Глава 8 (2/2)
Последним отчаянным усилием своей разумной стороны она оторвала взгляд от лица Гарри и уткнулась лбом ему в грудь. Она глубоко вздохнула, затем опустила руки и отступила от него. Её тут же окутал холод, и она снова задрожала. Позволяя ей отойти, Гарри медленно опустил руки по бокам, но продолжал следить за ней взглядом. Чуть склонив голову набок, он смотрел на нее всё теми же жаждущими глазами, но теперь с толикой задумчивости, как будто о чём-то размышлял.
— Я умираю с голоду, — жалобно пискнула Гермиона, снова устремив взгляд на палатку, которую едва могла разглядеть за снежной пеленой. — Пойду приготовлю нам что-нибудь на ужин.
С этими словами она направилась к палатке, оставив Гарри на заснеженной траве. Он не входил в палатку, пока Гермиона не накрыла стол к ужину. За готовкой она вспомнила про остаток пирога с патокой и три бутылки сливочного пива, которые хранила в сумочке для особого случая. Она совершенно забыла о них — во всём этом безумии с постоянными переездами и жизнью вдали от цивилизации было трудно думать о таких излишествах, как сливочное пиво и сладости. Гарри вошёл в палатку как раз в тот момент, когда она поставила на стол две бутылки и кусок пирога.
— Ужин готов! — крикнула она через плечо, когда Гарри подошёл к противоположной стороне стола. Она попыталась не обращать внимания на лёгкую нервную дрожь в пальцах и румянец, который по-прежнему согревал щеки. — И у меня есть сюрприз! Я приберегла немного сливочного пива и пирога с патокой для особого случая, и, думаю, наш сегодняшний успех с заклинанием щита вполне можно назвать таковым.
С нервной улыбкой она повернулась к Гарри. Она ожидала, что он будет вести себя так, словно ничего не произошло. Именно так они вели себя после каждого предыдущего интимного момента, будь то взгляд, прикосновение или та ночь, когда они держались за руки и смотрели на море. Но её сердце пропустило удар. Гарри смотрел на неё тем же взглядом, что и раньше. Тем же жаждущим, тёмным, пытливым взглядом, от которого у неё мгновенно сжался живот и снова участился пульс. Гермиона прикусила губу — глаза Гарри проследили за её движением и на мгновение задержались на губах, прежде чем медленно подняться обратно к глазам. Она быстро перевела взгляд на стол и заняла своё место.
Это было невозможно не заметить, в его глазах было неприкрытое желание. Дыши, — велела она себе, пытаясь успокоиться.
— Спасибо, Гермиона, — тихо сказал Гарри, прежде чем занять своё место за столом. Его голос звучал глубже, чем обычно, она никогда прежде не слышала у него такого голоса. Низкий, чуть хрипловатый. Её живот снова скрутил спазм. — Даже не верится, что ты всё это время где-то хранила сливочное пиво.
Гермиона неловко рассмеялась и заставила себя посмотреть ему в глаза. Глаза, которые выражали слишком многое.
— Я вроде как забыла о нём, — сказала она и начала нервно теребить рукав свитера, снова опустив взгляд на свою тарелку.
Она мысленно ругала себя за свои жалкие попытки вести себя непринуждённо. Это Гарри, её лучший друг, и они просто ужинают — они делали это уже тысячу раз, — но под этим его взглядом у неё не получалось контролировать ни своё сердцебиение, ни свои мысли. Её разум панически метался в поисках ответов на самые примитивные вопросы: что делать, как себя вести, что сказать.
Напряжение, сгустившееся снаружи палатки, проникло и внутрь. Каждый раз до этого они делали вид, словно ничего не произошло. Каждый раз они возвращались к своему нормальному поведению и привычной бесстрастной, лёгкой, дружеской атмосфере. Но сейчас её руки подрагивали, когда она схватила булочку из миски в центре стола.
Казалось, всё, что произошло за последние несколько месяцев, разом хлынуло в голову, и у неё не получалось это переварить. Она не могла с этим справиться. Не знала, что с этим делать. Последние несколько недель она прятала всё глубоко внутри, убеждала себя, что все эти прикосновения, взгляды и моменты близости между ней и Гарри не были чем-то особенным, что всё это не было чем-то значимым.
За весь ужин они едва ли обменялись парой слов. Взяв кусок пирога, Гарри поблагодарил её взглядом, и от этого тлеющего взгляда она чуть не выронила булочку изо рта. К концу ужина она окончательно поняла, что это было более чем значимым. Всё это было исключительно, в высшей степени значимым.
Отказавшись от своей булочки, она некоторое время рассеянно гоняла несколько горошин по своей тарелке, прежде чем поднять взгляд на Гарри. В животе тут же сжался знакомый узел — тот, к которому она тоже уже начала привыкать, который приходил с теплом, румянцем и жаром в нижней части живота. Тот, от которого сбивалось с ритма сердце. Слишком нервничая, чтобы есть, она продолжала ковыряться в своей еде. Чтобы прервать молчание, она начала торопливо рассказывать о том, что прочла о приготовлении зелий в нестандартных условиях — тема книг и чтения всегда заставляла её чувствовать себя более уверенной.
Она рассчитывала, что Гарри подхватит разговор, и они смогут вернуться к своему обычному поведению.
Но Гарри не подхватил. Закончив говорить, Гермиона обнаружила, что они снова сидят в тишине. Она уставилась на свои руки, в голове кружился целый вихрь мыслей. На этот раз молчание прервал Гарри.
— Всё было очень вкусно, — негромко сказал он, медленно проговаривая слова. Его голос по-прежнему оставался непривычно глубоким. — Спасибо за ужин, Гермиона.
— Пожалуйста… — Она подняла взгляд, и остаток фразы застрял у неё в горле при виде выражения его лица. Сердце заколотилось, и она поймала себя на том, что снова не дышит.
Она полностью отвела взгляд от Гарри и резко подскочила со стула, схватившись за необходимость убрать посуду. Собрав тарелки, она повернулась и отошла, чтобы поставить их на кухонную стойку.
Она крепко опёрлась обеими руками на край стойки, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, унимая сердцебиение и выравнивая дыхание. Она пыталась использовать технику медитации и взять под контроль мысли и эмоции, но внутри неё, совсем как за пределами палатки, бушевала настоящая метель. Тряпичные стены мягко колыхалась от ветра, и узел в её животе затянулся туже. Она подняла палочку, чтобы очистить посуду, но замерла, широко открыв глаза, когда почувствовала сзади приближение Гарри.
Он двигался медленно, давая ей время среагировать или отодвинуться — снова, в третий раз за этот день. Но на этот раз она стояла неподвижно, её пульс частил, а рука крепко сжимала палочку. Дыхание перехватило. Она ощутила тепло его тела позади себя — их разделяло не больше дюйма — и почувствовала, как воздух сгустился ещё больше. Он медленно обернул свою руку вокруг неё и положил ладонь на её руку с палочкой, опуская её обратно на стойку.
— Мыть посуду — моя обязанность, — тихо сказал он, склонившись к её правому уху. — Ты приготовила ужин.
От близости, от глубокого баритона его голоса по её спине пробежали мурашки. Она повернулась к нему лицом — и сразу поняла свою ошибку. Стоя так, она могла видеть его напряжённый, пытливый взгляд. Он изучал её лицо, как будто искал ответ на незаданный вопрос. Гермиона сделала бессознательный шаг назад, и её бедра мягко столкнулись с кухонной стойкой, остановив дальнейшее отступление. Она смотрела на Гарри широко распахнутыми глазами, её грудь сжалась. Яркость его глаз, их зелёное сияние и интенсивность взгляда не давали дышать. Он сделал шаг к ней, его левая рука легла чуть ниже её талии, а правая поднялась к лицу.
Она не дышала. Её лицо горело, жар внутри нарастал.
Он сделал последние полшага, окончательно сокращая расстояние между ними, и она почувствовала жар, исходящий от его тела. Его правая рука приблизилась к левой стороне её лица и убрала выбившийся локон ей за ухо. Не задумываясь, она наклонила голову к его ладони. Её глаза неотрывно следили за его взглядом, блуждающим по её лицу.
Она растеряла все слова. Все мысли.
— Гермиона? — сказал он чуть громче шёпота, наклонившись к ней.
— Да, Гарри? — слетело с её губ настолько тихо, что он не услышал бы, если бы не находился всего в нескольких дюймах от её лица.
— Мне остановиться? — Его слова были ясны, но голос звучал хрипло. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своём лице.
Комната казалась маленькой, воздух спёртым, грудь сдавило, а в мозгу словно произошло короткое замыкание — в голове мелькала какая-то бессмыслица. Она не могла остановить горячую тугую спираль, которая сворачивалась в нижней части её живота. Слово сорвалось с губ прежде, чем она успела его осознать.
— Нет.
И Гарри поцеловал её. Преодолев последний оставшийся дюйм, он накрыл её губы своими. Его губы были мягкими, они прижимались к её губам нежно, медленно, с долей неуверенности. Она резко вдохнула при первом контакте. Он ненадолго прервал поцелуй только для того, чтобы ещё крепче прижаться губами к её губам.
По её телу разлилось тепло, сердце бешено заколотилось, а ноги начали дрожать. Гарри шагнул вплотную к ней, левой рукой сжимая её бедро, а правой поглаживая её лицо, и повернул голову, чтобы углубить поцелуй. Одна её рука оказалась на его груди и крепко сжала ткань его свитера в кулаке, а другая вцепилась в стойку.
Её разум был пуст, тело напряглось от нервного возбуждения, а внутренности горели от жара, исходившего откуда-то из самого её центра. Поцелуй ускорился, становясь уверенным и отчаянным. Гарри провел языком по её нижней губе, и она открыла рот, пуская его внутрь. Не торопясь, он пробовал её на вкус, проводил языком по внутренней части её рта, знакомился с ней, и она издала тихий стон ему в рот.
Хватка на её бедре усилилась при этом звуке, и он снова шагнул вперёд, прижимаясь к ней, вжимая её зад в стойку. Она нежно прикусила его нижнюю губу, и он застонал, увеличивая интенсивность поцелуя. Теперь они оба крепко сжимали друг друга, рука Гарри запуталась в её волосах, пальцы Гермионы отчаянно вцепились в его свитер, её колени ослабли, она прижалась к нему всем телом. Он раздвинул её ноги коленом и просунул своё бедро между её бедрами.
Ещё один беспомощный стон сорвался с её губ. Всё её тело было в огне, она горела от ощущения столь тесного физического контакта, но хотела большего — нуждалась в большем. Знакомая тугая спираль в её центре скрутилась ещё сильнее. Гарри целовал её глубоко, страстно, с каждым вдохом поцелуй становился всё более настойчивым. Их языки переплелись, Гермиона вцепилась в него так крепко, как будто боялась отпустить. Рука Гарри переместилась с её волос на шею, его большой палец круговыми движениями ласкал её кожу по пути следования. Лихорадочный темп их поцелуя вывел её на грань взрыва, она чувствовала старую забытую пульсацию между бёдер. Нога Гарри снова толкнулась между её ног, и она отчаянно застонала, прижимаясь к его твёрдому телу, требуя большей близости. Его рука на её бедре сжалась крепче, большой палец скользнул под подол её свитера. Он медленно скользил ладонью по её боку, пока не задел шрам на рёбрах.
Она сильно вздрогнула, почувствовав, как его большой палец прошёлся по её среднему шраму и как дёрнулась при этом его рука. Он коснулся шрама, который заканчивался прямо под её правыми рёбрами, и поцелуй прервался. Она опустила голову, тяжело и быстро дыша, и, отпустив свитер Гарри, прижала руки к своей груди. Её ноги дрожали, она вся дрожала.
— Прости, — поспешно выдохнула она, боясь поднять глаза. Её сердце колотилось, а жар между ног пульсировал, умоляя снова прижаться к нему, но её разум вспыхнул от прикосновения к шраму, и на неё накатила волна совершенно других эмоций. Её затошнило.
— Гермиона, — сказал Гарри срывающимся голосом, его рука уже покинула её бок, чтобы мягко лечь ей на плечо. — Прости… Я… я не подумал, прости… Я увлёкся.
Он понял, что совершил ошибку, в ту же секунду, как почувствовал грубую кожу под своим большим пальцем. Глупая, глупая ошибка. Мысленно застонав, он зажмурил глаза. Она всё ещё смотрела на его грудь, её дыхание оставалось неровным, грудная клетка быстро поднималась и опускалась, плечи поникли и не двигались.
— Всё в порядке, — тихо сказала она.
— Нет, — со вздохом сказал Гарри, делая шаг назад и убирая от неё руки. — Это было глупо с моей стороны, прости, Гермиона. Я не подумал.
Гермиона медленно подняла голову и посмотрела на него со слабой, надломленной улыбкой. Сердце Гарри упало — её глаза блестели влагой. Её щёки горели, губы покраснели и припухли, и Гарри не мог отбросить мысль, что она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел, — и всё же его сердце разрывалось, когда он смотрел на неё. Это он сделал. Он вызвал эти слёзы на её глазах. Грёбаный идиот.
— Всё в порядке, Гарри, — повторила она, изображая уверенность. Опустив руки от груди, она немного выпрямилась и прочистила горло. — Я… я просто до сих пор не привыкла к ним. Они… Я не… Это так… — Её голос начал дрожать, и она снова опустила глаза. — Я знаю, что они… они неприятные… Я просто… Я забыла… А когда ты… Это заставило меня всё вспомнить. Прости, ты не сделал ничего плохого, — слова лились из неё потоком. Он увидел, как начали дрожать её плечи.
Гарри сделал ещё один шаг назад, чтобы дать Гермионе пространство, и в отчаянии провёл рукой по волосам. Он понятия не имел, что сказать.
— Я… я пойду в душ, — быстро сказала она, отходя от него и на нетвёрдых ногах направляясь в ванную.
Гермиона быстро закрыла за собой дверь ванной и прислонилась к ней спиной, в то время как Гарри остался стоять на кухне, вцепившись обеими руками в волосы. Некоторое время простоял без движения, после чего тяжело опустился лбом на кухонную стойку.
Чёрт, — подумали они оба.
Гермиона провела обеими руками по волосам. Её сердце всё ещё колотилось, а голова пошла кругом, когда её поразило осознание того, что только что произошло.
Она осторожно прикоснулась к губам и оттолкнулась от двери, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Её волосы были в беспорядке, щёки раскраснелись, а губы припухли. Её свитер сидел криво, свободный ворот свисал набок, так что она могла видеть верхний шрам, выглядывающий прямо над ключицей. Её накрыла волна горького гнева, лицо исказилось. По щекам потекли горячие слёзы.
Она сердито сорвала с себя свитер через голову и уставилась на своё отражение. Это было ужасно. Ничего не изменилось с того дня, как она очнулась после нападения. Не обращая внимания на комок в горле, она подняла дрожащую руку и провела пальцами по отметинам. Кожа в этих местах была грубой и бугристой с наплывами и провалами в тех местах, где из-за тёмной магии разорванная плоть заживала неравномерно. Желудок сжался, ей хотелось кричать. Грёбаные шрамы! Грёбаные уродские шрамы! Грудь быстро поднималась и опускалась, из горла вырвалось рыдание.
Когда Гарри прикоснулся к её искажённой коже, в ней резко поднялась волна паники. Она содрогнулась, когда её тело вспомнило боль, агонию, кровь и страх. Она вспомнила себя, лежащую в траве, и выражение его глаз, когда он увидел её, и своё глубокое отвращение к постоянным отметинам на её некогда чистом теле. Отвращение, которое она могла игнорировать до этого момента.
Она повернулась к душу и включила воду резче, чем это было необходимо, наложила заклинание быстрого нагрева, сбросила оставшуюся одежду и вошла в душевую кабинку. Несколько минут она с остервенением тёрла себя и проклинала свои шрамы, после чего начала потихоньку успокаиваться. Она заставила себя дышать медленно и ровно.
Когда её дыхание наконец выровнялось, она попыталась разобраться со своими эмоциями. Она была расстроена, зла, смущена и в данный момент испытывала явную сексуальную неудовлетворённость после жаркого поцелуя, который только что разделила с Гарри. Застонав от бессильного разочарования, она тяжело прислонившись головой к стене кабинки. Эмоции носились в голове, как взбесившиеся бладжеры, это было почти больно. Вот тебе и «не идти на поводу у эмоций», — жалобно подумала она, ополаскивая свои кудри под водой. Вот тебе и «шрамы не имеют значения». Она сердито сплюнула.
Пока она мылась, в её голове проносилась сотня вопросов. Что только что произошло? Как это изменит их отношения? Как это повлияет на их миссию? Что он подумал, когда прикоснулся к ним? Что значила его реакция? Как им вести себя теперь, после поцелуя? Что бы случилось, если бы она не остановилась, если бы у неё не было этих злосчастных шрамов, которые заставили её остановиться? Это было так интенсивно, так страстно, так горячо. Гермиона никогда прежде никого так не целовала. Она вспомнила неуклюжие, чужие губы Виктора, когда он поцеловал её на четвёртом курсе. Тот поцелуй был мокрым и неловким, и реакция её тела совершенно не походила на то, что она испытала сейчас.
Ничто из её опыта не походило на то, что она испытала сейчас.
Вопросы так и крутились в её голове, пока струи горячей воды продолжали омывать тело. В какой-то момент она попыталась убедить себя, что в произошедшем не было ничего особенного, что это просто закономерный результат подавляемого сексуального напряжения вкупе с постоянным пребыванием в одной палатке. Однако в глубине души она знала, что это чушь. Она знала, что происходит что-то значительное, и от этого чувствовала себя ещё хуже. Если то, что произошло, имело значение, то она должна была признать, что испытывает настоящие чувства. Настоящие чувства, её чувства, которые можно задеть или ранить. Что, если Гарри не захочет меня из-за моих шрамов? Что, если они вызовут у него отвращение? У меня они вызывают отвращение — потому что они ОТВРАТИТЕЛЬНЫ! Она почувствовала себя больной.
Она уронила голову на руки, её плечи затряслись под струями горячей воды, лужицей собирающейся у ног. Она никогда не считала себя особо привлекательной девушкой, но одна мысль о том, что должно было пронестись в голове Гарри, когда он прикоснулся к этому, её просто убивала. Она с болью в груди вспомнила, как дёрнулась его рука. Она знала, что Гарри не из тех, кто судит по внешности, но… у каждого есть пределы. Его рука дёрнулась.
Это было именно то, чего она боялась с той самой секунды, как впервые увидела шрамы. В то время она не думала, что это будет с Гарри, но полагала, что когда-нибудь с кем-нибудь это в конце концов произойдёт. Кто-нибудь обязательно увидит их, кто-нибудь прикоснётся к ним — рано или поздно. Она застонала. Это было жалко, незрело и тщеславно, но правда заключалась в том, что шрамы подорвали её уверенность в своей внешности. Одна мысль о том, чтобы раздеться перед кем-то, заставляла её съёживаться. Она по-прежнему была уверена в себе и своих способностях, и, пока на ней были свитера, она могла забыть о шрамах и просто быть собой. Но прикосновение Гарри вернуло всё назад — всё разом — и неуверенность в своей внешности, и воспоминания о той ночи, когда на неё напали. Это потрясло её больше, чем она могла ожидать. Она думала, что справилась с этим, но теперь поняла, что только загнала всё это в тёмный уголок своего сознания.
Закончив принимать душ, она медленно оделась, снова в ту же одежду — она слишком спешила сбежать из кухни, чтобы побеспокоиться о свежем комплекте, поэтому пришлось обойтись очищающим заклинанием.
В нерешительности она положила одну руку на дверь ванной. Постояв так некоторое время, она легонько стукнулась об неё головой. Она понятия не имела, что делать дальше. Она только что целовалась с Гарри Поттером — своим лучшим другом. И ей это понравилось. Очень. Она не знала, как это изменит их отношения. Не знала, что чувствовал он. Не знала, как выйти из этой ванной и посмотреть ему в глаза, — и просто не представляла, что со всем этим делать.
Её рука слегка дрожала, когда она взялась за дверную ручку. Она попыталась затолкать подальше все ненужные мысли, эмоции и воспоминания. Включая новое воспоминание о том, как рука Гарри дёрнулась, когда он прикоснулся к ней и почувствовал её шрам. Она в последний раз негромко боднула лбом дверь и решительно повернула дверную ручку, чтобы выйти из ванной.