8 (2/2)

Но он и без того знает, что Гермиона не врет. Это первый раз, когда от её слов нет противоречий внутри. Первый раз, когда она вскрывает свою скорлупу.

Безусловно, это объясняет появившуюся в глазах Гермионы злость. В её прошлом, в его будущем — они похоже были знакомы.

Вопрос лишь в том, по какой причине она не смогла узнать его до того, как их представили друг другу?

***</p>

— Мы можем поговорить? — Абраксас догоняет Гермиону, когда та пытается сбежать как можно дальше от дома пожирателей.

Быстрым шагом она движется вдоль по широкой улице, радуясь сильным порывам ветра в лицо. Ей кажется, что вот-вот и она разревется. Должна была бы уже давно. Но слезы застревают в горле, отказываясь выходить наружу.

Ей даже наедине с собой не удаётся побыть слабой.

— Птицы сегодня низко летают, — Грейнджер обнимает себя двумя руками, вспоминая, как ровно так же убегала от дома Дафны в роковой вечер.

Сейчас те эмоции кажутся глупостью, они больше не имеют для неё веса. Как это было неправильно. Ты могла быть собой, ты могла чувствовать себя на своём месте. Если бы только смогла себе тогда это позволить.

Куда хуже было, когда до этого она примерно так же бежала от Хогвартса, после финальной битвы, из Норы и многих других мест, где чувствовала себя небезопасно.

И вот снова.

Воспоминания переплетаются в разноцветный клубок, теряясь в сознании обезличенными отголосками прошлого.

Это все не имеет значения. То, что происходит здесь и сейчас, ты тоже скоро забудешь.

Но каким же унизительным был допрос Реддла. Ведь они оба знали о её невиновности. Он точно чувствовал, когда она говорила правду. Но демонстративно уничтожал её, терзая самоуважение. Он довёл до сыворотки правды не из-за необходимости, он испытывал ее. Эти неудобные вопросы. И колкий взгляд Афелии, которая царственной походкой принесла зелье и осталась наблюдать.

Словно сейчас имела больше прав, чем когда-либо. Грейнджер пыталась увидеть в её глазах наслаждение, как в глазах Беллатрисы во время пыток, как во взгляде Фенрира, пытающегося убить Лаванду, как в выражении лица любого из Пожирателей во время битвы за Хогвартс.

Увидеть и напитаться.

Однако, Афелия Лестрейндж смотрела с презрением, и этот взгляд не был предназначен ни Грейнджер, ни Нотту. Удивительно, но на её лице были занемевший ужас и разочарование.

— Не замечал, — Малфой задумчиво поднимает голову к небу. Они действительно парят непривычно близко к земле. — Я хотел…

— Знаешь, говорят, животные раньше людей чувствуют опасность, и всегда прячутся первыми, — ей не хочется его слушать, она бесцеремонно перебивает. Интересно, что бы сказал ему Том. Как бы он себя повел, если бы оказался на её месте.

Ожидать расправы, не имея возможности воспользоваться палочкой. Магией, которая была так близко и так отчаянно далеко одновременно. Не было смысла сражаться.

Том знал, как ей это важно. Иметь возможность бороться за себя. Так же необходимо, как и ему самому. Поэтому он не вызвал на дуэль, а продемонстрировал своё подавляющее превосходство. Задушил морально.

— Они кричат, когда чувствуют опасность. И летают низко перед грозой, — Гермиона резко останавливается, поворачиваясь к Малфою. — Я твоя опасность сейчас, и я гроза. Тебе лучше вернуться домой. Напитайся мудростью у птиц.

Это вырывается непроизвольно. В другое время она бы попыталась поговорить, найти общие точки и договориться. Но злость берет верх. Ей больше некуда возвращаться. Она слишком долго была доброй в своем времени.

Когда играешь по правилам, с тобой редко считаются.

— Ты ведь понимаешь, почему я это сделал?

— Одно хорошо, мы наконец-то выяснили, что это был ты, — она выплевывает слова, отлично понимая, что провоцирует, возможно, единственного теперь союзника.

— И все же, ты ведь понимаешь почему? — не отстаёт Малфой. Будто совесть будет его мучить и нужно во что бы то ни стало заслужить прощение.

— А должна?

Злость подбирается к горлу, она чувствовала тоже самое, когда наблюдала за тем, как рушатся стены Хогвартса от магии потомков тех, с кем теперь живет в одном доме. И тоже самое она испытывала, когда увидела взгляд Гарри на нее после битвы.

В те разы она промолчала, а сейчас нет на это ни сил, ни желания.

Зато есть силы для мести. Она чувствует, как обида растекается по её капиллярам, захватывая контроль над телом. Порабощая её эмоции.

Абраксас сглатывает, замечая в ней ещё ярче, чем прежде, черты Реддла.

— Ты бы поступила ровно так же, если бы тебе показалось, что твоей семье что-то угрожает.

Грейнджер опускает руки.

Семье.

Вот что вы с Тео упорно упускаете. Но могла ли ты вообще заметить. Семье. А ведь ты ровно так же называла Гарри с Роном когда-то.

— И что ты хочешь теперь? Или это Реддл велел пойти за мной?

— Если я скажу, что сожалею о произошедшем, ты все равно мне не поверишь. Так что да, меня отправил Том, не хотел, чтобы кто-то оставался один в городе. Здесь действительно люди Гриндевальда. И это правда не безопасно.

— Хорошо, — Гермиона выдыхает, решая что нет смысла продолжать спор. — Что дальше?

— Я знаю пароль от погребов Вальбурги и как выйти на крышу дома. А ещё, как ты могла заметить, в совершенстве владею оглашающими заклинаниями. Может проводим закат этого дня красным сухим?

***</p>

— А как же догнать сестру и поддержать? — Орион возникает около Тео словно из ниоткуда.

Нотт поворачивает к нему лицо, даря кричащий взгляд, что он не побежит следом. Хотел бы, да не может себе этого позволить. А ещё понятия не имеет, как совладать с Грейнджер в подобном состоянии.

Она была похожа на Реддла.

И одновременно с этим Тео точно знал, что ей нечего терять, она сожгла все, что у неё было до. Том как будто никогда этим не мог похвастаться, и как одержимый хватался за жизнь и за власть.

— Добро пожаловать в дом, — Блэк протягивает ладонь. — Я не сказал тебе этого раньше. Извини.

— Спасибо… — растерянно тянет Нотт, но руку принимает.

— Вы очень дальние родственники или совсем не родные, верно? — слишком прямолинейно уточняет Орион.

— С чего такая догадка?

— Вальбурга не любит чистокровных, а я наоборот. Выходит, у вас разная кровь.

Нотт хмыкает, не желая до конца раскрывать карты. Достаточно и того, что Том с Абраксасом и Афелией знают. Это и так вызвало больше проблем, чем он мог себе представить.

— Это значит, что я теперь могу рассчитывать на твою поддержку?

— Да, — легко пожимает плечами Орион. — Но для кого-то это станет жирным минусом. Будь готов, что теперь всё может измениться.

***</p>

Гермиона чувствует, как хмель вина, выпитого с Малфоем, пытается взять контроль над её сознанием. Ей до сих пор непонятно, как так вышло, что за весь вечер никто их не побеспокоил. И как можно болтать так много ни о чем.

Абраксас рассказывал о школе. Перечислял особенности жильцов дома, но в основном незначительные мелочи. Вроде: в последнее Рождество в школе Диана была в чёрном платье. Афелия подтянула свои знания о зельях на шестом курсе с отвратительно до превосходно. Эдд ненавидит историю о чистоте крови. А Алектус обожает привозить из дома мешки со сладким. Сигнус никогда не общался с компанией Тома, предпочитая одиночество. А Вальбурга ровно наоборот. И ещё, она была старостой Слизерина. Как и Орион. Скоро приедут Друэлла, Лукреция и Эндрю Нотт. Но сам Малфой с удовольствием бы вернулся в Хогвартс, там великолепные вечеринки.

Поток бесполезной информации кружит ей голову, плотно смешиваясь с эффектом от вина. Если Том и хотел отомстить, то варианта лучше не придумать.

Волнение оказывается сильнее. И она моментально трезвеет, когда подходит к своей новой комнате.

Интересно, ручка двери обожжет её кожу? Может ли она быть проклята?

И почему ты не сказала, что вы с Тео в отношениях, чтобы остаться в одной комнате.

Это был ещё один способ уколоть. Разделяй и властвуй.

— Я не помешаю?

Грейнджер зажмуривается, приоткрывая дверь в комнату Афелии. Почему свободное место не могло быть в комнате Вальбурги. Или Дианы. Мерлин, да хоть в гостиной на диване спать, но не здесь.

— Том перенес все твои вещи около часа назад, — Лестрейндж сидит за туалетным столиком, поправляя косу перед сном. — Я поставила на прикроватную тумбочку снотворное и антипохмельное зелье. Не стесняйся воспользоваться. Хочешь, заплету и твои волосы? Должно быть, с ними весьма неудобно.

— Нет, спасибо, — Гермиона непроизвольно проводит ладонью по непослушным кудрям. — Я привыкла.

Лестрейндж равнодушно пожимает плечами. После чего ложится в постель, натягивая одеяло, скрывая пол-лица.

— Спокойной ночи.

Гермиона с секунду медлит. Может ли быть в этом подвох?

За дверью своей комнаты Афелия не кажется неприятной. Её вид не вызывает негативных эмоций. Атмосфера, которую она обычно создаёт в общих помещениях, выветривается. Грейнджер спокойно.