М(учения) (Юнмины) (1/2)

Юнги сначала даже не понял, что это подкат.

— Ты такой умный, Юнги-хён.

В столовой университета как всегда шумно, но проникновенный голос Чимина звучит отчётливо и необычайно низко. Намджун, дёрнувший было головой в начале фразы? недоумённо хмурится, а потом приподнимает брови.

— Научи меня, хён?

И нет ведь ничего странного в том, что первокурсник просит помощи у кого-то постарше. Мин жуёт рис, скатав в комочек и пихнув за щёку, мычит неопределённо, пожимая плечами.

— Когда у тебя есть свободное время?

Сокджин, наблюдая за ними с другого конца стола, принимает решение и хлопает в ладоши.

— Так, Чимини, у меня подработка с шести до одиннадцати по средам, четвергам и субботам. Это чтобы вам не мешать заниматься, да, Юнги-я?

— Ну да… Только по средам я тоже занят.

— Значит, четверг и суббота, — мурлычет Пак, широко улыбаясь.

Хосок хохочет Тэхёну в плечо, что с затаённой гордостью шепчет: «Невинная ромашка вышла на охоту».

Юнги со всей ответственностью вываливает на стол старые конспекты, роется в них с сосредоточенным видом, листает…

— Не знаю, насколько для тебя разборчив мой почерк… Чимини, не обязательно так… Прижиматься.

— Ой, это кинестетическая фигня. Мы, кинестетики, когда по телефону разговариваем, нарезаем круги и пытаемся неосознанно добежать до собеседника, коснуться… Я это к тому, что на слух не очень воспринимаю информацию, мне надо близко видеть губы.

— То есть, для тебя невербальный язык тела понятнее? Так вот почему у тебя проблемы с учёбой.

Проблем у Чимина как таковых нет, кроме одной — тугодумность умного хёна. Тот медленно читает вслух, поясняя, жестикулируя, не тушуется от пристального взгляда, разве что чаще облизывает пересохшие губы.

Чимин исправно приходит в общажную комнату — в футболках с растянутым воротом, в коротких шортах, благоухающий гелями для душа. И почти ложится на плечо Юнги, прижимаясь со спины грудью.

— Хён, неудобно, весь день на стульях сидел, может, позанимаемся на кровати?

— Лентяй! Вот я в твои годы…

— Ой-ой-ой, началось. Давай ляжем?

— И ты заснёшь.

— Обещаю, что не засну.

Юнги взбивает подушки, устраивается полусидя на покрывале, Чимин — притирается весь, вплотную. Слушает переливы интонаций, водит кончиком пальца по голой коленке, и медленно-медленно, как змея, ползёт рукой, чтобы обнять поперёк живота.

— Ты хоть что-нибудь запомнил? — отложив тетрадь, Юнги моргает, замечая только сейчас почему так тепло, хорошо и уютно.

Странно, но Чимин и правда усваивает материал — почти, допуская глупые ошибки. У Юнги нет времени особо анализировать ситуацию, он заранее готовит чай на двоих, эго растёт от чувства что он кому-то нужен, и ему правда приятно, когда неосознанно (ха!) обнимают.

— А почему ты в очках?

— Линзы закончились, — вошедший Чимин смущённо опускает глаза в пол и даже слегка краснеет.

Дует на чай, вытягивая пухлые губы, почти интимно переплетает пальцы в замок, тянет к кровати…

«Это мне мерещится всякое» — думает Юнги, пока ему дышат в шею. «Не может же быть как-то иначе» — когда Чимин ладонью кружит по животу, и круги эти всё шире.

— Хён… — жаркий шёпот у самого уха.

— Не отвлекайся, — ворчит Юнги, шлёпает по крепкому бедру, и оставляет там руку.

Пак замирает и вскоре плывёт от поглаживаний большого пальца.

— Мне надо… В туалет, извини. Я, наверное, пойду, уже поздно.

— Сокджин, блять, Сокджинни! Что-то странное происходит, я в этом уверен.

— Мдааа, только Чимин мог назвать тебя умным…

— Это в смысле?

— А что странного, по твоему мнению, происходит?