Глава 5 (2/2)

— Спокойной ночи, Гермиона, — сказал он шёпотом, прежде чем отпустить её локоть и медленно пойти к палатке.

Гермиона стояла на месте, не двигаясь. Её тело превратилось в раскалённую печь, щёки пылали, сердце бешено колотилось, а разум внезапно снова заработал.

Что, к дьяволу, это было? Её разум лихорадочно анализировал ситуацию, пытаясь разобраться, что только что произошло, что это значило и почему её тело так отреагировало. Почему она чувствовала себя такой взволнованной? Она целовала Гарри в щёку на четвёртом курсе, и это определённо было не так. Она стояла как вкопанная, провожая спину Гарри взглядом, пока он шёл к палатке. Сегодня ночью была её очередь нести первую вахту, но она не сделала ни шагу к своему обычному «посту» в нескольких футах от палатки.

Прохладный бриз с океана коснулся её лица, и она вздрогнула, шагнув навстречу теплу голубого пламени, мерцавшего у ног. Когда Гарри скрылся в палатке, она медленно наклонилась, подняла банку с огнём и задумчиво направилась к своему наблюдательному пункту. Она не знала, что делать с тем, что только что произошло, или как это повлияет на её отношения с Гарри в будущем, и, главное, она совершенно не представляла, что делать с тем, как она отреагировала на это — с тем, насколько ей это понравилось.

***

Когда Гарри вышел, чтобы сменить её через четыре часа, он вёл себя совершенно нормально; между ними ничего не изменилось. Гермиона поблагодарила его и с облегчением пошла в палатку, чтобы поспать следующие четыре часа.

На следующее утро они позавтракали как обычно и ещё раз посмотрели на карту береговой линии, которая была у Гермионы. Ветер усилился, и погода стремительно портилась, так что они согласились, что лучше всего было бы добраться до небольшой бухты примерно в двадцати милях к югу. Они быстро разобрали палатку и двинулись в путь. Двигаясь скорым шагом, они дважды останавливались, чтобы передохнуть и наскоро перекусить.

Восемь с половиной часов спустя ветер превратился в полноценный шторм, небо сильно потемнело, а бушующие волны с силой разбивались о прибрежные скалы — но они достигли места назначения. Приблизившись к небольшой бухте, они заметили высоко расположенную пещеру. Она выглядела немного зловеще, но, к счастью, оказалась необитаемой, поэтому они решили установить палатку внутри, чтобы получить дополнительное укрытие от непогоды. Далеко над водой промелькнула вспышка молнии, и вскоре прогремел гром. Гарри обменялся взглядом с Гермионой и вышел, чтобы установить охранные и сигнальные чары, пока Гермиона занималась установкой палатки. К тому времени, когда Гарри вернулся, начал накрапывать дождь. Гермиона наложила на колышки палатки дополнительные заклинания, чтобы они не вырвались из земли под сильными порывами ветра.

Гарри помог ей с последними двумя колышками, и они быстро вошли внутрь. Начался ливень, и дополнительное укрытие, предлагаемое маленькой пещерой, оказалось как нельзя кстати. Быстро поужинав, они оба в изнеможении опустились в кресла в «гостиной», которая располагалась в центральной части палатки. Гермиона беспокоилась, что случившееся прошлой ночью добавит неловкости в их взаимодействие, но этого не произошло. В комнате не чувствовалось никакого напряжения, и Гарри оставался самим собой. Единственное, что изменилось, — это мысли, которые теперь заполняли голову Гермионы, когда она пыталась разобраться, что это значит и что она чувствует по этому поводу. Но непринуждённое, расслабленное поведение Гарри немного её успокоило. В ту ночь они оба согласились отказаться от дежурства, вместо этого Гарри добавил два круга сигнальных чар на расстоянии в триста и девятьсот футов от их палатки, к тому же, учитывая шторм, было крайне маловероятно, что кто-нибудь их побеспокоит.

Так что Гермиона умылась, почистила зубы и с чистой совестью направилась к своей койке. Гарри пожелал ей спокойной ночи, и она ответила ему тем же, прежде чем забраться в постель и повернуться лицом к стене палатки. Снаружи стучал дождь, ветер громко колотил по ткани палатки. Она закрыла глаза и постаралась успокоить свой разум и унять тихое чувство вины, которое нарастало в течение всего дня. Иногда в общей череде событий ей бывало сложно уследить сразу за всем, но сегодня вечером её мозг наконец смог сосредоточиться на главной причине её беспокойства после прошлой ночи

Джинни.

Гермиона не могла избавиться от чувства вины за те чувства, которые испытывала. Да, Гарри и Джинни расстались в конце шестого курса, но Джинни оставалась её подругой, и Гермиона чувствовала себя ужасно из-за того, что происходило между ней и Гарри. Хотя, честно говоря, на самом деле между ними ничего не произошло, и она даже не знала, имело ли то, что между ними ничего не произошло, какое-то значение — она всё равно чувствовала себя виноватой.

Но восьмичасовая прогулка не прошла даром для её организма, и, несмотря на все тревоги, она быстро провалилась в сон.

***</p>

Следующие несколько дней прошли по их обычному графику, за исключением того, что из-за ужасной погоды большую часть времени их передвижения ограничивались пределами палатки. Бег вокруг палатки пришлось заменить бегом на месте, но и только, в остальном их тренировки не изменились.

Гермиона научила Гарри заклинаниям ferula и anapneo, чтобы он мог сделать перевязку или наложить шину на сломанные кости и не дать кому-то задохнуться.

Гарри показал Гермионе более подробную информацию о найденном им защитном заклинании, и она помогла ему усовершенствовать движения палочки, основываясь на описании в книге. В конце концов она согласилась помочь ему попробовать это заклинание на практике, но не раньше, чем они потратят чуть больше времени на его изучение. Она очень беспокоилась, что они могут навредить себе, если неправильно его наложат. Гарри принял её условие и вытащил другой талмуд из её сумки, чтобы продолжить чтение.

Гермиона нашла интересную главу в своей книге о «связующей» магии и была уверена, что она может оказаться полезной в разгадке тайны окольцованного оборотня. Она поделилась с Гарри своими подозрениями, что кто-то, возможно, магически подчинил оборотня для того, чтобы использовать его в своих целях. В таком случае должен был использоваться какой-то механизм подчинения. Это, безусловно, была тёмная магия, возможно, даже магия крови. Гарри нахмурился, но согласился, что исследование нужно продолжить, и попросил её держать его в курсе того, что она обнаружит.

Пять дней спустя погода никак не улучшилась, дождь продолжал лить, а ветер — безжалостно опустошать местность. Из-за постоянного пребывания взаперти в палатке Гермиона, как и Гарри, начала ощущать заметное напряжение. После одной особенно изнурительной тренировки она стояла в душе и лениво размышляла о всех небольших, но довольно интимных прикосновениях, которые то и дело продолжали проскакивать между ней и Гарри. Горячая вода приятно расслабляла, помогая разогнать узлы в её напряжённых мышцах.

Её руки пробежали по шрамам на груди, и она даже не вздрогнула. Она наконец привыкла к их ощущению под своими пальцами. Она ненавидела их; прикосновения к грубой, бугристой и жутко белёсой коже было ей неприятно, но больше не вызывало тошноты. Выйдя из душа и увидев своё отражение в зеркале, она отреагировала точно так же, как реагировала каждый раз. Она нахмурилась. Затем надела джемпер с длинными рукавами и высоким воротом, чтобы скрыть шрамы. Ей было грустно признавать, что большая часть её одежды была трансфигурирована так, чтобы прикрыть её грудь до самой шеи. Её одежда и раньше не была особо открытой, но верхний из трёх её шрамов начинался чуть выше левой ключицы, так что полностью его могли прикрыть только водолазки или свитера. На этот раз она выбрала свой недавно трансфигурированный тёмно-красный джемпер и пару удобных джинсов.

Она попыталась что-нибудь сделать со своими волосами, но в конце концов оставила их как есть, лишь скрепила несколько прядей по сторонам небольшой заколкой, чтобы они не падали ей на лицо. Выйдя из ванной, она направилась на кухню и обнаружила там Гарри, который сидел за кухонным столом и внимательно изучал Карту Мародёров. Гермиона подошла ближе, чтобы составить ему компанию, и заметила, что он пристально смотрит на башню Гриффиндора, а именно на одну конкретную точку — с именем Джинни.

Гермиона замедлила шаг и почувствовала ощутимый укол вины. Попытавшись проглотить это неприятное чувство, она направилась к месту напротив Гарри.

— Привет, — тихо сказала она, садясь на своё место.

Гарри вздрогнул и поднял на неё взгляд. Очевидно, он сильно задумался и не слышал, как она подошла.

— Привет, — сказал он более бодрым голосом, чем она ожидала. — Ну как, теперь чувствуешь себя человеком?

Она фыркнула и улыбнулась ему.

— Теперь да. — Она посмотрела на карту и увидела, что точка Джинни кружит в общей комнате рядом с Невиллом. — Ты, гм… должно быть, скучаешь по ней.

Она постаралась, чтобы её голос звучал легко и непринуждённо.

— Да, конечно, — грустно сказал Гарри, снова взглянув на карту. — Я скучаю по ним всем. Надеюсь, у них всё хорошо.

— Я тоже, — медленно сказала Гермиона, стараясь держать руки при себе и изо всех сил сопротивляясь желанию взять его за руку. — Мне жаль, что ты не смог её увидеть.

Её слова были искренними. Гермиона действительно так думала. Она правда сожалела о том, что отношения Гарри и Джинни были испорчены войной и что Гарри вынужден был расстаться с любимой девушкой ради того, чтобы скитаться по лесам, пытаясь спасти мир. И в этом заключалась ещё одна причина, по которой эта война была абсолютным дерьмом. Она разрушала всё хорошее и разлучала людей.

— Да, мне тоже, — сказал он, поднимая глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. — Ты ведь тоже по ним скучаешь, да? По Джинни, Невиллу, Луне и всем остальным.

Разум Гермионы снова начал анализировать ситуацию — казалось, Гарри действительно был опечален разлукой с Джинни, но вовсе не так, как она ожидала. Как будто он скучал по Джинни не больше, чем по другим их друзьям, что было странно. Должно быть, Гарри заметил недоумение на её лице. Несколько секунд он смотрел на неё с равным недоумением, пока наконец не понял, что её смутило.

— О, — почти застенчиво сказал Гарри, явно чувствуя себя неловко. — Я забыл, что ты не… эм, я скучаю по ней, да… но э-э… Джинни и я… мы… ну, мы больше не вместе.

— Да, я знаю, — медленно проговорила Гермиона, глядя на него с искренним любопытством, но стараясь сохранить беспечный тон. — Но… я думала, что это временно и что вы собирались… ну, знаешь… возобновить отношения, когда всё это закончится.

Гарри неловко заёрзал на стуле; его глаза нервно посмотрели на карту, как будто она могла слышать разговор.

— Н-нет, — медленно сказал Гарри. — Всё не совсем так.

Гермиона выпрямилась и изогнула бровь, совершенно сбитая с толку его поведением и тем тоном, которым он произнёс последние слова. Она думала, что он всё ещё влюблён в Джинни, что они будут вместе, когда война закончится, но, судя по языку его тела, тону голоса и смущённому выражению лица, она чего-то явно не знала.

Гарри неловко почесал затылок, избегая её взгляда.

— Это, эм… по правде говоря, не моё дело об этом рассказывать, — сказал он, наконец посмотрев ей в глаза. — Но… всё не так. Мы не… вместе.

Гермиона подвинулась вперёд, скрестив ноги под столом и наклонив голову.

— Гарри, я не понимаю, — сказала она без раздражения, но в крайнем замешательстве. — Что значит, это не твоё дело?

Гарри вздохнул и провёл рукой по волосам, а затем облокотился на стол обоими локтями, прежде чем заговорить.

— Слушай, я не думаю, что это так уж важно на самом деле, и со своей стороны я не вижу в этом ничего такого, но… — Гарри пристально посмотрел на нее. — Но мне нужно, чтобы ты пообещала никому об этом не говорить. Это дело Джинни, и она сама расскажет людям, когда ей будет удобно. Я скажу тебе, но только потому, что точно знаю, что Джинни тебе доверяет.

— Конечно, я ничего никому не скажу, Гарри, — пообещала Гермиона, не совсем понимая, к чему идёт этот разговор.

— Гермиона, Джинни — лесбиянка, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И наш разрыв был полностью взаимным.

Гермиона сидела тихо, поражённая услышанным — не потому, что её задел сам факт нетрадиционной ориентации Джинни, это-то её как раз совершенно не волновало, — а потому, что она этого не знала и Джинни ей не сказала. Нет, разумеется, Джинни не должна была ей ничего рассказывать. Она вообще не была обязана ни перед кем объясняться. Гермиона была просто крайне удивлена.

— Ч-что? — произнесла она с открытым ртом. — Я… я не знала.

— Я знаю, — робко сказал Гарри, одарив её лёгкой, почти сочувственной улыбкой. — Она нервничала по поводу того, чтобы сказать тебе.

— Но почему? Ты же знаешь, что я бы её поддержала!

— Да, знаю. — Гарри успокаивающе похлопал её по руке, прежде чем обхватить свой стакан с водой. — Она нервничала, потому что не хотела, чтобы ты чувствовала себя неловко рядом с ней. И потому что она сама поняла это совсем недавно и ещё не успела привыкнуть и до конца осознать.

Затем Гарри рассказал Гермионе о том, что на самом деле произошло на шестом курсе. Каким счастливым и взволнованным Гарри себя чувствовал, когда впервые поцеловал Джинни. В каком восторге пребывала Джинни, наконец-то добившись внимания «любви всей своей жизни» и единственного человека, с которым, как она думала, ей суждено было быть. Вот только после нескольких недель поцелуев они начали понимать, что что-то не так. У них просто не получалось почувствовать себя комфортно друг с другом.

Гарри думал, что та глубокая привязанность и забота, которые он испытывал по отношению к Джинни, и есть любовь. Но после нескольких недель, проведённых вместе, он начал понимать, что это неправильно, и, честно говоря, его не влекло к ней таким образом. Гарри действительно любил Джинни — и всегда будет любить, — но правда заключалась в том, что эта любовь была братской. Точно так же он любил Рона, Фреда и Джорджа. Ему хотелось защищать её, заботиться о ней, потому что для него она была семьёй. Он понял, что принял эту любовь за романтическую, и очень переживал о том, что делать дальше.

А Джинни… Она призналась ему, что её никогда в жизни не привлекал ни один парень. Она была одержима Гарри с юных лет, и эта одержимость переросла в увлечение, которое она считала романтическим. Она думала, что причина, по которой её не привлекал Дин, заключалась в том, что она была влюблена в Гарри. Она думала, что то, что она ничего не чувствовала, когда Дин целовал или касался её, объяснялось тем, что на самом деле она не была в него влюблена и встречалась с ним только для того, чтобы заставить Гарри заметить её.

Но, к своему удивлению, она обнаружила, что ничего не изменилось и тогда, когда она стала встречаться с Гарри. Он ей очень нравился, и она отчаянно хотела почувствовать то, что должна была чувствовать, когда он её целовал. Но этого не было. Как только первый восторг рассеялся, она ощутила то же чувство пустоты, что и раньше.

Расстроенная, Джинни попыталась разобраться в себе и, с подсказки друзей, наконец поняла, что её просто не привлекают парни как таковые, и именно поэтому она никогда не испытывала к ним физического влечения. Она призналась в этом Гарри, и Гарри признался в ответ, что тоже не испытывает к ней романтических чувств. Он сказал, что желает ей счастья и что он хотел бы остаться её другом. В итоге они оба испытали значительное облегчение, обнаружив, что другой сомневался в их отношениях и чувствовал себя неловко, находясь вместе.

По просьбе Джинни Гарри согласился поддерживать видимость отношений, пока она окончательно не разберётся в себе. Она нервничала из-за того, как это примет её семья, как отреагируют её друзья, когда всё узнают. Расставание в конце года было лёгким. На самом деле миссия, которую Дамблдор возложил на Гарри перед своей смертью, оказалась хорошим поводом объявить об их «разрыве» друзьям и родственникам, не вызывая лишних вопросов. Планировалось, что в отсутствии Гарри у Джинни будет достаточно времени, чтобы окончательно принять себя и обрести былую уверенность, а после — открыться своей семье.

Гарри закончил говорить и посмотрел на Гермиону в ожидании того, что она скажет.

— Ничего себе, — тихо сказала Гермиона. — Не могу даже представить, что должно было твориться у неё в голове в тот момент. Война, провал отношений, на которые она возлагала такие надежды, беспокойство о том, что скажут люди… О, Джинни.

Она покачала головой.

— Ей не стоит волноваться о том, что подумают люди, её друзья и семья поддержат её, но я понимаю, что сказать это легче, чем переживать самой. — Она подняла взгляд на Гарри и как-то по новому посмотрела на него. — Ты замечательный человек, Гарри, раз сделал то, что сделал. Ты сохранил её доверие и оставался рядом, когда был ей нужен. Я надеюсь, Джинни знает, что я никогда не буду чувствовать себя неловко рядом с ней и что это никак не повлияет на нашу дружбу.

Она вздохнула, проводя рукой по своим кудрям.

— Я рада за неё, правда, — прошептала она, и на её губах появилась искренняя улыбка. — Я рада, что она вовремя всё поняла и не застряла в отношениях с парнем только из чувства долга или потому, что никогда не знала другого и считала, что всё так и должно быть. Теперь она сможет найти того, с кем будет действительно счастлива. Точнее, ту, — исправилась Гермиона и усмехнулась. — Всё-таки к этой мысли надо привыкнуть.

Она откинулась на спинку стула и посмотрела на Гарри.

— Уже нашла, — с заговорщической улыбкой сообщил он. — Только этого я тебе не говорил.

— Правда? Ух ты! — просияла Гермиона. — Я ничего ей не скажу, Гарри, обещаю. Я подожду, пока она сама не захочет со мной поделиться.

— Спасибо, — сказал Гарри и встал, чтобы взять что-нибудь перекусить. — Хотя, уверен, она не обидится, что я всё тебе рассказал — она сама собиралась это сделать, просто не успела.

Перекусив парой яблок, они устроились в креслах с книгами в руках, и Гермиона заметила, что чувство вины, не отпускавшее её последнее время, начало утихать. Она перевернула страницу своей книги о связующей магии, но остановилась, чтобы посмотреть на Гарри. Он сидел в своём кресле, рассеянно запустив руку в растрёпанные волосы, и не отрывал взгляда от страницы своей книги. Она улыбнулась, счастливая оттого, что она здесь, с ним, и благодарная за то, что он есть в её жизни. Она вспомнила о той ночи, когда они с Гарри последний раз сидели на берегу и смотрели на море, и её щёки окрасил лёгкий румянец, а сердцебиение участилось. Она вернула взгляд на свою страницу и улыбнулась. Впервые за долгое время она была счастлива и настроена оптимистично.