третью программу. Выждал подходящий момент и нажал на магическую кнопочку, враз защелкивающую нужную часть мозга. Теперь воспоминание ярко, со всеми ощущениями, возрождалось внутри Соколовой и не давало раскрыть ей глаза. Она думала, что это всего лишь сон, дурацкая фантазия, а на самом деле её в буквальном смысле разрывало от боли на тысячу мелких частей. Она ворочалась, кричала, и сама для себя твердила: «Это всего лишь сон». Подобные игры с разумом выливались не только болью, сковывающей всё тело. Какофонией по голове разносилось эхо от собственных мыслей и вопля, каждый раз вырывающегося из горла. Яркие картинки то вспыхивали, то исчезали перед глазами, словно играясь с ней. Но одно Соколова знала точно — огонь. Её обжигало, и в так называемом сне были всепоглощающие языки пламени. Именно они и сжирали её. Генерал же видел только на экране красочный фильм, состоящий из воспоминаний вдовы. Только огня там не было. В данную картинку её мозг превратил момент, когда Зимний солдат выломал ей бедро, вот она и выла от боли, словно подстреленная собака.

Всё прекратилось. Так же внезапно как и началось. Саша раскрыла глаза, чувствуя, как всё её тело горело, а в бедре отдавалась пульсацией боль. К горлу подкатил рвотный рефлекс. Вот оно что. Теперь уже выплевывая сгустки крови в унитаз, Соколова знала, что предыдущие разы, потери сознания были не от переутомления. Всё, что было раньше просто не запоминалось, не было настолько болезненным, как это. Рвотные позывы были периодичными. Сидя на коленках на мраморном полу, Саша понимала, что никто кроме Джеймса ей не поможет.

Буквально вылетела из дома, ощущая, как выбивало её сердце, выпрыгивало из груди, заставляло задыхаться. Облокотилась рукой на откос, второй затарабанила в дверь. Он появился в проходе быстро, будто ждал её, хотя на лице было полное непонимание. В уголках рта девушки засохла кровь, на щеках была та же картина.

— Соколова? — вскинул бровями и, не дождавшись ответа, удержал её от падения.

— Барнс, — только и сказала она, окончательно отключаясь.