11 (1/2)

Ночь после возвращения в свою комнату… комнату Афелии, дается нелегко.

Первое, Грейнджер не нравится, каким взглядом Нотт провожает закрывающуюся за ней дверь — это ненормально. Это не дружба и не симпатия, но страх и необходимость. Эмоции, которые ей бы не хотелось более видеть по отношению к себе.

Взгляд, пропитанный слабостью. Слабостью, которая вызывает внутри невнятные чувства. Гермиона хочет защитить и бежать как можно дальше от него. Чтобы снова не взять на себя роль защитника. Никому не нужную роль.

Роль того, кто всегда получает тумаки и никогда — почести.

Второе, ещё больше Грейнджер не нравится снова находиться рядом с Афелией. Она пыталась вас обеих убить. Принести в жертву своему разыгравшемуся героизму. А теперь спокойно спит на своей кровати под конской дозой снотворного.

Ей тоже досталось заклинание, отбирающее силы, но судя по атмосфере в комнате и её состоянию, никто не поделился с Лестрейндж магией. Волшебства здесь нет. Как нет и грамма эмпатии от друзей.

Что весьма странно. Ведь и Алектус, и Диана вполне были на это способны.

На этой мысли Гермиону передергивает.

Третье, что не нравится Грейнджер, — она ожила после помощи Реддла. Помощи, дементор возьми, Тома Реддла. И теперь она чувствует его в себе так, словно он все время рядом. Проникает взглядом под кожу, читает мысли, касается её собственной магии, сверяя со своей. От этого откровенно тошно.

Ей просто необходимо себя отвлечь. И пока соседка спит, Гермиона погружается в изучение их общей комнаты. Кажется, первый раз всерьез после переезда.

Она мельком видела комнаты Вальбурги и Ориона, Абраксаса и Эдда и, конечно, их с Тео. У всех были общие черты — абсолютный минимализм. Поменяй местами и никто не обратит внимания, что комната не их. Единственное, что выдавало владельцев — магия, да расположение кроватей.

Но у Лестрейндж все было иначе. Над дверью в комнату она развесила защитные амулеты. Над кроватью висит ловец снов. По углам пучки трав. Грейнджер дотягивается до одного из них, сжимая кончики трав, протирает их между пальцев и подносит к носу. Сбор от сглаза. Интересно, что в других углах.

Афелия заполняет пространство собой. Она оставляет не только амулеты. Туалетный столик уставлен косметическими средствами. Поверх шкафа на вешалке висит шелковый халат в пол. На прикроватной тумбочке она забывает книги. А на открытых полках выставляет зелья.

Как будто кричит — я здесь как дома. Я здесь своя. Я есть.

Совсем недавно Гермиона сравнивала соседку с гриффиндорками и ей казалось, что между ними пропасть. Теперь она смотрит на Афелию под другим углом и кажется, что сходств больше, чем должно быть.

Лестрейндж слишком много. И при этом её нет совсем. От этой мысли по телу пробегает холодок. Не из-за этого ли Том так строг к ней. Он не понимает. И оттого не принимает. Не может до конца положиться на неё.

Грейнджер залезает под одеяло, растягиваясь на кровати.

Не пытайся понять. Научись существовать с тем, что имеешь. Или научи их жить по своим правилам, чтобы тебе было понятно.

Еще лучше, дождись завтрашнего ночного поезда до Лондона и выведай у Тома, что происходит в его доме на самом деле.

Уж он-то точно должен знать, в чем дело.

***</p>

Утром весь дом просыпается от внезапного визга, раздавшегося с первого этажа.

Афелия, а после и Гермиона, моментально подскакивают на кровати.

Грейнджер спускает ноги на пол, ловя флешбеки их жизни с Гарри и Роном в палатке во время охоты за крестражами. Все внутри сжимается, скулы напрягаются сильнее обычного, рука с палочкой принимает боевое положение. Гермиона решительно направляется к двери, забывая накинуть что-либо поверх ночной рубашки.

И все равно оказывается медленнее Лестрейндж.

Грейнджер всё ещё хочется злиться на соседку, но голову забивают совсем другие переживания. Гермиона полностью включается в происходящее, а Афелия и не думает вспоминать о прошлом, будто ничего и не было.

Пока Грейнджер замирает у двери в пижаме, Лестрейндж успевает облачиться в юбку и блузку, застегивая последние пуговицы на ходу. Будто спала с одеждой под подушкой. Она все еще без магии, но сил оказывается достаточно, чтобы продемонстрировать мастерство быстрых сборов, словно она тренировалась это делать, пока горит спичка.

Девушки обмениваются взглядами. Грейнджер задается немым вопросом, как у Афелии получилось её превзойти. И как, имея реакцию лучше, она может так много ошибаться.

— Ты можешь использовать магию? — Гермиона задает вопрос на автомате. Ей хочется убедиться, что её выводы верны: Лестрейндж всё ещё не дееспособна.

— В ней нет смысла, — Афелия разводит руками, демонстрируя, что даже палочки не взяла. — Теперь мне кажется, что это был визг радости, — она морщит нос. Привычная реакция на все, что кажется ей глупым и бесполезным.

— Радости?

Грейнджер на секунду замирает. Как давно около тебя кто-то кричал от радости. Она привыкла слышать крики, раздирающие людей болью. Но этот и правда был иного характера.

— Идём, — Лестрейндж первой выходит из комнаты, своим примером показывая, что опасности нет.

На первом этаже начинает образовываться столпотворение. Первой причину для радости замечает Диана, страдающая бессонницей, она и становится источником визга, бросаясь к входной двери.

Следом в прихожей появляются Вальбурга и Орион, читавшие в гостиной, наслаждаясь послерассветной тишиной.

Абраксас заходит в дом из сада. Он на ходу поправляет тренировочную мантию и деловито приглаживает растрепавшиеся волосы.

Со второго этажа начинают спускаться только проснувшиеся домочадцы. Заспанные и взъерошенные, они, зевая, пропускают под ногами ступеньки, спеша как можно скорее оказаться внизу.

На пороге в дорожных одеждах стоят Лукреция и Друэлла.

У Тео, спустившегося с остальными, спирает дыхание при виде них. Беллатриса взяла слишком много черт от матери — Друэллы Розье. Ненавистное лицо омерзительной стервы, которое он до сих пор иногда видит в кошмарах, и потому Нотт без сомнения узнает гостей дома.

Девушки должны были приехать вместе с его отцом.

Увидеть его молодым.

Должно быть, это будет так странно. Но ты ведь столько времени разглядывал его молодые фотографии… Здесь он будет здоров и полон сил, такой, каким ты его всегда и представлял.

Такой, каким ты мечтал его видеть, пока слушал глухой кашель больного, задыхающегося от происходящего человека.

— Как вы добрались? — Диана Розье повисает на шее двоюродной сестры.

— Как родители? — Вальбурга обнимает Лукрецию, сильно опережая в этом Ориона, который не спешит радоваться прибытию сестры. Он рассматривает её издалека, словно оценивает, как она изменилась с их последней встречи.

— Вы трансгрессировали к вокзалу сразу после выпускного? — Абраксас старается быть максимально радушным, однако задает вопрос, относящийся напрямую к безопасности всех, кто находится в доме. Осторожность на первом месте.

— Вы голодны? Как погода в Лондоне? Что говорят о войне? Как вам Хогвартс при власти Гриндевальда? Дамблдор по-прежнему держит оборону, как пишут в газетах?

Вопросы сыпятся градом. Гермиона чувствует, что в доме не хватало свежей крови, и сейчас все невольно пытаются надышаться, радуясь её появлению. Глоток кислорода.

Девочки ещё пахнут Хогвартсом. Давно оставленной в прошлом жизнью.

Друэлла — точная копия своих дочерей. Вернее, они словно были списаны с нее. Нарцисса забрала у матери голос и взгляд, а Андромеда и Беллатриса — всё остальное. И несмотря на это, девушка, стоящая сейчас в дверях дома, не вызывает внутри Гермионы злости или ненависти. Друэлла кажется на удивление милой. Едва ли не нежной. Как кукла, вылепленная из фарфора по человеческим лекалам.

Лицо Лукреции на её фоне выглядит острым. Она тоньше и аристократичнее. И опаснее.

Но самое удивительное, она похожа на брата. Черты её лица отдаленно напоминают Сириуса.

Грейнджер ловит себя на мысли, что оценивает гостей дома так, будто это её собственные гости. Будто от неё зависит их будущее здесь.

Она испуганно оборачивается и сталкивается взглядом с Томом. Словно читает его мысли. Он оценивает их сейчас, он принимает решение, можно ли им остаться. Гермиона кивает ему, демонстрируя свое согласие с происходящим.

И он, в свою очередь, соглашается с ней, бросая кивок в ответ: они обе здесь к месту. Дом ждал их. Ребята ждали.

— А где Эндрю Нотт? — вопрос от Теодора вырывает Грейнджер из их персонального вакуума на двоих с Реддлом.

Ей бы тоже было интересно увидеть Нотта старшего. Можно сказать, что она ждала его, надеясь узнать от него больше, чем от всех остальных. Но никто кроме них с Тео интереса определенно не разделяет и в доме повисает тишина.

Гермиона ловит растерянный взгляд Абраксаса, обеспокоенный взгляд Вальбурги и сердитый — Тома. Нотт задал вопрос, права на который не имел.