Вереск (Юнмины) (2/2)
— А какие у вас планы?
— Погулять.
— Кушать хотите? Могу вас сводить в хороший ресторан.
— Только никакого ва-са-би, — предупреждает Юнги.
Чимин урчит от рисовых клёцек в остром соусе, жуя и морепродукты, а вот овощи отодвигает подальше, к краю тарелки. Юнги жарит мясо на гриле, орудуя щипцами так ловко, что ни за что не догадаешься, что делает он подобное крайне редко. Чонгук рассказывает им обо всём, что происходит в мире, и кажется, что это обычная встреча с приятелями, что вернулись из странствий. Чем больше Чимин говорит, тем явственней пробивается его пусанский диалект, а в речи Юнги — устаревший, из Тэгу.
Они чокаются рюмками с соджу, алкоголь, впрочем, влияет на них медленно.
— А вы и тогда были влюблены? —ляпает, не подумав, Чонгук.
Тогда — это ещё до того, как Юнги утонул, а Чимина, сорвавшего голос, загрызли дикие звери. Сейчас они целые и невредимые, и взрослее Чона не на пару-тройку лет, а гораздо старше. Чимин нежно улыбается Мину.
— Да. Только этот дурачок об этом вряд ли догадывался.
— Догадывался. Не попёрся бы я с тобой иначе искать цветок папоротника.
— Нашли?
Пак хитро ухмыляется.
— А как же… Ваши семьи?
— Мы не помним.
— И не хотим.
— Если вас кто увидит случайно?
— Да некому уже нас узнавать, Куки.
В парке Чимин завороженно смотрит, как танцует группа ребят, снимая видео для какого-то челленджа, а Юнги завис у старичка, что развлекал детей большущими, мыльными пузырями, что переливались всеми цветами радуги на солнце.
— Хочу в ванну, — подходя сзади, Юнги обнимает за талию.
— Давай сначала в кино?
— Там громко, ты испугаешься.
— Но хён!
— Хён?
— Юнги-хён.
Как и предсказывал хён, в кинотеатре Чимин испуганно жался к костлявому боку, пряча нос в подмышку и постоянно вздрагивая. Извиняясь перед остальными зрителями, Юнги за шкирку вывел оттуда, вызывая такси, и отправляясь в забронированный номер с огромной ванной, где легко могли поместиться вдвоём. Держа в руках гостиничный бутылёк с шампунем, Чимин по слогам читает состав, а Юнги дует на пену, жалея, что такого чуда в болоте без вреда обитателям не создать. Они не одеваются после, голышом ложась на кровать, накрываясь общим одеялом.
В темноте, в тепле, Чимин сворачивается клубком, и ойкает от щипка за ягодицу.
— Я поспать и у себя, там, мог.
— Ооо!
— Ты же сам хотел, чтобы было сухо и мягко, Чимини.
— Теперь хочу твёрдого и влажного.
— Чего именно?
— Всего.
Чимин вылизывает, как животное, а Юнги и рад, что кожа покрывается слюной, подставляясь. Одеяло они сбросили на пол, чтобы не мешалось, и в неконтролируемых попытках уйти от слишком приятных прикосновений, Юнги уже по диагонали кровати лежит, задушено хрипя в подушку. До лёгкой боли Чимин раздвигает бледные ягодицы, чтобы ткнуться языком в самый центр, и сопит, обводя колечко сжатых мышц.
— Расслабься…
Медленно, постепенно, Юнги отогревается под его телом, придавленный, стиснутый крепкими руками, вскидывает бёдра навстречу, чтобы попасть в ритм и принять глубже.
— Не так всё раньше было, — позже, отдышавшись, старший поправляет прилипшую ко лбу чёлку.
В голове разрозненные картинки-воспоминания, поломанным калейдоскопом.
— А как? — Чимин кладёт ладонь на подрагивающий живот, обводит большим пальцем пупок.
— Мы… Ты мне отдавался, Чимини.
— Я и сейчас тебе отдаюсь. Минут через пятнадцать как раз собирался объездить ленивого хёна…
Чонгук забирает их спустя пять дней, стараясь не пялиться на россыпь засосов и опухшие губы. У Юнги они потрескались, и Чимин бережно мажет их заживляющей помадой, целует, и снова мажет,..
— Вы не думали о том, чтобы остаться в городе?
Возникшая пауза повисает между ними, тёмные глаза Юнги сверлят затылок Чонгука.
— Зачем?
— Нетфликс? Игровые приставки? Еда?
Чимин потягивается, с тихим урчащим стоном.
— Мне и в лесу играть нравится. И еда там есть.
— Но люди…
— Людей мы не жрём, а прогоняем прочь,— качает головой Юнги.
Тэхён встречает их у порога хижины, непривычно взволнованный и грустный, обнимающий себя за плечи.
Мин, торопливо снимающий с себя одежду, хмурится.
— У нас пополнение. Парень свалился с горы на этой неделе…