11 (2/2)

И тем самым нарушил идиллию.

— Он… — щеки Друэллы краснеют. Она бросает виноватый взгляд на Тома, а затем поворачивает лицо к Лукреции, ища поддержки.

— Важные дела дома? — слова Абраксаса подобно протянутой руке в сложную минуту.

— Нет, — пока Лукреция продолжает молчать, Друэлла отвечает за двоих.

— Антонин остался в помощь Эванну. А Нотт? — Реддл складывает руки на груди, он хмурит брови, что не предвещает ничего хорошего.

Звенящая тишина заполняет паузы между словами.

Каждый из присутствующих готов услышать, что Эндрю их предал. И выдохнуть, потому что так он хотя бы будет в относительной безопасности. Так он будет плохим и за него можно будет не переживать. Это ведь так просто — не переживать.

Лучше бы он и правда предал.

— Он добился повестки с призывом на фронт, — Лу заканчивает затянувшуюся паузу, быстрым шагом проходя вглубь дома к лестнице. — Которая из комнат моя?

Ей удается сменить тему, но не настроение, воцарившееся среди ребят. Эдд прикусывает нижнюю губу, безмолвно злясь.

Это они с Томом задали тенденцию. Они показали пример. И хоть бы Эндрю вернулся живым.

Вальбурга бессознательно обнимает себя руками, громко дыша через нос, стараясь скрыть волнение.

Лишь бы вернулся. Лишь бы не дошел до черты, после которой проще умереть, чем возвращаться.

— Я покажу, — Эдд вызывается проводить Лукрецию на второй этаж. Девушка в свою очередь бросает взгляд на Ориона: удивительно, что её вещи забирает не брат. Удивительно, что не он вызывается проводить её до комнаты.

Впрочем, какое это имеет значение.

— Он ведь и вам ничего не сказал заранее, да? — Друэлла поднимает виноватый взгляд на друзей, отлично понимая, что точка в разговоре не поставлена. — Мы узнали после выпускного, когда нужно было ехать. Ни Антонина, ни Эндрю. Только мы вдвоем в итоге сели на поезд.

— Нет, он тянул, прикрываясь семейными делами, — Реддл морщится.

— Но хотя бы не врал, что приедет, — Абраксас выгораживает товарища, подчеркивая позитивные стороны его поступка.

— Вы с Лу ничего не могли сделать, — Сигнус обнимает Друэллу, аккуратно поглаживая её плечи, желая придать уверенности.

— Только силой притащить сюда и не дать совершить глупость, сломать себе жизнь, — на автомате огрызается Вальбурга. И поймав удивленные взгляды ребят, исправляется. — Но разве это было возможно сделать?

Ей кажется, что бомбы падают слишком близко. Звуки разрывают барабанные перепонки. Как можно так метко наводить орудие. И так промахиваться. Почему не в нее, разве машина — недостаточно большая цель? Или это игра, где ей всё равно не удастся выжить. Блэк вспоминает вкус земли, ей кажется, что земля снова заполняет её рот. И свинцовый вкус крови. Она слишком сильно сжимает зубы. Она невольно прикусила щеки с внутренней стороны.

— Нет, ты ведь знаешь, что нет, — Орион протягивает к ней руку, и Блэк моментально цепляется за неё, не желая проваливаться в воспоминания.

Лукреция невольно фыркает, быстро взбегая по лестнице.

— Она та ещё стерва, — Афелия наклоняется к Грейнджер, но последняя едва ли готова слышать слова соседки. Её внимание приковано к растерянному Тео. Весь мир против него. Весь его план трещит по швам.

Не испортить будущее. Но что если его отец погибнет.

— Хорошо, что они успели приехать до моего отъезда, — голос Тома приковывает к себе, заставляя Гермиону невольно прислушиваться к каждому его слову против воли. — Мне нужно будет поговорить с ними, а лучше просто забери у них воспоминания о Дамблдоре.

Абраксас кивает, не смотря на друга.

Гермиона обнимает себя руками. Такой логичный приказ. И слишком хладнокровный, чтобы быть правдой.

Ребята начинают расходиться, имитируя активную деятельность. Кто-то делает вид, что увлекается приготовлением завтрака, кто-то направляет все свое внимание на пятно, которое невозможно вывести без магии и усердно принимается тереть его подручными средствами. Это выглядит нелепо.

Взгляд Тома ловит взгляд Гермионы.

Они все слишком слабые, чтобы признать, что произошло. Это только выбор конкретного человека. Выбор, который многие из присутствующих здесь сделать не смогли.

Тео поднимается в свою комнату, словно его крепко ударили по голове. Всё перед ним расплывается, ноги, становясь ватными, отказываются подчиняться.

Тебе придется научиться не испытывать жалость, только так ты сможешь помочь.

Гермиона больше не смотрит в сторону Тома, но чувствует его взгляд на себе. Он продолжает смотреть, словно хочет загипнотизировать.

Этот взгляд рождает внутри одно единственное желание — сбежать. Что Гермиона и делает, устремляясь вслед за Ноттом. Она имеет на это право. Они из одного времени. Она может поддержать его без намека на что-либо.

— Ты в порядке? — дверь оказывается не запертой. Довольно не предусмотрительно со стороны Тео, если он всерьёз хотел побыть наедине с собой.

— У тебя вечером поезд, займись сбором вещей.

Или он просто не ожидал, что кому-то хватит отсутствия такта, чтобы зайти.

— Представляю, что ты чувствуешь. Мне…

— Нет, Грейнджер, ты не представляешь! Даже самую малость, нет! — Нотт взрывается неожиданно даже для самого себя. — Твои родители всегда в безопасности! Сначала уютный дом и семейный очаг, куда дочь может приехать на выходные и расслабиться. Потом ты их смогла защитить, а потом… потом все встало на свои места. А мой отец к тому моменту был мёртв. Мёртв, Грейнджер.

Повисает пауза. Тео пытается отдышаться и заставить себя успокоиться. Вот-вот и взболтнёшь лишнего. Расскажешь, как участвовал в поиске её родителей. Или хуже того, утонешь в рассказе, в какой ад приходилось возвращаться каждый раз.

Ей этого не нужно. И тебе не нужно, чтобы она погружалась в твоё прошлое. Тем более в настоящее.

— Может быть, если написать ему, что ты здесь, он сможет сбежать?

Эта фраза, брошенная невзначай. Гермиона до конца не отдает себе отчет в том, что говорит. Тео прав, она никогда не испытывала ничего подобного. Она не знает, как его поддержать.

— Скорее всего ему действительно нужно пройти через фронт. Эдд Розье прошел — и он как никогда близок к Тому. Может быть это защитит меня маленького в будущем.

Гермиона в ответ задумчиво кивает. Есть что-то успокаивающее в том, что Нотт всерьёз думает о будущем, где они существуют.

Она опускается на кровать, желая сбавить градус накала. И вздрагивает, когда Тео садится рядом, а после опускает голову на её колени, вытягивая ноги поверх одеяла.

Его кудри оказываются жёсткими и непослушными, когда Грейнджер запускает в них свои пальцы, представления о волосах Нотта рушатся. Да и эти представления не самые важные. Она входит в диссонанс, но быстро привыкает, накручивая его короткие пряди на палец одну за одной.

Кажется, или Тео засыпает на её коленях, успокаиваясь.

Гермиона не хочет думать о том, что происходит. Внутри закипает чужая для неё магия, пытаясь вырваться наружу. Ей ещё предстоит к ней привыкнуть, но скорее всего магия Реддла просто закончится, когда её собственная сможет полностью восстановиться. Хорошо, что Нотт не чувствует этих изменений. Странно, но хорошо.

***</p>

— Мы опоздали.

— В Италии поезда никогда не приходят вовремя, — Том морщится объясняя очевидное, а Грейнджер поеживается. Откуда ей знать такие банальные вещи. Они с родителями предпочитали передвигаться на самолетах между странами, а внутри всегда арендовали машины.

— Хочешь сказать, что этот наш? — Гермиона неуверенно указывает головой на подходящий поезд. Он движется медленно, словно подкрадываясь в темноте к перрону. И лишь дребезжащий фонарь, чудом уцелевший в военное время, дает возможность разглядеть, что номер на поезде схож с номером на билете.

— Мы будем ждать вас дома, — голос Абраксаса звучит строго и тепло одновременно. Грейнджер не сомневается, что будут. Это кажется ей слишком правильным и логичным.

— Мы все будем, — вторит ему Тео, пришедший на перрон вслед за Малфоем.

Гермиона хочет взять свой багаж, но её рука касается теплой ладони Тома. Он берется за ручку её багажа раньше. И делает это с видом, будто это что-то само собой разумеющееся.

— И мы вернемся, обязательно вернемся.