6 (2/2)

— Это не важно, — Абраксас отмахивается от Розье и быстро продолжает. — Просто представь, что хочешь выследить, по твоему мнению, сильного волшебника. Выследить и убить. Где бы ты расположила штаб?

Дрожь пробегает по телу прежде, чем Гермиона решается заговорить. История сворачивает совершенно не туда. Она догадывалась, что всё к этому придет, но надеялась на лучшее. Теперь кажется, что времени никогда не нравилось течь по тому руслу, что было в её прошлом.

А если время уже слишком сильно отошло от твоей действительности, то что ты теряешь? Она сжимает кулаки, чего Малфой не пропускает из своего внимания.

— Если бы я выслеживала сильного волшебника, — Грейнджер облизывает губы, ухмыляясь. Абраксасу на секунду кажется, что её выражение лица повторяет мимику Тома, но это ощущение быстро проходит. — Я бы не делала штаб. Нас было бы трое, иногда бы к нам присоединялись на время новые люди для усиления. Но я бы все время перемещалась. Потому что если ты выслеживаешь сильного волшебника, значит, он уже выслеживает тебя.

Она хорошо помнит, как это происходило с ней, Роном и Гарри. Она помнит, чем пахнут следы Тома и какой смесью горечи и безумия отдает его крестраж. Ещё она помнит, как медальон впервые соприкоснулся с её кожей и обжег, оставив неизгладимые следы. Ей перестало быть стыдно.

Больше не хотелось просить прощения за попытки защитить себя и близких людей. Она больше не стеснялась своей силы, раз и навсегда осознав, на что она способна.

Крестраж будто подталкивал вперед, разрешая не сомневаться в себе.

Обнажал тьму и влюблял в неё.

Грейнджер хочет как можно быстрее вынырнуть из своих воспоминаний, но они вязкой субстанцией затягивают глубже. Абраксас задал простой вопрос: как бы ты выслеживала волшебника.

Нельзя выследить сильного волшебника, не потеряв по дороге себя. Или не найдя? Вот в чем суть её воспоминаний.

— Если всерьез встанешь на след, то скорее всего проиграешь. Потому что именно этого он от тебя и хочет. Так ты станешь предсказуемым.

Малфой внимательно смотрит на неё, стараясь понять, шутит она или нет. И задумчиво отводит взгляд в сторону. Горгону в бабки этой девчонке.

В это время домой возвращается Алектус. Его одежду покрывает тонкий слой уличной пыли. Он оказывается первым, кто с помощью портала перемещается на задний двор их дома.

— Ал дома! — зачем-то чуть громче обычного произносит Абраксас.

Со второго этажа быстрым шагом спускается Афелия, направляясь в сторону брата. Не замечая остальных, она обнимает его и стряхивает пыль с плеч.

— Ты в порядке? — тихий шепот предназначен исключительно для Алектуса.

— Почти.

— Думаешь, Гриндевальд знает, что мы пытаемся идти за ним следом? — Диана тем временем продолжает внимательно изучать карту. Она действительно заинтересованно рассматривает улицы, проводя тонким пальцем по нарисованным домам. Возвращение жениха проходит мимо неё. Ей не интересно.

— Судя по виду Алектуса, да, — поджимает губы Малфой.

Розье всё-таки поворачивает лицо в сторону жениха, наблюдая, как брат с сестрой заходят в дом с улицы. И снова возвращает обеспокоенный взгляд к карте.

Внутри что-то надрывается. Если Геллерт действительно знает, то как скоро он сможет их обыграть? А если обыграет, то что будет потом. Как быстро с ними разделаются. Дыхание спирает. Закончится ли всё быстро — одной зеленой вспышкой?

— Сделаю чаю, вы будете? — она не дожидается ответа от Гермионы с Абраксасом, а молча уходит в сторону чайника. И начинает звенеть посудой.

— Ты слишком откровенно наблюдаешь за людьми, — Малфой не удерживается, чтобы не сделать Гермионе замечание.

— У вас это распространенная привычка, — она без доли стеснения огрызается в ответ. Не из-за злобы на Абраксаса, а просто потому что происходящее сильно выбивается из её представлений о жизни.

— Алектус с Афелией близнецы, думаю, ты и без меня догадалась, — он начинает медленно и тихо, растягивая слова, наблюдая, как захватывает внимание Грейнджер. — Они поругались курсе на пятом и долго не общались. Но видишь ли, Алектус довольно зависимый человек. Ему не хватает стержня, а Афелии не хватает внимания и обожествления её личности. Они помирились весьма неожиданно для нас всех. Не стоит воспринимать их как разных людей, и не смей их недооценивать. На этом можно обжечься.

— Почему они здесь? — Гермиона наклоняет голову вбок, решая пойти ва банк. — Что их привязало к Тому?

— Не слишком ли много ты хочешь узнать за один разговор? — Абраксас откровенно издевается над ней, усмехаясь. Она кажется слишком любопытной. И слишком честной в своих вопросах.

Излишне честной. И это определенно подкупает.

— Ты наблюдала за причиной верности Тому вчера. Будучи здесь, мы все под защитой друг друга. Сильнее, чем поодиночке. А он — центр этой силы.

Малфой забирает карту и направляется к Диане, чтобы всё-таки выпить чай.

Грейнджер пару секунд медлит, прежде чем последовать за ним, стараясь осознать сказанное. То есть она не была исключением. Том Реддл защищает своих людей. Убивает за Пожирателей. Теперь становится ещё интереснее подобраться к нему ближе. Или выпытать все у Абраксаса. Без разницы. Ей необходимо знать, чем он руководствуется на самом деле и почему это не вызывает страха в этом доме. Страха, способного гнать людей прочь.

В это время в дом следом за Алектусом возвращаются Вальбурга, Орион и Сигнус. Последними трансгрессируют Розье и Нотт. Гермиона присоединяется к Диане, чтобы помочь налить всем чай и убрать пыль с одежды.

Никто не обсуждает произошедшее. Вернее, они довольно обыденно сообщают о нескольких убитых и закусывают сообщение о смерти печеньем. Ребята ведут себя спокойно. Улыбаются и шутят, словно у них был самый обычный день. Ничем не примечательный и не опасный.

Грейнджер заставляет себя не сравнивать их с Орденом Феникса, где люди возвращались с заданий совсем в другом состоянии.

В этом доме цель всегда оправдывает средства.

Тео, словно невзначай, оказывается рядом с Гермионой и, незаметно от остальных, сжимает её руку под столом.

Ему всегда казалось, что он не достоин. Есть герои войны и те, кто заведомо проиграл. Он всегда был на стороне вторых. И до боли завидовал первым — завидовал гриффиндорцам и Грейнджер, отчаянно ввязывающейся в дуэли. Он никогда не думал о том, как это должно быть тяжко. Не думал, что каждое из столкновений оставляло на ней шрамы.

Но теперь чувствует это. Вернее, теперь он сам не чувствует ничего.

Их небольшое сражение закончилось. Злость достигла предела и сошла на нет. Он должен был бы радоваться. Но внутри пустота, практически бездна.

Ничего.

***</p>

Вальбурга и Сигнус медленно бредут по узкой улочке Рима. Они оба радуются, что им удалось незаметно ускользнуть из дома без явных на то причин.

Брат с сестрой редко получают возможность побыть вдвоём без лишних глаз, и поэтому учатся ценить такие моменты. Тишина — великая привилегия.

Когда идея о том, чтобы сбежать из Англии, только зародилась в голове Тома, Вальбурга и Сигнус были счастливы предоставленной возможности. Казалось, что может быть лучше, чем уехать от войны в компании друзей.

Они оба понимали, что дальше жить рядом с фронтом не смогут.

Италия казалось одновременно безопасной, далекой, но тем не менее играющей свою роль. Поэтому Том её и выбрал. Здесь они не были бесполезны.

Но чем больше времени проходило, тем больше окружающее давило на психику. И вот узкие улицы, которыми Вальбурга восхищалась первые недели, начинают душить своей паутиной. Громкие люди, поражающие воображение — утомлять. А климат, который здесь существенно жарче, чем в родной Англии, сжигать их тела.

— Родители давно не писали, — Сигнус выбирает момент, когда они остаются одни на всей длине улицы. Никто не сможет их подслушать, никто не заметит, как на лице Вальбурги отпечатается ужас.

— Может быть они наконец-то отказались от нас? — но она только весело пинает камень под ногами. Броня, которую ей удалось выстроить за период затишья, удивляет.

Этот ответ не радует Сигнуса. В отличие от Вальбурги, ему страшно думать о том, что они могут больше никогда не увидеть семью. Да, родители не правы в своих убеждениях. Но они не заслужили участи стареть в одиночестве при живых детях. И ему не по себе от мысли, что однажды их похоронят чужие люди.

Но его сестра не хочет или не может об этом думать. И поэтому он подыгрывает.

— Тебе продолжает сниться фронт? — Сигнус резко меняет тему.

Но Вальбурга и этот вопрос пытается проигнорировать.

Внутри Блэк всё сжимается. Со старшей сестрой они оказываются слишком далеки друг от друга. Из вежливости она могла бы спросить Сигнуса про его сны, он бы с удовольствием рассказал. Как делал это всегда. Но у неё нет желания спрашивать.

Когда-то он завидовал ей: завидовал всем старшим детям. Они казались свободнее, могли выбирать дорогу. А его удел, как всех младших — был оставаться подле родителей. Теперь он ей сочувствует. И где-то в глубине души радуется, что у него не было выбора.

Тем временем Вал замедляет шаг, становясь серьёзнее. Ради этих тем они сбегают с братом из общего дома. Чтобы несколько часов побыть обнаженными друг перед другом в своих чувствах. Но в этот раз она ощущает себя мухой, которая с каждым движением все больше и больше застревает в паутине. И этим не хочется делиться.

Разговоры больше не могут ей помочь, нужен новый способ.

— Что ты думаешь о Ноттах? — в этот раз она сама задаёт тему.

— Теодор неплохой парень, но он как Абраксас — никогда не видел открытый бой, однако полон ненависти. А с Гермионой, я так понимаю, ты смогла подружиться? — Сигнус с удовольствием хватается за предложенную тему.

Вальбурга отводит взгляд, наклоняет голову вбок, делая вид, что заинтересовалась чем-то под ногами.

— Афелия хотела взять над ней шефство, Тома она выводит на эмоции. Я не имела права с ней не подружиться.

— Врешь, этих причин для тебя мало.

Вальбурга нервно подпрыгивает, покачивая головой из стороны в сторону, ловит пальцами появившийся на улочке ветерок.

— У нее пепел в душе.

— Да, у них есть некая схожесть с Томом, — задумчиво тянет брат.

— С Томом? Я ведь сказала, что у нее в душе пепел, а не тьма.

Сигнус больше не пытается задавать вопросы сестре, он просто следует по дороге рядом с ней, наслаждаясь тем, что им ещё доступна такая роскошь — прогуливаться вместе.

Его пугают изменения, которые происходят в Вальбурге, но он отлично понимает, с чем они связаны.

После выпускного она сбежала на рассвете, не ложась спать и не возвращаясь в замок. Ему нравится думать, что это было именно так. И он никогда не спросит у неё, что случилось на самом деле.

Помятое письмо пришло спустя месяц. Он был поставлен перед фактом. Вальбурга ушла на фронт. Вслед за Томом и Розье. Только вместо передовой, где её могли пустить на пушечное мясо, оказалась в батальоне снайперов.

А спустя несколько месяцев вернулась в мирную жизнь и изменилась навсегда.

Побег из Англии вместе с Томом был для неё единственным спасением. Для Сигнуса — искуплением. За то, что был с родителями. За то, что оказался младшим и не мог выбирать свою судьбу.