Воскрешение (Юнмины) (1/2)

Чимин смутно припоминает слова Юнги о том, что происходит с организмом, когда в него попадает алкоголь — это был унылый спич о слипающихся эритроцитах, о недостатке кислорода в мозге…

Серое, жирное желе с извилинами омывается пульсирующим кровяным потоком, какая гадость. Сбой в цепях элек…тричества? Нейронных жгутиках? Проблемы с вестибулярным аппаратом. Херовая координация. Расфокусированное зрение. Границы собственного тела, типа, зыбкие. Чимин хихикает, хватаясь за плечо впереди идущего Тэ.

Ирония в том, что он трезв, но истощён настолько, что ощущения практически идентичны. Сильнейшая усталость, головная боль, звуки достигают ушей как через плотный слой ваты, а пол под ногами вдруг стал пластилиновым. Чимин запинается о чью-то обувь, раскиданную в прихожей, войдя в общежитие, и рычит в темноту коридора:

— Убирайте свои чёртовы кеды!

— Тсс! Тс! — Тэхён суетливо прижимает палец к его губам, чмокает в потный лоб.

Обнявшись, они шатаясь тащатся в ближайшую ванную комнату, чтобы смыть макияж и прополоскать рот, выдавливая зубную пасту из тюбика на язык.

— Я хочу писать, — доверительно сообщает Тэхён, и Пак царственно взмахивает рукой.

— Вперёд.

Тэ садится на унитаз, не в силах стоять, и чуть наклоняется вперёд, опираясь локтями о колени.

Деликатный стук в дверь вызывает глухое раздражение.

— Что?

Намджун заглядывает к ним, лохматый и в одних лишь трусах. Видит, как Чимин возится с ремнём, пытаясь содрать узкие джинсы с круглой задницы. Тэхён, кажется, заснул.

— Э… Всё в порядке?

Повисает долгая пауза. Минут на пятнадцать. Или пять. Или секунд… Пак, стянув джинсы, что слезают как вторая кожа, снимает и носок, со злостью швыряя в угол.

Сейчас всё пиздецки бесит. Слабость. Беспомощность. То, как мир расплывается перед слезящимися глазами. Свет горит только в лампе над зеркалом, и вот нахер и её тоже.

— Выебу, — неожиданно вздыхает Тэхён. — Того, кто составил нам расписание. Найди эту тварь, пап.

Лицо Намджуна вытягивается.

— Давайте-ка в кроватку.

Углы в тумане. Стены твёёёрдые, скользят под ладонью. Чимин сопит, на автопилоте бредя в спальню. Туда, где тихо-тихо, и темно, и… Он падает на спружинивший под его весом матрац, притягивает к себе подушку, вцепляясь в неё и утыкаясь. Как же хуёво, Господи. Подташнивает, а он даже не помнит, что и когда в последний раз ел. Ноги мёрзнут, по коже ползут мерзкие мурашки. Пытаясь повернуться на бок, Пак мысленно молится, чтобы не свалиться на пол.

Сознание меркнет, это похоже на то, как если бы всасывало в чёрную дыру. Расщепляя на атомы, превращая в ничто посреди… Нигде. Да, так гораздо лучше. Не быть.

И в этом пустом, бесконечном, безмолвном космосе, появляется движение, а за ним и звук. Чимин осторожно приоткрывает глаза, сухие и воспалённые. Ему вроде бы уже легче, но он всё ещё дезориентирован и не понимает, что происходит. Он поводит плечами — ага, плотно укутан в одеяло, это хорошо. Затем кто-то прислоняется к голове, сзади, делая глубокий вдох, а кровать мелко трясётся. О. Чимин начинает догадываться о происходящем, и у него нет оценки для этого. Мерзко? Окей? Странно?

Он вновь засыпает. Кто-то самоудовлетворяется за его спиной, ну и пусть.