В чужих историях (Юнмины) (1/2)
Чимин раздражает.
Юнги знает, что если он будет сосредотачиваться на всём том, что его откровенно бесит в младшем, перечисляя недостатки — то закопается в этом дерьме по самые уши, окончательно возненавидев, и старается идти не от противного, а пытается наоборот, искать светлое и приятное, но…
Он видит как сонный, усталый Сокджин составляет поздним вечером, после ужина, список продуктов, намереваясь вписаться в бюджет и подобрать ингредиенты так, чтобы приготовить и любимые блюда Чимина. И Юнги просто взрывается.
У Пака конкретный загон на собственном весе и рельефе, он воротит носик от обычной еды, предпочитая питаться птичьими порциями специальным образом приготовленных завтраков, обедов, ужинов. Все эти его сверхполезные смузи и салатики, свежие фрукты и овощи что стоят слишком дорого чтобы всем питаться также, а значит, для мелкого создаётся отдельное меню. Юнги вырывает лист бумаги у Сокджина зачёркивая лишние траты, и приписывает коряво ”упаковка сельдерея”.
— Пусть грызёт стебли, блять.
Намджун считает, что Юнги не прав. Чимин ведь не может устроиться на подработку, чтобы иметь больше денег. У Чимина нет времени и умения, чтобы готовить самостоятельно, он впахивает до изнеможения в танц-зале и поёт до хрипоты, стараясь на благо группы…
— Себя. На благо самого себя в первую очередь, и пока он реализуется, остальные должны ходить за ним на цыпочках, подтирая сопельки.
Ах, бедный-несчастный Чимини, что не удовлетворён отражением в зеркале. Так нарциссичен, что ищет одобрения и похвалы бросаясь самоуничижительными репликами, шмыгает носом, шепча: ”Я не достоин любви”, и да, это тоже форма нарциссизма, столь же убогая, как позёрство и бахвальство. У Сокджина заявления о собственной красоте — защитной реакцией и шутками, а Чимин задолбает нытьём, пока не погладишь по головке.
И вся эта его жертвенность, Господи. То, как он хромает и героически преодолевает боль, почти не морщась — кто его просит истязать себя? Все только беспокоятся, когда он ночует в зеркальной комнате на пыльных матах. И потом все кудахчут над ним, отвлекаясь от дел. Это какой-то бесконечный круг: ”Я не хотел причинять неудобства, я стану лучше!”, и вот он лежит в глубоком обмороке, обтираемый влажными тряпочками.
Чимин плачет, чувствуя себя жалким, затем делает вид что он в полном порядке, напивается во время импровизированной вечеринки в общежитии, раздевается почти догола... Красуясь, забываясь, отпуская себя, прикусывая нижнюю губу; младший невнятно шепчет двусмысленные фразы.
Где-то в параллельной вселенной Пак действительно верит в себя. Он дерзкий, инициативный, чётко осознающий свои желания и их последствия. Зрелый, взрослый, заботливый и внимательный к окружающим, имеющий цель, и идущий к ней.
В этой реальности — пьяный в дрова Чимин делится сексуальными фантазиями, и это какой-то пиздец.
— Поправь меня, если я не так понял. Ты хочешь лежать лапками кверху, вякающий и пускающий слюни, пока за тебя — и для тебя, всё делают? А ты типа… Весь такой чувствительный, и сладко стонешь? И всё?
— Но у меня же нет опыта…
— И никакого желания отдавать, а не только принимать? Или ты думаешь, что предпримешь попытку и тебя похвалят за энтузиазм, фальшиво восторгаясь паршивому минету? Кончат от одного вида залитого слезами личика? Какой же ты наивный.
Чимин не понимает концепцию ”секс ради секса”, секс на первом свидании — табу. Всё должно быть исключительно по любви, с реверансами, единением душ.
— Ты собираешься трахаться, или под венец? В каком веке ты живёшь?
— Это мои принципы и мои установки.
— Быть принцесской, подарив девственность избранному? Познай своё тело для начала, раз уж не можешь довериться без сантиментов. Полюби себя. Никто не обязан тащить всё на себе, любя за двоих. Трахать тебя, с трудом затащив в постель, бесконечно нахваливать, убеждать, какая ты прелесть с пылающими щёчками, вот уж квест.
— Я девственник. Я не…