Я боялся, что недостоин (Юнмины) (1/2)

Вообще-то Юнги не из тех, кто падок на внешность. Лукизм — это не про него.

Как-то в Тэгу он всю ночь проболтал в клубе с неказистым чуваком с забитыми рукавами и в брекетах, абсолютно восхищённый его манерой излагать мысли — искренние, не тривиальные.

Потом был Намджун, готовый выступать хоть с пакетом на голове, лишь бы передать свой месседж. И талантливый чёрт Хосок, впахивающий за десятерых и плачущий поcле стопки соджу: «Я же не выбирал, с каким мне лицом родиться!». Трио уродцев, так они себя называли.

И невозможно быть падким на внешнюю сладость, когда твоё место работы — это буквально конвейер айдолов. Симметричные мордашки, приведённые с улицы, возвращались обратно, если за фасадом не находилось способностей и упорства. Ослепительный, потрясающий Сокджин-хён, конечно, смутил неземной красотой и к огромному облегчению не оказался пустышкой. Как и нескладный Чонгук с огромными глазами и потенциалом. Тэхён с гипнотическим взглядом и голосом. Чимин, вписавшийся к трейни в последний год, лез из кожи вон, чтобы доказать, что его место с ними.

Юнги был непрошибаем для улыбок и флирта нун, застывал каменным изваянием во время нанесения макияжа, досыпал на стуле, пока ему делали причёску, вглядывался в фанатов с искренним интересом — не к фигурам, нарядам, кокетству, а пытаясь разглядеть личность за жалкие тридцать секунд.

— Человеку нужен человек, — соглашался Намджун, — Не фантик от конфеты.

Как много красивых людей ломалось за кулисами сцен. Как часто натренированные тела трясло от усталости. И как часто Юнги слушал, раскрыв рот, медовые и бархатные голоса, желая им звучать на стадионах.

— Хён, если ты сейчас же не пойдёшь спать, я надеру тебе зад!

— У тебя какая-то фиксация на мою жопу, Чимини?

— Да я…

Пак краснеет и теряется, по-детски топает ногой и упорно тащит из студии, вцепившись в компьютерное кресло.

Чимини красивый, бесспорно, но куда важнее в нём всё остальное. Забота, непосредственность, ребячливость, упрямство, перфекционизм, мягкость и нежность.

Чимин это громкий, звонкий смех, заполошное: «Хён-хён-хён», приставучесть, внимательность, поддержка. И бесконечный энтузиазм с морем энергии. Юнги вдавливает ступни в пол, чтобы остановиться, тормозит, кряхтя пытается сдать назад, отбивается лениво…

— Да он же в тебя влюбился! — Хосок нарезает в панике круги, и Намджун быстро, несколько раз кивает.

— Менеджеры пытались выяснить между собой, кто из них уговорил вас на фансервис. Между вами искрит.

—…Чего?

— Того!

— Очень, блять, красноречиво. Давайте ещё раз. Чимини и я?.. Быть такого не может.

— Почему? — Намджун становится пугающе серьёзен.

— Ну… Я не красивый.

Хосок с размаху шлёпает себя по лицу и шипит от боли.

— Придурок ты, хён, прости Господи.

На осознание уходит неделя, три сигареты тайком, и пол бутылки пива — вторую половину выпил алкогольный бро, Чимин.

— Я бы хотел… Внести ясность. Мне тут над ухом жужжат, что… Нет, не так.

Чимин грызёт костяшки пальцев, уставившись на влажные, бледно-розовые губы.

— Знаешь, Чимини, я правда люблю твой голос.

— И я тоже. Твой.

— Хорошо. Спасибо. Я, однако, не специалист, чтобы по достоинству оценить изгибы мышц, и всё такое.

— Изгибы мышц?

— Не хихикай.

— Ты так очаровательно, застенчиво бурчишь. Милашка-хён.

— Это ты милашка.

— Спасибо!

— Поговорили?